26 декабря 1825 года Бестужев показал в Следственном комитете, что тайное общество, в котором он находился, «есть остаток какого-то общества еще с 1815 года». В нем «якобы участвовали генералы Михаил Орлов, Лопухин и Фон Визин». Каховский 18 декабря утверждал, что «Общество наше началось с 1815 года».

В записке на имя царя 29 декабря 1825 года Орлов писал, что «кажется, первым задумал создать в России тайное общество» еще в 1814 году. Вместе с Дмитриевым-Мамоновым он собирался бороться с внутренними врагами, с «наполеонами в администрации», «которые творят внутренний разбой». Но наступили события 1815 года. «Создание Польского царства, тщетность моих возражений против этого плана, высказанных царствующему тогда государю, убеждение, что в Польше существовало …тайное общество, подготавливающее ее воссоединение, место, которое польский вопрос все больше приобретал, или, по крайне мере, казалось, что приобретал в планах государя, ибо как раз в этот момент был создан Литовский корпус, – все это, вместе взятое, внушило мне мысль включить противодействие польской системе в мои первоначальные планы. В связи с этим ...в 1816 и частично в 1817 г. я был занят вместе с Мамоновым этим делом, но оно не было завершено, а вскоре было совершенно оставлено нами». Однако Орлов узнал, что уже «образовалось общество молодых людей, большей частью гвардейских офицеров, которые тоже …работали в том же направлении». То есть противодействовали польской политике Александра.

Имелось в виду общество, созданное Муравьевым. Орлов пытался убедить царя в том, что, несмотря на свои планы, никакого тайного общества он не создал, а в общество Муравьева вступать не стал. Объяснения Орлова были сочтены неудовлетворительными. 4 января 1826 года в развернутом виде Орлов повторил то, что ранее уже сообщил. Он подчеркнул только, что план общества по борьбе с лихоимством хотел представить на утверждение Александра. Но польские замыслы царя заставили отказаться его от этой мысли. «Государь изволил отправиться в Вену, и вскоре разнеслись слухи о восстановлении Польши. Сия весть горестно меня поразила, ибо я всегда почитал, что сие восстановление будет истинным несчастьем для России. Я тогда же написал почтительное, но, по моему мнению, довольно сильное письмо к его императорскому величеству. Но сие письмо, известное генерал-адъютанту Васильчикову, у меня пропало еще не совсем доконченным, и сведение об оном, дошедши до государя, он долго изволил на меня гневаться». Большую часть 1816 года Орлов провел в Париже. «Тогда предубежденным будучи, что восстановление Польши не могло столь сильно быть поддерживаемо русским правлением без влияния польского тайного общества над намерением и волею государя, я вознамерился к первому моему предмету присоединить и другой, то есть противопоставить польскому русское тайное общество». Но это сделало невозможным представить его план на утверждение Александра. Орлов занимался этим делом в конце 1816 и начале 1817 года, но не довел его до конца. Узнав от Новикова или Муравьева, что такое общество уже существует, бросил все прежние свои сочинения. На предложение войти в их общество Орлов ответил отказом, но «был внесен в табель другом». «Другом» члены общества Муравьева называли тех, кто имел свободный образ мысли.

В дополнении к первому допросу 4 января 1826 года Пестель стремился убедить царя в том, что в России существует много тайных обществ. Среди них он назвал «Орден русских рыцарей», о котором слышал от Орлова. Но Пестель не знал ни о его составе, ни об организации. 8 января Муравьев показал, что в феврале 1817 года общество «Союз спасения» приняло написанный Пестелем устав. Его организаторами стали Пестель, Трубецкой и Александр Муравьев. Пестель уехал в Митаву, а Александр Муравьев стал руководить обществом. В это время в Петербурге находился Орлов. «Они открылись друг другу потому, что каждый из них стал уговаривать другого вступить в свое общество. Переговоры сии кончились тем, что они обещались не препятствовать один другому, идя к одной цели оказывать взаимные пособия. Нашему обществу стал известен один г. Орлов – его обществу один Александр Муравьев». Орлову общество создать не удалось. Его представитель в Петербурге Тургенев вступил в «Союз благоденствия», преобразованный из «Союза спасения». Тогда его примеру последовал и Орлов. Он был принят в Москве Александром Муравьевым.

