Императрица Екатерина II, как и все женщины, иногда ссорилась со своими подругами. Княгиня Екатерина Романовна Дашкова лишилась расположения императрицы из-за своего слишком заносчивого характера. Прошло время, подружки помирились, и Екатерина Великая назначила княгиню Дашкову президентом Российской академии наук. Конечно, это назначение состоялось не «по блату»: Екатерина II оценила деловые качества и ученые знания княгини Дашковой.

Екатерина Романовна вникала во все мелочи управления сложным хозяйством Академии наук. Она лично проверяла счета на приобретенные материалы и однажды наткнулась на необыкновенно большой расход спирта. Известно, что спирт для научных целей необходим, но у президента академии возникло подозрение, что ценная жидкость утекает в чьи-то воровские глотки. Немедленно был вызван смотритель. Сухонький старичок со страху едва мог говорить и под грозным взглядом начальницы признался, что спирт употребляет только для пробы качества по одной рюмочке, а остальное зелье идет для смены раствора в двух колбах с отрубленными головами. Княгиня Дашкова пожелала лично убедиться в наличии таких необычных экспонатов. Смотритель проводил княгиню в подвал, открыл ключом старый сундук и осторожно достал стеклянные колбы. В одной колбе была заключена голова мужчины. Его лицо было спокойно, и казалось, что он мирно заснул. Во второй банке содержалась голова молодой женщины невероятной красоты. Смотритель рассказал, что «от одного из своих предшественников слышал, будто при государе Петре I жила необыкновенная красавица. Царь ее увидел и приказал немедленно обезглавить. Голову поместили в спирт и отнесли в Кунсткамеру, дабы люди во все времена могли видеть, какие красавицы родятся на Руси». Выслушав этот бред, Екатерина Романовна поняла, что спирт все же используется не по назначению. Княгиня приказала поднять документы и узнать, чьи головы лишены христианского погребения и по какой причине...

Кукуйская царица

Чтобы узнать страшные тайны заспиртованных голов, нам следует перенестись в Москву, какой она была триста лет тому назад, и оказаться в Немецкой слободе. Москвичи называли это место Кукуй-городок, по имени ручья, который здесь протекал. В Немецкой слободе селились «трудовые мигранты» из Европы. О кукуйских обитателях на Москве судачили много. Больше всех рассуждали об Анне – младшей дочери виноторговца Иоганна Монса. Портной Фланк рассказывал аптекарше Якимовой:

– Относил я венгерскую шубку к иноземке, к девице Анне Монсовой, и видел в спальне кровать, а на ней занавески золотые.

– Ты не ту кровать видел, – воскликнула Якимова. – В доме у Монсов есть другая кровать и другая спальня, в которой бывает государь! Здесь он и почивает.

Далее аптекарша Якимова поведала портному «неудобосказумые» подробности о том, что творит государь Петр Алексеевич с Анной Монс в кровати.

Каждое слово московской «оппозиции» было записано в доносах, и расплата за болтовню наступала незамедлительно. Конечно, можно воскликнуть: «Вот она темная, непросвещенная, допетровская Русь!» Бородатые мужики и глупые бабы не понимали, что царь Петр в Немецкой слободе набирается уму-разуму, чтобы всю Россию обустроить по европейскому образцу! Однако посмотрим на этот вопрос трезво. Какие же европейские ценности усвоил царь Петр среди кукуйских иноземцев? Известно, что впервые Петр пригубил водку в шестнадцать лет в компании своего закадычного приятеля швейцарца Франца Лефорта, а через пару лет, 2 сентября 1690 года, царевич Петр впервые отобедал в Немецкой слободе. Москвичи по углам шушукались, что «началось пьянство такое великое, что невозможно описать, что по три дни, запершись в том доме, бывали пьяны и что многим случалось оттого и умирать». Франц Лефорт был вдвое старше Петра и на правах старшего друга пристрастил русского царя к выпивке навсегда.

Петр бывал в Немецкой слободе ежедневно. Он был уже женат на московской красавице Евдокии Лопухиной, но что ему могла дать жена, воспитанная в целомудрии и скромности? С ней не выпить, не закусить, а о радостях половой жизни Евдокия знала только то, что в Библии сказано: «Жена не властна над своим телом, но муж». То ли дело в Немецкой слободе! Лефорт уступил Петру свою любовницу Анну Монс. Анна и Петр были ровесниками. Когда они познакомились, им исполнилось восемнадцать лет, но у юной Анны любовного опыта было хоть отбавляй. Некоторое время сговорчивая немка жила с Лефортом и Петром по очереди, чтобы не обижать друзей.

