Григорий Сук стал самым молодым русским асом Первой мировой войны. К моменту гибели он имел на своем счету девять сбитых вражеских самолетов. Письма, написанные им матери, показывают, чем жил и о чем думал этот юноша.

В «ЗЕМНОМ АДУ» ЛЕТНОЙ АВИАШКОЛЫ

Родился Григорий Эдуардович в 1896 году в имении Рассадово под Москвой, в принадлежавшем родителям доме. Своей необычной фамилией Гриша был обязан отцу — наполовину русскому и наполовину чеху. Что же касается матери, то она была чистокровной русской — дочерью врача-самородка Сорокина.

Еще в детстве из-за «кошачьего» разреза глаз мальчика и сверстники, и родители называли его «рысью». Впрочем, других черт, напоминающих хищника, ни в его внешности, ни в поведении не было: Гриша рос на лоне природы, в атмосфере, которая напоминала настоящую семейную идиллию. От своего дяди он заразился любовью к искусству и по окончании гимназии поступил на курсы живописи. Однако война спутала все планы. Сук ушел в армию добровольцем и, став вольноопределяющимся, получил возможность самостоятельно выбрать «профиль» будущей службы. Натура тонкая, романтическая, он из всех видов войск выбрал авиацию.

Для начала Григория отправили в Гатчинскую авиашколу. Первое же столкновение с армейскими реалиями привело его в состояние, близкое к панике. В письме от 12 июня 1915 года Сук писал: «Милая мамуся! Попал я в Гатчину, в казармы, в самый сущий земной ад. Помещение ужасное. Общие нары, короткие, так что не хватает даже лечь, и, кроме того, страшная теснота и грязь, клопы. Терплю исключительно из-за попадания в Коломяги на аэродром… Вчера здесь угробился летчик на «моране» (вдребезги)… Милая мамочка, прошу тебя слезно об одном: похлопочи за меня как-нибудь. Хотя бы через директора академии Реформатского. Он может замолвить хоть что-нибудь за меня Джунковскому, а тот может написать Ульянину, попросить вспомнить обо мне и назначить поскорее в отряд летчиков».

Увы! Добрые знакомые — шеф жандармов Джунковский и начальник авиашколы Ульянин никакой протекции оказывать не стали, видимо решив, что юноше не мешает на практике познать все тяготы и лишения воинской службы.

Жить Суку приходилось в Кирасирских казармах, где свирепствовали вши и куда вместо положенных 50 человек командование поселило 170. Настроение у курсантов стало подниматься только в июле, когда приступили к практическим занятиям. Однако оптимизм был недолгим: в течение одной недели разбились «Моран-G» и «Фарман-4» — погибли три пилота.

Под впечатлением от увиденного Сук мечтал попасть на «дюпердюссен», но летать все-таки пришлось на «фармане», который вызывал у него настоящую аллергию. Правда, когда на смену «Фарману-4» поступили более совершенные «Фарман-16» и «Фарман-22», настроение у Григория несколько улучшилось. Его письма августа 1915 года наполнены большей жизнерадостностью: «Летаем мы утром, с 2 и до 6–8 часов и вечером, с 7 и до темноты. Инструктор меня очень хвалит, равно как и его помощник, но все же летишь всегда с большой осторожностью, и приходится много работать с рулями… Мамуся! Вот хорошо бы было, если бы ты прислала или сама привезла мне мой лыжный костюм, а то наверху утром страшно холодно, и весь издрогнешь, пока спустишься».

Освоив «фарманы», Сук пересел на «Моран-G» и начал заниматься под руководством французского инструктора Жануара. Тот был отличным специалистом и, хотя перессорился со всеми преподавателями, курсанты души в нем не чаяли.

Учеба у Григория шла хорошо, к тому же у него появилось свободное время, и окружающий мир снова запестрел яркими красками. В письме от 1 ноября 1915 года свой образ жизни и свои планы он рисовал следующим образом: «Совсем теперь хорошо мне живется. По праздникам почти всегда хожу к Книдам, очень у них по-домашнему все, и уютно, и барышни все такие милые, в особенности самая старшая. Очень уж хорошо она на рояле играет, прямо душа отходит, и все мои любимые. После казармы да моторной музыки так просто прелесть. Вот удалось бы лишь на Рождество домой дунуть, и тогда больше ничего желать не буду, а там — в отряд, немцев сшибать. Авось кого и сковырну. Уже назначен, как один из наиболее способных к обучению на «моране».

И скажу, не хвастаясь, вполне заслуженно. Теперь уже чувствую себя гораздо свободнее. И вообще как-то все с уважением ко мне стали относиться, а у иных, конечно, и зависть есть».

Правда, «дунуть домой на Рождество» у него не получилось. Выпуск отложили на два месяца, и вместо того, чтобы ехать к родителям, Сук предпочел поработать художником в столичном журнале «Лукоморье».

Экзамен на военного летчика он сдал 25 января 1916 года. И вот еще одно из его писем к матери: «Можешь меня поздравить, вчера в 1.35 минут дня полетел и выдержал экзамен. Получил «летчика», и на радостях проели 6 рублей 90 копеек в собрании, угостил обедом всю нашу «братву» из «первого класса». Лететь было трудно до черта, скверно работал мотор, страшный ветер вверху за облаками, земли под конец совсем не было видно, и под конец совсем мотор сдал, и садился (планировал с высоты 1300 метров) неизвестно куда. Ничего сквозь облака не было видно, но все же попал на аэродром. Даже под конец «спиральку» крутнул. Покачали меня, с аппарата стащили, «дьяволы». Морда вся заиндевела. Похож был на «лешмана», еще сегодня глаза болят, ну да зато теперь в полном смысле летчик, а не г… какое-нибудь. Аэро-Сук».

