«В землянке» – именно так официально называется знаменитая песня, рожденная в самый суровый период Великой Отечественной войны – 27 ноября 1941 года. Слова написал Алексей Сурков, который в то время был фронтовым корреспондентом. Правда, композитору Константину Листову он передал стихи только в феврале следующего года. Листов, основную часть творческой жизни прослуживший дирижером Театра оперетты в Москве, написал более шести сотен песен. Достаточно сказать, что именно он написал незабываемую песню 30-х — «В парке Чаир распускаются розы».

Музыку Листов сочинил моментально, и песня пошла гулять по фронтам Великой Отечественной. Но и она наскочила на «непонимание» тылового политсостава: никак они не могли понять состояние людей на передовой. Не хватало казенного оптимизма и очень не нравились слова о том, что «до смерти четыре шага». Потому они настоятельно рекомендовали добавить новые куплеты, убрать некоторые строчки. Это вызвало гнев и возмущение бойцов на передовой. Они писали Суркову: «Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, — ведь мы-то знаем, сколько шагов до смерти». Мы приводим канонический, авторский текст знаменитой песни:

Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой,
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко-далеко,
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага.
Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От твоей негасимой любви.
Мне в холодной землянке тепло
От твоей негасимой любви.

«ВЕЧЕР НА РЕЙДЕ»

Печальная судьба вполне могла постичь еще одну изумительную песню, которую облеченные политической властью люди поначалу сочли «упадочнической и минорной». В тяжелом сорок первом, особенно в осажденном Ленинграде, они требовали бодреньких, маршевых песен, «зовущих на борьбу», и никак не желали понять, что бойцу не хватает лирики, ласковых слов.

Соловьев-Седой вспоминал, что он «выпустил в свет» эту песню только в 1942 году, после разгрома немцев под Москвой. Однако есть свидетельства о том, что в блокадном городе петь ее стали намного раньше:

Споемте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдем в предрассветный туман.
Споем веселей, пусть нам подпоет
Седой боевой капитан.

Прощай, любимый город!
Уходим завтра в море.
И ранней порой
Мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой.

А вечер опять хороший такой,
Что песен не петь нам нельзя,
О дружбе большой, о службе морской
Подтянем дружнее, друзья!

На рейде большом легла тишина,
А море окутал туман.
И берег родной целует волна,
И тихо доносит баян:

Прощай, любимый город!
Уходим завтра в море.
И ранней порой
Мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой.

Песня настолько прочно вошла во фронтовую жизнь, что ее, слегка «подправив» слова, пели и десантники:

Споемте, друзья, ведь завтра в полет
Летим мы во вражеский тыл.
Споем веселей, пусть нам подпоет,
Кто песен родных не забыл.

Пели и крымские партизаны:
Прощай, любимый город!
Уходим завтра в горы,
И ранней порой
Мелькнет за спиной
Зеленый мешок вещевой.

А в 1942 году в осажденном Севастополе «упадочническая и минорная» песня была издана отдельной листовкой. Остается только добавить, что текст написал поэт Александр Чуркин. Именно ему принадлежат тексты песен «Город над вольной Невой» («Слушай, Ленинград, я тебе спою задушевную песню свою») и «Далеко-далеко, где кочуют туманы, и колышется рожь» (кстати, необыкновенно популярная в сегодняшнем Китае).

«НЕБЕСНЫЙ ТИХОХОД»

Василий Соловьев-Седой стал автором музыки к этому фильму, снятому в последний год войны. Незабываемые актеры — Николай Крючков и Василий Меркурьев (внешне и по характеру так напоминавший тезку-композитора), с участием Василия Нещиплина спели трио незабвенную песню, которая — во всяком случае, до недавнего времени — была настоящим гимном отечественных военных летчиков. В их исполнении за праздничными столами гордо звучали фатьяновские слова: «Потому, потому что мы пилоты...»:

Мы друзья, перелетные птицы,
Только быт наш одним нехорош:
На земле не успели жениться,
А на небе жены не найдешь…
Потому, потому что мы пилоты,
Небо наш, небо наш родимый дом —
Первым делом, первым делом — самолеты,
Ну а девушки? А девушки — потом!

Нежный образ в душе ты голубишь,
Хочешь сердце навеки отдать:
Нынче встретишь, увидишь, полюбишь,
А назавтра приказ — улетать…

Чтоб с тоскою в пути не встречаться,
Вспоминая про ласковый взгляд,
Мы решили, друзья, не влюбляться
Даже в самых красивых девчат…
Потому, потому что мы пилоты,
Небо наш, небо наш родимый дом —
Первым делом, первым делом — самолеты,
Ну а девушки? А девушки — потом!

Не менее популярной стала и вторая «пилотская» песня, впервые прозвучавшая с киноэкрана в далеком победном году:

Дождливым вечером, вечером, вечером,
Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего,
Мы приземлимся за столом,
Поговорим о том, о сем,
И нашу песенку любимую споем…
Пора в путь-дорогу,
Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем.
Над милым порогом
Качну серебряным тебе крылом…

Особенно задорно, с небывалым энтузиазмом звучал в исполнении боевых летчиков — не артистов, настоящих «летунов»! — припев:

Пускай судьба забросит нас далеко,
Пускай!
Ты к сердцу только никого не допускай —
Следить буду строго:
Мне сверху видно все — ты так и знай!