9 января в Комитете заслушали показание Орлова. А три дня спустя он представил дополнительное показание об «Обществе русских рыцарей». Орлов утверждал, что такого общества не существует. Он хотел его составить с целью противодействия польской политике, но так и не сделал этого. Предание о нем возникло оттого, что, когда Орлова приглашали в «Союз благоденствия», он отговаривался тем, что принадлежит к другому обществу – русских рыцарей.

29 января Матвей Муравьев показал в Комитете, что основателями тайного общества были Орлов, Пестель, Александр Муравьев. В 1817 году он слышал, что Орлов начальствовал над тайным обществом, но члены, его составляющие, Матвею не были известны. Общество, к которому Матвей принадлежал, было основано в Петербурге в 1817 году и не имело никаких сношений с Орловым.

31 января Сергей Муравьев дал показания в Комитете об образовании тайного общества, подчеркнув, что сведения могут быть и неверными, потому что сам не был деятельным членом. Основателями того общества, в которое он был принят, являлись Пестель, Муравьевы, Якушкин, Трубецкой. Тогда же или еще раньше возникло другое, основателем которого был Орлов. Общество, в которое был принят Сергей, основано в Петербурге в 1816 году. Оно не имело никакого наименования и цели. Сергей не знал никаких других обществ, кроме общества Орлова, «называющегося, если не ошибаюсь, Рыцарями правды, и слившегося впоследствии с нашим».

Итак, один брат, Матвей, утверждал, что основанное Александром Муравьевым общество не имело никаких сношений с антипольским обществом Орлова, другой брат, Сергей, заявлял, что оба общества впоследствии соединились.

Александр Муравьев пытался отрицать, что был единственным основателем тайного общества в России. Он подчеркнул, что общество Орлова составилось «независимо от нашего». Хотя руководители каждого общества открылись друг другу и обязались оказывать взаимные пособия, Муравьев был известен только самому Орлову, а не его обществу, ибо никогда не знал, кто были его члены. Не знал он и о целях общества Орлова.

Странное заявление. Как можно обязываться помогать обществу, цель которого тебе неизвестна?

Все эти показания свидетельствуют о том, что «Орден русских рыцарей», созданный для противодействия польской политике Александра, в действительности существовал. Это находит подтверждение и в «Записках» Трубецкого, который называет среди его членов ведущих деятелей декабристского движения – Орлова, Фонвизина, Тургенева.

15 декабря 1825 года в 4 часа утра в столе Трубецкого была обнаружена написанная им рукопись так называемого «Манифеста Русскому народу». Конспект был написан на листе, вырванном из тетради, содержащей раннюю редакцию проекта конституции Никиты Муравьева. По-видимому, оба документа сохранились совершенно случайно. Во всяком случае, никаких других бумаг, относящихся к деятельности тайного общества, кроме этих двух, при обыске найдено не было. Очевидно, все успели уничтожить, а об этих «старых» бумагах забыли. Конспект вместе с проектом конституции был вложен в обложку, на втором листе имелась надпись: «Спаси, господи, люди твоя и благослови достояние твое!». Фраза эта заимствована из «Тропаря Кресту и молитвы за Отечество». В Тропаре эта молитва звучит так: «Спаси, господи, люди твоя, и благослови достояние твое, победы православным христианам на сопротивные даруя, и твое сохраняя крестом твоим жительство». Если прочитать ее в контексте российско-польских отношений того времени, становится очевидным: эта формула словно изобретена, чтобы быть противопоставленной польским планам Александра I.