Законная жена Петра царица Евдокия родила сына Алексея 28 февраля 1690 года. Петр приехал только на один день, чтобы увидеть новорожденного и погулять на пиру. Он мало интересовался воспитанием первенца. В учителя шестилетнему Алексею наняли малограмотного Никифора Вяземского, который частенько бил царевича. Свою законную жену Петр награждал самыми нелестными эпитетами, из которых печатным является только «зело глупая баба», а вот Анна Монс – другое дело – умница, красавица и затейница в постели!

У виноторговца Иоганна Монса и его жены Матильды было четверо детей: Матрена, Анна, Виллим и Филимон. Монсы были на редкость дружным и сплоченным семейством. Дети унаследовали от родителей удивительную красоту и ненасытную алчность. Петр построил для Анны дворец в Немецкой слободе, который в Москве называли «царицыны палаты». В роскошном дворце был даже устроен лифт ручного привода, который по желанию хозяйки поднимал в спальню на втором этаже накрытый обеденный стол. Анне был назначен огромный пенсион в 708 рублей. Петр подарил возлюбленной свой портрет, осыпанный бриллиантами, стоимостью в тысячу рублей, но Монсам все было мало. Анна и ее матушка Матильда брали взятки за ходатайство по любым делам: «В присутственных местах было принято за правило: если мадам Монс или мадемуазель Монс имели тяжбы собственных друзей, то должно было оказывать им всякое содействие». Хитрая и расчетливая Анна неустанно клянчила у Петра подарки и не какие-нибудь побрякушки, а «выписать из дворцовых сел волость». Иногда свои просьбы она сопровождала циничными приписками, что подарок надо сделать «для многолетнего здравия царевича Алексея». Подарки Анна получала исправно, а вот царевич Алексей благодаря ее «заботам» остался сиротой при живых родителях.

В начале марта 1697 года Петр уехал в заграничное путешествие. Место царя в постели Анны вскоре занял саксонский посланник Кенигсек. Трудно даже представить, как решилась царская любовница наставить рога властителю России? Ведь за такие проделки можно и головы лишиться! Петр находился за границей полтора года. 28 августа 1698 года он вернулся в Москву и поехал не в Кремль, а к Анне в Немецкую слободу. Царь насладился любовью, но долго задерживаться не стал. Шло следствие по делу взбунтовавшихся стрельцов, которые, направляясь походом на Москву, кричали:

– Царя Петра за морем не стало! Перебьем бояр! Разорим Кукуй! Перережем немцев!

Через неделю после приезда в Москву Петр встретился с женой. Четыре часа он убеждал царицу Евдокию постричься в монахини, но получил решительный отказ. Петр пришел в бешенство. Поговаривали, даже хотел казнить Евдокию. Головы царица не лишилась, но потеряла все, что имела. 23 сентября 1698 года восьмилетнего царевича Алексея отобрали у матери. Евдокию подхватили под руки и посадили в простой возок, который помчал ее к месту заточения — в Суздаль в Покровский монастырь. На содержание брошенной жены Петр не дал ни копейки.

Рога и корона

10 октября 1698 года на Красной площади начались казни. Пятерым стрельцам Петр лично отрубил головы. После расправы над стрельцами москвичи ожидали больших перемен, судачили, что царь женится на Анне Монс. Колодник Ванька Борлют был замечен в таких рассуждениях:

– Какой Петр государь! Басурман! В среду и пятницу ест мясо и лягушек. Царицу сослал в ссылку, живет с иноземкою Анной Монсовой.

