Самым внушительным памятником «русской Варшавы» стала церковь Александра Невского, сменившая Троицкий собор в качестве кафедрального храма. С идеей ее строительства выступил в 1893 году варшавский генерал-губернатор Иосиф Гурко.

Обосновывая проект, он указывал, что существующие в Варшаве православные храмы могут вместить только одну десятую часть из 42 тысяч верующих. В реальности над соображениями практического характера превалировала идеология. Присвоение собору имени Александра Невского должно было подчеркнуть триумф православия на территориях, ранее безраздельно принадлежавших представителям другой конфессии.

«НАСИЛИЕ НЕ В ПРИРОДЕ ПРАВОСЛАВИЯ»

Масштаб задуманного проекта был таков, что новый кафедральный храм неизбежно изменил бы облик Саксонской площади и прилегающего к ней центра города.

Свои проекты предлагали такие мастера неорусского стиля, как Александр Померанцев и Михаил Преображенский, в ближайшем будущем построившие собственные соборы Александра Невского в Софии и Ревеле. Однако император Александр III незадолго до смерти отдал предпочтение проекту Леонтия Бенуа, высказав убеждение, что «православный собор в стиле русских церквей XII века, весьма близком к греко-романскому, более гармонировать будет с общим стилем выдающихся зданий Варшавы».

Проект Бенуа действительно был более сдержан. Он основывался на традициях храмового зодчества Владимиро-Суздальской Руси с ее прямыми линиями и устремленностью вверх, близкими к архитектуре Европы. Померанцев же и в меньшей степени Преображенский тяготели к московскому цветистому «узорочью», апофеозом которого считался построенный во времена Ивана Грозного московский собор Покрова на Рву (храм Василия Блаженного).

Правда, и в таком «смягченном варианте» неорусская церковь слишком очевидно норовила подмять под себя окружающие здания. Это подчеркивалось столпообразной 73-метровой колокольней, слишком очевидно напоминавшей своим видом колокольню Ивана Великого в Московском Кремле. С другой стороны, недаром Гурко говорил, что новый собор должен свидетельствовать «своим наружным видом и внутренним содержанием о величии господствующей церкви в Русском государстве».

Именно Гурко и стал председателем созданного 28 августа 1893 года Комитета по сбору средств на возведение собора, а один из первых крупных взносов (13,5 тысячи рублей) сделал канонизированный ныне священник Иоанн Кронштадтский (Иван Ильич Сергеев), который был, пожалуй, самым известным православным религиозным деятелем того времени. Как настоятель собора Святого Андрея Первозванного на главной базе российского флота – Кронштадте, он прослужил там до самой кончины и при этом еще при жизни снискал репутацию святого. К его советам прислушивались ведущие государственные деятели, вплоть до Николая II, а политическую идеологию, которой он придерживался, можно охарактеризовать как консервативно-охранительную.

Праведный Иоанн присутствовал и на церемонии закладки варшавского храма 30 августа 1894 года, проводившейся архиепископом Варшавским и Холмским Флавианом (Городецким) в праздник Александра Невского, являющегося одновременно и днем именин царствующего императора Александра III.

В общей сложности на возведение собора израсходовали около трех миллионов рублей, которые были получены не только из добровольных пожертвований, но и за счет специального налога, введенного в Варшаве.

Основные строительные работы завершились 9 ноября 1900 года, после установки над главным из пяти куполов четырехконечного креста, более характерного для католической традиции. Однако ничего похожего на попытки совместить католическую и православную архитектуру (как в петербургских Казанском и Исаакиевском соборах) здесь не наблюдалось. Здание вполне органично вписывалось в череду возводившихся с середины XIX века храмов неорусского стиля – Спаса на Крови в Петербурге, Федоровского городка в Царском Селе и так далее. Собор имел три престола: главный – во имя Александра Невского, южный – во имя Николая Чудотворца и северный – во имя святых Кирилла и Мефодия, символов славянского единства.

Работы по внутреннему убранству храма продолжались до 1912 года в соответствии с проектом, предложенным художественной комиссией под руководством директора Археологического института и профессора Санкт-Петербургской духовной академии Николая Покровского. Общее руководство живописными работами оказалось поручено самому, пожалуй, авторитетному на тот момент мастеру исторической тематики Виктору Васнецову. По его эскизам изготавливались 16 мозаичных композиций, самая крупная из которых «О тебе радуется!» имела площадь более тысячи квадратных метров.

Самый большой из отлитых для собора в Москве на колокольно-литейном заводе Петра Финляндского 14 колоколов был по размерам пятым в империи. Алтарь украшали колонны из яшмы, подаренные императором Николаем II. Главную икону князя Александра Невского храму пожертвовал самый оппозиционный по отношению к самодержавию капиталист Савва Морозов, расходовавший значительные суммы и на помощь радикальным революционным партиям.

20 мая 1912 года был освящен главный придел храма, 27 мая – южный придел и 3 июня – северный придел. На последней из этих церемоний архиепископ Варшавский и Привислинский Николай (Зиоров) сказал: «Созидая сей храм, его создатели не имели в своих мыслях ничего враждебного к окружающему нас инославию: насилие не в природе православия».

АРХИТЕКТУРА И ПОЛИТИКА

Конечно, в плане эстетики храм Александра Невского не вписывался в свое архитектурное окружение, а скорее подавлял его размерами. Площадка на колокольне стала самой высокой точкой Варшавы, с которой открывался вид на весь город и его окрестности.

Во время Первой мировой войны в связи с угрозой захвата Варшавы немцами, из храма были вывезены иконостас и наиболее ценные детали внутреннего убранства.

Германские оккупационные власти переименовали собор в память императора Священной Римской империи Генриха II, решив использовать его одновременно и в качестве костела, и в качестве кирхи. Службы по католическому и протестантскому обряду проводились попеременно.

С восстановлением польской независимости собор передали православной епархии, его настоятелем стал архиепископ Антоний (Марценко). Однако укоренившееся среди поляков восприятие храма как символа русского господства привело к тому, что в 1924–1926 годах собор был снесен на средства, полученные от специального займа, обеспечивавшегося полученными в результате сноса строительными материалами. Часть мозаик перевезли в Покровский собор в Барановичах, еще несколько мозаичных композиций и две алтарные колонны были установлены в православной церкви Марии Магдалины в варшавском районе Прага.

В Советском Союзе с конца 1920-х годов тоже разворачивалась кампания по закрытию и уничтожению православных храмов, и, разумеется, никаких протестов из Москвы не последовало.

Среди немногих польских политиков, возражавших против сноса, был член польского сената Вячеслав Богданович. В одной из своих речей он призывал: «Не говорите, господа, что он должен быть разрушен как памятник неволи. Я бы сказал, что, пока стоит, он является наилучшим памятником для будущих поколений, поучающий их, как нужно уважать и беречь свою Родину; разобранный же, он будет памятником – позорным памятником нетерпимости и шовинизма! Нельзя не обратить внимания на то, что в этом соборе есть выдающиеся художественные произведения, в которые вложено много духовных сил лучших сынов соседнего народа, и те, кто создавал эти произведения искусства, не думали ни о какой политике».

Слова его остались неуслышанными.

По материалам варшавского журнала Stolica