Надпись эта не вызвала интереса у следователей. Не привлекла она и внимание ученых. А между тем давала некоторые основания поставить вопрос о причастности документов, найденных у Трубецкого, к идеологии «Ордена русских рыцарей». Впрочем, только 18 января 1826 года в руках следствия оказались документы, из которых явствовало, что члены «Ордена» должны были носить кресты, на внутренней стороне которых находилась та же надпись: «Спаси, господи, люди твоя». Впрочем, и содержание конституционного проекта Муравьева, который следователи анализировать не стали, перекликалось с идеологией «Ордена», призванного сплотить оппозиционно настроенных представителей высшей аристократии, выступавшей противником польской политики Александра. Но вопрос об Ордене, едва возникнув, сразу же был закрыт следователями.

Декабристоведы всегда стремились развести как можно дальше ранние организации декабристов и «Орден русских рыцарей». Некоторые ученые даже считали его несуществующей, «мнимой» организацией. Исследователи в этом вопросе шли за «Донесением следственной комиссии», объявившим, что «Орден русских рыцарей» не существовал.

Не получил адекватной оценки и тот факт, что накануне 14 декабря Трубецкой срочно вызвал Орлова в Петербург. Стоило только произвести сопоставление бумаг Дмитриева-Мамонова с показаниями на Пестеля и допросами самого Пестеля, как сразу же обнаружилась связь и тактических приемов, и программных установок лидера южан с тем, что первоначально разрабатывалось в окружении опального генерал-майора, задумавшего создать «Орден русских рыцарей». Если бы следствие всерьез занялось «Русской правдой» Пестеля, то оно без труда установило бы, что она является не чем иным, как развитием проектов, обсуждавшихся в окружении сына екатерининского фаворита, объявленного душевнобольным. От следователей не укрылось бы, что и название первого тайного общества идет от замыслов, возникших в той же среде.

Тайное общество, созданное Муравьевым как раз в то время, когда Орлов создавал свое, носит черты сходства с «Орденом русских рыцарей». Надо иметь в виду, что и подследственные, и сами следователи всегда избегали употреблять термин «орден», заменяя его более нейтральным – «общество». Следует особо подчеркнуть, что следствие так и не установило точное название того тайного общества, деятельность которого расследовало. Выяснили, что тайное общество, созданное в феврале 1817 года, носило название «Союз спасения». Эти данные извлекли из «Исторического обозрения хода Общества» Муравьева, прочитанного 8 января 1826 года в Комитете. Но Пестель в ответах на вопросник после допроса 12 января назвал это общество, устав которого вышел из-под его пера, по-другому: «общество Истинных и Верных сынов Отечества». 1 апреля ему указали на это несоответствие и потребовали внести ясность. Пестель ответил: «Устав общества, образованного в 1816 г., принятый в начале 1817 г., имел заглавие «Общество истинных и верных сынов отечества». О наименовании же общества «Союзом спасения» никогда я не слыхал». Следствие соединило эти два названия: «Союз спасения или истинных и верных сынов отечества» – так оно было названо в «Донесении следственной комиссии» и из него перекочевало в научную литературу. Никто из ученых не обратил внимания на одно существенное обстоятельство: и то, и другое наименования восходят к «Ордену русских рыцарей», апеллирующих к тени Минина и Пожарского. Дмитриев-Мамонов, обсуждавший в переписке с Орловым вопрос о создании этого тайного общества, писал о необходимости того, чтобы рыцари «гремели» об установлении закона «спасения нации». Он считал необходимым поставить его под охрану всех храбрых людей России, всех истинных сынов Отечества.