Колодника Ваньку высекли, и он поклялся любить кукуйских иноземцев. Вопреки опасениям, Петр на Анне не женился. Роман длился около десяти лет и закончился из-за трагической случайности. 11 апреля 1703 года Петр устроил пир в крепости Шлиссельбург. Поздно ночью, переходя узенький мостик через небольшой ручей, саксонский посланник Кенигсек поскользнулся и утонул. Бумаги посланника были доставлены Петру. Среди важной дипломатической почты оказались любовные письма Анны Монс к Кенигсеку, причем некоторые были пятилетней давности. Можно себе представить, что испытал Петр, узнав, что верная Анхен давно ему изменяет! У Монсов были отобраны 295 деревень со всеми угодьями, дворец и движимое имущество. Три года Анна и Матрена Монс, помогавшая сестре устраивать свидания, провели под домашним арестом. Домашний арест – не самое страшное наказание. Находясь под строгим надзором, Анна Монс умудрилась принимать ухаживания прусского посланника Кейзерлинга. Однажды во время веселой пирушки посланник обратился к царю с просьбой об освобождении Анны из заточения.

– Знаю я вашу Монс! – проговорил пьяный Александр Меншиков. – Хаживала она и ко мне, да и ко всякому пойдет. Уж молчите вы лучше с нею.

Слово за слово началась перебранка. Меншиков избил посланника и спустил с лестницы, но даже этот дипломатический инцидент не остановил влюбленного. Кейзерлинг продолжал докучать своими прошениями, и в 1706 году семейство Монсов вернулось к обычному образу жизни. Однако жить без привычных царских милостей было непросто. Монсы ломали голову, как пристроить к русской кормушке брата Анны, любимца семьи Виллима.

Виллим Монс был еще мальчишкой, когда Анна познакомилась с царем Петром. Он рано увидел грязную изнанку роскошной жизни, учился угождать, лгать, выпрашивать и стал отличником в школе дворцовой интриги. Для молодого иностранца самой выгодной была военная служба. Виллим пошел в армию волонтером в 1708 году. Генерал Боур заметил молодого, красивого добровольца и взял его к себе флигель-адъютантом. О генерале Боуре говорили, что «любил красоту во всех ее проявлениях». Любитель мужской красоты, генерал Боур обеспечил смазливому адъютанту невероятный карьерный рост: поощрения сыпались на Виллима как из рога изобилия. Виллим Монс побывал и в настоящих сражениях. В Лесном и в Полтавском сражениях он участвовал уже в чине генерал-адъютанта и, как сказано в донесениях, всегда находился на виду у царя. Расторопность и отвага молодого генерала были замечены. Прослужив всего три года, Виллим стал адъютантом Петра. Он выполнял важные поручения царя, исколесил всю Европу и в 1716 году докатился до новой столицы Российской империи Санкт-Петербурга. Обаятельный красавец Монс получил звание камер-юнкера и вскоре стал всеобщим любимцем при царском дворе. Дамы были без ума от галантного молодого человека. «Он ухаживал разом за несколькими красавицами, успевал везде, но свои подвиги держал в строгой тайне. Монс являлся нежным романтиком, немцем, начитавшимся сентиментальных стихов, в подражание им он и сам кропал стишонки». Предметами мимолетных увлечений Виллима были многие придворные красавицы, среди прочих и девушка неземной красоты — фрейлина Мария Гамильтон...

Два царских поцелуя

Пока Виллим Монс ищет рифму к слову «любовь», посмотрим, чем занимается государыня Екатерина. Вторую жену Петра мы могли застать с рваным носком и иголкой в руках или на кухне, где она коптит окорок. Петр мог купить себе новые носки. На кухне было полно поваров с поварятами, но царь хотел, чтобы жена штопала, варила, пила вместе с ним, сопровождала в дальних военных походах. Свидетели возвышения бывшей прачки убежденно заявляли:

– Не иначе как она его царское величество кореньем обвела. Не подобает ее на царстве быть. Не природная она и не русская.

Приворотное зелье Екатерине не понадобилось. Она делала то, что желал грозный самодержец, и завоевала мужское сердце. Екатерина прекрасно знала, что Петр никогда не будет ей верен, как никогда не был верен Анне Монс, и закрывала глаза на похождения мужа. Выбор у царя был широчайший. Александр Меншиков содержал в своем дворце небольшой гарем и предоставлял его в пользование Петра. Фрейлины Екатерины, жившие во дворце, тоже не закрывали двери перед царем.