Наверное, песня прижилась так хорошо и надолго, потому что очень верно угадала характер наших рыцарей неба — их отвага и оптимизм причудливо соединялись с бесшабашностью и верой в приметы:

Пусть будет весело, весело, весело —
Чего ж ты, милая, курносый нос повесила?
Мы выпьем раз и выпьем два —
За наши славные дела,
Да так, чтоб завтра не болела голова…

Мы парни бравые-бравые-бравые,
Но, чтоб не сглазили подруги нас кудрявые,
Мы перед вылетом еще
Их поцелуем горячо
И трижды плюнем через левое плечо…

Не раз автор этих строк сам пел эту песню в компании родного брата и его сослуживцев по дальней авиации, умевших уважать традиции и веселиться так, что чертям становилось тошно. Такое не забывается!

«ДО СВИДАНЬЯ, ГОРОДА И ХАТЫ!»

Однако далеко не все песни, написанные в начальный, самый тяжелый период войны, носили «упадочнический» характер. Песенный дуэт в лицах композитора Матвея Блантера и поэта Михаила Исаковского откликнулась задорной, по-настоящему боевой походной песней:

До свиданья, города и хаты,
Нас дорога дальняя зовет,
Молодые, смелые ребята,
На заре уходим мы в поход.

На заре, девчата, выходите
Комсомольский провожать отряд
Вы без нас, девчата, не грустите —
Мы с победою придем назад!

Грозной силой на земле и в море
Встретим мы непрошенных гостей.
И фашистской кровожадной своре
Не собрать вовек своих костей.

Мы развеем вражеские тучи,
Разметем преграды на пути
И врагу от смерти неминучей,
От своей могилы — не уйти!

Наступил великий час расплаты
Нам вручил оружие народ —
До свиданья, города и хаты,
На заре уходим мы в поход!

Боевое содружество принесло нам множество замечательных песен — до войны, во время и после нее. Достаточно вспомнить «Катюшу», которая с 1938 года звучит по всему миру, или изумительный вальс «В лесу прифронтовом»: «С берез неслышен, невесом, слетает желтый лист...» Но мало кто знает, что у сверхпопулярного советского поэта-песенника, многократного лауреата и орденоносца, жизнь была очень нелегкой. Кроме проблем физических — сильнейшая близорукость и проблемы с сетчаткой глаз — ему доставалось со всех сторон. Вот что вскоре после войны он писал своей дочери: «Я дошел до такого состояния, что работать уже не могу, работаю очень мало. Всю зиму тяжело больна Лидия Ивановна (жена поэта. — В.С.). Пришел из армии мой старший брат Нил, которому некуда деваться (дом его разрушен немцами, жена убита). А мне его тоже девать некуда. В то же время и махнуть на него рукой нельзя. Надо что-то предпринимать. Таких и им подобных вещей очень много, чересчур уж много. Я пишу тебе об этом потому, что, как говорится, очень уж наболело и хочется высказаться. Но ты ни в коем случае не принимай это на свой счет. Ты — это совсем особое дело, ты моя дочка...»

«ВРАГИ СОЖГЛИ РОДНУЮ ХАТУ»

Нетрудно догадаться, что страдания поэта породили гениальное стихотворение, положенное на музыку все тем же Блантером:

Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?
Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог,
Нашел солдат в широком поле
Травой заросший бугорок.
Стоит солдат — и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,
Героя — мужа своего.
Готовь для гостя угощенье,
Накрой в избе широкий стол, —
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришел...»
Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только теплый летний ветер
Траву могильную качал.
Вздохнул солдат, ремень поправил.
Раскрыл мешок походный свой,
Бутылку горькую поставил
На серый камень гробовой:
«Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришел к тебе такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья, подружки,
Но не сойтись вовеки нам...»
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам.
Он пил, — солдат, слуга народа, —
И с болью в сердце говорил:
«Я шел к тебе четыре года,
Я три державы покорил...»
Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт.

После победы в великой войне все должны радоваться! И эта установка принесла много горя победителям: припомним зачистку улиц больших городов от безногих и безруких инвалидов, свезенных — в лучшем случае! — на Валаам, а в худшем — в убогие дома престарелых. Впрочем, победная эйфория прошла довольно быстро. Конец сороковых прошлого века ознаменовался новыми репрессиями: ленинградское дело, дело врачей, борьба с космополитизмом — опять в лагеря потянулись составы с арестантами. В 1948 году Исаковский и Блантер написали знаменитую патриотическую песню «Летят перелетные птицы», но и она попала под каток бессмысленной политической цензуры.

Рассказывая о песнях войны, нельзя не вспомнить Леонида Осиповича Утесова. Его веселая «Песенка фронтового шофера»: «Через горы, реки и долины, Сквозь пургу, огонь и черный дым, Мы вели машины, объезжая мины...»; грустная «Днем и ночью»: «Занесло судьбою в третий батальон Старенький коломенский разбитый патефон...» и многие другие песни в его исполнении навсегда останутся в памяти народа. А неподражаемая Клавдия Ивановна Шульженко? А Лидия Андреевна Русланова? А еще — десятки имен исполнителей военных, по настоящему фронтовых песен? Увы, газетные полосы тесноваты для рассказа о них.