ГОНИТЕЛЬ «КОЛБАСНИКОВ»

Как видно, гордыня буквально обуяла юношу, но судьба достаточно быстро привела его в чувство. Буквально первый же полет в звании военного летчика едва не оказался для «Аэро-Сука» последним. На высоте 250 метров оборвалась тяга руля высоты, биплан начал пикировать на землю. При посадке от удара лопнули привязные ремни, пилота выбросило из кабины. По счастливой случайности он угодил прямо в сугроб и отделался несколькими царапинами.

Спустя две недели Григорий узнал о смерти родителя и отбыл в Москву в краткосрочный отпуск. Здесь он в последний раз оказался в мирной обстановке — уже в начале марта его приказом направили в 26-й корпусной авиаотряд Юго-Западного фронта воевать на «Вуазенах-L» и «Вуазенах-LA» — достаточно удачных, хотя и несколько устаревших моделях.

Свои военные будни Сук описывал 7 апреля 1916 года так: «Несколько раз летал на разведку, бросили бомбочки, а один раз и с «Альбатросом» подрались, обстреляли его из пулемета. Кажись, попали, пошел на снижение, и здорово. А нас, в свою очередь, шрапнелью снизу обстреляли, тоже неслабо».

14 апреля 1916 года: «Я живу себе по-махонькому, и нельзя сказать, чтобы плохо. Рожа обращается в луну (на плакатах пивного завода Карнеев, Горшанов и К). Летаю, жду в скором времени чего-нибудь на ленточке, думаю, дождусь».

25 апреля 1916 года: «Мой первый аппарат сгорел, то есть сгорел… только мотор, аппарат я погасил на земле, когда спустился. Сел я удачно и на хорошее место, но лететь на горящем аппарате было, правда, очень неприятно».

При всей своей пылкости и юношеской восторженности Сук оказался очень толковым и храбрым летчиком, чьи заслуги достаточно быстро отметило начальство. В мае он был произведен в младшие унтер-офицеры и получил солдатский Георгиевский крест 4-й степени (или как называл его сам Сук — «Жоржик»).

В целом дела в авиаотряде у него складывались неплохо. Из письма от 26 мая: «У меня теперь новый аппарат, хоть куда. Гоняю «колбасников», уже и не подходят близко. А сегодня получил «Жоржика» — такой красивый!..

С начальством отношения самые душевные, просто прелесть. В общем, живу, толстею, летаю. Наблюдатель у меня тоже очень симпатичный, а главное, боевой хлопец. Штабс-ротмистр, а с солдатами обходится как равный. Мы с ним на «ты» выпили, и он меня любит».

Боевая работа между тем шла своим чередом. Так, 1 июня, возвращаясь из разведки, Сук атаковал неприятельский аэроплан, корректировавший огонь артиллерии. Сблизившись до 50 метров, он дал возможность своему наблюдателю открыть огонь из пулемета и повредить вражескую машину. Тем не менее на планирующем полете австриец дотянул до своих позиций, где и совершил вынужденную посадку.

Победу, разумеется, не засчитали, но и за этот бой, и за успешные разведки Сука наградили Георгиевскими крестами 3-й и 2-й степеней. Кроме того, он был произведен в старшие унтер-офицеры и направлен в Московскую военно-авиационную школу для «переучивания на быстроходных аппаратах» — истребителях.

Успешно освоив новые машины, Григорий получил назначение в 9-й истребительный авиаотряд, куда и прибыл 28 августа 1916 года.

ЗАБЫТЬСЯ В БОЮ

Румыния в это время выступила на стороне Антанты и теперь с трудом отбивалась от немцев и австрийцев. Русская армия, конечно же, пришла на помощь, подбросив не только пехоту, но и авиационные части. Немцы, в свою очередь, создали настоящий авиационный «кулак», так что борьба в воздухе разгорелась с особой силой.

«Аэро-Сук» не отставал от старших товарищей и уже в октябре был произведен в звание прапорщика. Тем не менее из-за нехватки новых самолетов летать ему приходилось на двухместных аппаратах, которые были отнюдь не истребителями, а самолетами-разведчиками. Одну из схваток, проведенных на подобной машине, Григорий описал в очередном послании к матери: «Дрался с одним «Альбатросом», обжарили его чуть не с 20 метров, но заел пулемет. Он меня тоже ошпарил, очереди три пустил, дьявол, да толку никакого, в нас не угодил. <…> Видно было, как наблюдатель по мне старательно с хвоста жарил из пулемета. Под конец все же не пустили его на разведку, раскололи ему пропеллер. И засыпался наш немец к себе на аэродром. Бой был на 4000 метров и над их территорией.

У нас же поймать их никак не удается. Как только заметят — хвост трубой и со снижением удирают до дома. Обидно. Ну да авось какого-нибудь и удастся подловить, либо он меня».

В январе 1917 года в авиаотряд наконец поступили полноценные истребители — «Ньюпоры-11».

Однако возлагавшиеся на них надежды оправдались далеко не сразу. Более того, началось все с неприятностей.