Любовницей Петра была очень красивая девица, фрейлина Мария Гамильтон. Она происходила из знатного шотландского рода. Точно неизвестно, при каких обстоятельствах Гамильтон появилась во дворце и как долго она была любовницей Петра. Легкомысленная Мария «имела амуры» со многими поклонниками, а потеряла голову от любви к царскому денщику Ивану Орлову. Они тайно встречались более трех лет, и вдруг Гамильтон заметила, что Иван стал заглядываться на генеральшу Чернышову. Чтобы вернуть любовника, Мария стала распространять глупейшую сплетню.

– Иван Орлов рассказывал Чернышевой, что Ее Величество государыня Екатерина воск кушает и от этого у нее на лице угри, – говорила Гамильтон придворным.

Дурацкий слух об угрях дошел до царя Петра. Иван Орлов был единственным человеком, который ничего не знал о сплетне, но, увидев гневное лицо государя, бухнулся на колени и повинился:

– Виноват! Люблю Марию и жил с ней.

– Рожала? – строго спросил Петр.

– Рожала, но мертвых. Сам не видел, но от нее знаю, – оправдывался Орлов.

В комнате фрейлины провели обыск и нашли драгоценности, которые она украла у Екатерины. В тюрьме «дано камер-фрейлине Гамильтон пять ударов, а спустя некоторое время дано еще пять ударов». Под пыткой Мария созналась, что двух младенцев вытравила лекарством от запоров, а когда забеременела в третий раз, то сказалась больной и до родов никого в свою комнату не пускала. Ребенка родила и своими руками задушила. Тело младенца служанка завернула в салфетку и бросила в колодец. За душегубство и воровство Петр приговорил: «Марию Гамильтон казнить смертью. Ивана Орлова освободить, понеже он о том, что девка была от него брюхата и душегубство своим детям чинила, не ведал».

Мария до последней минуты не верила, что ее казнят. 14 марта 1719 года она нарядилась в белое платье с черными полосками, аккуратно уложила волосы, и солдаты вывели ее на Троицкую площадь. Петр приехал, чтобы присутствовать на казни, а так же посмотреть, как палач будет отсекать голову саблей вместо привычного топора. Красавица упала перед Петром на колени, моля о пощаде. Царь поцеловал бывшую возлюбленную в губы и сказал:

– Без нарушения божественных и государственных законов не могу я спасти тебя от смерти. Прими казнь и верь, что Бог простит тебя в грехах твоих...

Гамильтон не хотела, чтобы руки палача прикасались к ее телу, она сама положила голову на плаху. Голова красавицы покатилась по окровавленным доскам. Петр подобрал отрубленную голову и поцеловал в губы. Горожане, наблюдавшие за казнью, охнули. Петр высоко поднял голову и, как ни в чем не бывало, стал рассказывать, какие в человеческом теле бывают жилы, мышцы и нервы, используя отрубленную голову как анатомическое пособие. Народ обомлел, но никто не шелохнулся. Свершив правосудие и просветив население, Петр поцеловал мертвые губы, бросил голову на помост и поспешил по другим делам. По повелению царя голову Марии Гамильтон положили в сосуд со спиртом и отправили в Кунсткамеру, где Петр хранил всевозможные редкости.

И все же страсть моя – она!

А теперь вернемся к Виллиму Монсу, который изливает в стихах свои любовные муки: «Купидон пробил стрелою сердце, лежу без памяти. Не могу я очнуться, а очи плакати...» Не очень складно, но девушкам нравилось. Однако не следует представлять Виллима слезливым простачком. Он превосходно сочетал романтизм с практицизмом. Монс ведал перепиской и бухгалтерией безграмотной Екатерины, управлял ее имуществом, сопровождал в заграничных поездках, был рядом на балах, развлекал, когда Петр уезжал из столицы. Виллим неотлучно находился при государыне Екатерине не по собственной воле. Это были его должностные обязанности. Трудно понять, почему Петр слепо доверял Виллиму Монсу, зная подлую породу его семейства. Иногда царь чувствовал что-то неладное. «Пятое письмо пишу к тебе, а от тебя только три получил. Почему не пишешь?» – строго спрашивал царь жену. Однако он даже представить не мог, что «Катеринушка, друг сердешнинькой» может увлечься, влюбиться, изменить. «Любовь может принести огорчение, если откроется. К чему другим знать, что два влюбленных целуются?» – писал Виллим в очередной оде.