Примечательно употребление глагола «греметь». Ни один исследователь не обратил внимания на то, что он встречается не раз в более поздних декабристских документах. Так, Якушкин в «Записках» писал о том, что члены тайного общества «гремели против диких учреждений». Использование именно этого термина отнюдь не случайно. Орлов в записке к Николаю I 29 декабря 1825 года утверждал, что члены «Союза благоденствия», не имея связи между собой и без определенной цели, «шумели по поводу и без повода». Орлов написал свою записку по-французски. Он употребил глагол «vociferer», что означает «вопить, орать, реветь, выкрикивать». Терминологическое сходство и генетическая зависимость налицо. Как на практике декабристы реализовывали призыв «vociferer», хорошо видно из истории так называемого «Московского заговора» 1817 года, выдвинувшего проект убийства царя за то, что он хотел передать Польше русско-польские губернии и освободить крестьян. 1815–1825 годы можно считать временем, когда польская политика Александра I стала средоточием разногласий между властью и обществом. Именно в ней как в фокусе отразилось расхождение официального курса с оппозиционными настроениями, захватившими различные круги. Но в историографии никогда не предпринималось попыток рассмотреть феномен тайного общества в России через призму этого расхождения, в основе которого лежало отсутствие выработанного механизма разрешения противоречий между интересами дворянского сословия и верховной власти.

Для работ, посвященных движению декабристов, характерна абсолютизация протеста против деспотической сути самодержавия. Конкретные же причины, заставившие дворян вступить на путь конспирации, оставались в тени. Между тем среди этих причин важнейшую роль играло стремление царя восстановить Речь Посполитую как самостоятельное государство. Декабристская конспирация традиционно трактуется как организация, ставившая целью отмену крепостного права и ликвидацию самодержавия. Это верно лишь отчасти.

Отсутствие легального инструмента противодействия политике самодержавия, которая шла вразрез с интересами дворянства, не могло не привести к образованию конспирации. При этом прослеживается четкая схема: вначале противодействие намерениям царя присоединить к Польше российско-польские губернии. Потом попытки противостоять проведению освобождения крестьян именно на этих территориях как первый шаг к воссоединению с Королевством Польским, где освобождение крестьян уже было произведено при Наполеоне. Затем только создание собственных проектов решения крестьянского вопроса по собственному сценарию, максимально обеспечивающему интересы дворянства. Потом разработка идеи представительного правления, при котором ни отторжение территории с 12-миллионным населением, ни освобождение крестьян по сценарию монарха, становится невозможным без согласия народных представителей. При этом инициатором перемен, мотором преобразований выступала самодержавная власть, персонифицировавшаяся в Александре I, а все, что делала декабристская конспирация, являлось лишь реакцией на предпринятые монархом шаги.

Декабристская конспирация никогда не рассматривалась как орган, являвшийся в руках дворянства орудием воздействия на внешнюю и внутреннюю политику не столько даже самого правительства, сколько конкретного монарха. «Московский заговор» был первым в длинной череде цареубийств, проекты которых тайное общество на протяжении своего десятилетнего существования выдвигало одно за другим. Но ни одно из них не было совершено. Следственный комитет, тщательно искавший прежде всего цареубийц, так и не смог обнаружить каких-либо следов практической подготовки убийства царя. Между тем потенциальная угроза, даже в большей степени личной расправы над царем и его семьей, нежели социального переворота в целом, являлась сильнодействующим средством, удерживающим монарха от шагов, которые он сам считал в принципе целесообразными. При этом просматривается некая связь между попытками Александра I восстановить Речь Посполитую и появлением проектов цареубийства, от совершения которого в действительности удерживали руководители конспирации. Эта схема прослеживается на протяжении всего существования декабристской конспирации. Эти весьма эмоциональные проекты возникали с удивительной регулярностью накануне поездок царя на сеймы Царства Польского или европейские конгрессы Священного союза.

В XVIII столетии конфликт между интересами всего дворянства и личными взглядами царя разрешался дворянской расправой над помазанником. Но более просвещенный XIX век породил и более гуманную форму решения этого вопроса: муссирование слухов о цареубийственных планах, которые рано или поздно по не совсем понятным каналам становились известными царю и удерживали его у роковой черты.