Царь Петр никогда не отличался богатырским здоровьем. На двадцатом году жизни у него стала трястись голова, бывали судороги. В 1718 году Петр приказал убить ненавистного царевича Алексея, обвиненного в измене и попытке захвата власти. После смерти сына Петр надолго впал «в черную меланхолию».

В 1719 году царь начал сетовать на здоровье в письмах к жене, сокрушался, что ему уже не до любовных утех. Современные врачи определили у Петра Алексеевича Романова следующие заболевания: эпилепсия, астма, алкоголизм, нарушение функции почек и мочекаменная болезнь. К пятидесяти годам очень высокий, худой Петр выглядел стариком. Он часто бывал в разъездах, а рядом с Екатериной пышущий здоровьем, розовощекий красавец в бархатном камзоле, парике и кружевах, а в руках фаворита стихотворная ода в ее честь: «Я был, наверно, слишком смел, когда надеяться посмел, что тою буду я любим, чьим гордым именем одним до звезд вселенная полна. И все же страсть моя – она!»

В отличие от Петра придворные быстро поняли характер отношений Екатерины и Монса. Высокородные дворяне унижались перед немецким выскочкой, заискивали, вымаливали его милости, просили о решении дел. Конечно, появилась коррупционная составляющая. Придя на русскую службу с дыркой в кармане, к 1724 году Виллим Монс имел роскошный дворец в Петербурге, два дома в Москве, земли в Лифляндии, несколько деревень и двести крепостных в придачу. «Списки его покупок весьма длинны, издержки громадны: они доходили иногда до четырех тысяч рублей на бархат, шелковые материи, пуховые шляпки, башмаки, позументы, конфеты и произведения роскоши». Матрена, сестра Монса, тоже времени зря не теряла. Ей приносили дорогостоящие съестные припасы, китайские атласные ткани, одаривали деньгами. Просители и к самой государыне Екатерине без мешочка золота не ходили.

Императрица и ее фаворит оказались на вершине власти, но страх преследовал Монса. Он изливал его в стихах: «Моя любовь меня ведет, но не в альков – на эшафот». И ведь как в воду глядел. 26 мая 1724 года некий Михей Ершов подал донос, в котором шла речь о каком-то рецепте питья для «хозяина». Что за питье готовили для Петра? Может быть, яд? Кажется, немедленно должно было начаться следствие, ведь кто-то покушался на жизнь императора. Однако донос словно в воду канул. Возможно, бумагу припрятали специально, а может быть, просто забыли в суете начавшихся коронационных торжеств. 7 мая 1724 года чухонская прачка была коронована как всероссийская императрица Екатерина I. За верную службу Виллим Иванович Монс получил чин камергера.

5 ноября 1724 года пропавший донос всплыл также необъяснимо, как и исчез. Доносчик Ершов и его болтливые приятели были взяты в розыск. На допросах прояснилась причина особых отношений Монса с императрицей. В ночь с 8 на 9 ноября 1724 года Монс был арестован и привезен к Петру. «Камергер не вынес взора Петра: в этом взоре было столько гнева, жажды мести и в то же время глубочайшего презрения, что Монс не выдержал, затрясся и упал в обморок. Ему открыли кровь, государь велел его увести назад под караул и дать ему время оправиться, а между тем с жадностью принялся за пересмотр его бумаг», – писал историк Либрович.

14 ноября 1724 года камергеру был вынесен смертный приговор. На стенах петербургских домов были расклеены «публикации», где говорилось, что Монс и его сестра Матрена виновны во взятках. 16 ноября 1724 года Монс положил голову на плаху, попросив у палача одной милости: отрубить с одного удара. Матрене было дано пять ударов кнутом. Голова Виллима Монса была помещена в колбу со спиртом. Несколько дней заспиртованная голова любовника стояла в кабинете Екатерины. Свежеиспеченная императрица со страхом ждала более сурового наказания, опасалась, что вернется к корыту со стиркой, но Петр был уже смертельно болен. Он умер через два месяца...

Княгиня Екатерина Романовна Дашкова узнала, чьи головы более пятидесяти лет хранятся в стенах Академии наук, и доложила об этом Екатерине II. Императрица приказала зарыть в потайном месте бренные останки Марии Гамильтон и камергера Монса. Однако историю предательства зарыть не удалось...