ЖЗЛ
«Секретные материалы 20 века» №12(528), 2019
Поэт эпохи «русской бронзы»
Александр Путятин
писатель-историк
Москва
29117
Исполнилось 116 лет со дня рождения Николая Заболоцкого. Все мы помним из школьной программы «Слово о полку Игореве». По радио и телевидению часто звучит романс «Признание»: «Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана…» В фильме «Доживем до понедельника» Вячеслав Тихонов читает проникновенные строки «Иволги»: «В этой роще березовой, в стороне от страданий и бед…» И мало кто сразу сообразит, что объединяет эти произведения их творец – Николай Заболоцкий. Человек, которого литературоведы часто называют «знаковым автором бронзового века» русской поэзии… Для нынешнего поколения литераторов политическая цензура и шумные кампании «по выкорчевыванию чуждых явлений» – абстрактные понятия, за которыми нет чувственных образов. А вот их дедам и прадедам, вступавшим в профессию в эпоху НЭПа, пришлось испытать все это на собственной шкуре. Впрочем, часто подобный «прессинг соцреализма» был лишь прелюдией к доносу в «соответствующие органы». А дальше – арест, камера изолятора, конвейер, «чистосердечное признание» и лагерный срок за «антисоветскую деятельность»… Многих такое начало литературной карьеры просто убило. И не в фигуральном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Многих навсегда отучило писать. Но были и те, кто не сломался под ударами. Кто творил в тюрьме, в лагере, в ссылке, писал ночами на жалких клочках бумаги, когда их чудом удавалось достать. Писал, потому что просто не мог иначе. Так Лев Гумилев создавал пассионарную теорию этногенеза, а Роберт Штильмарк – «Наследника из Калькутты». И так рождался известный советским школьникам перевод «Слова о полку Игореве» Николая Заболоцкого. В 1938 году за стихи его отправили в лагерь, в 1946 году за стихи вернули из ссылки… Но не будем торопить события. Реальное искусство Будущий поэт родился 24 апреля (7 мая) 1903 года на ферме недалеко от Казани. Его детские годы прошли в Вятской губернии, куда переехали родители. В третьем классе сельской школы Николай начал «издавать» рукописный журнал, где помещал собственные стихи, а потом учителя назначили мальчика редактором стенгазеты. Не бросил он занятия поэзией и после поступления в 1913 году в реальное училище. В ранних стихах Заболоцкого смешивались воспоминания о жизни в деревне, впечатления школьных лет и пестрая «солянка» подражаний модным тогда поэтам – Александру Блоку, Сергею Есенину, Анне Ахматовой, Николаю Гумилеву. Высшее образование Заболоцкий получил в Ленинградском пединституте имени Герцена. В студенческие годы он участвовал в литературном кружке «Мастерская слова». Некоторое время примыкал к ленинградскому отделению Всероссийского союза поэтов, вскоре упраздненного. В 1925 году Заболоцкий закончил обучение, и вскоре после этого его призвали на военную службу. Проходила она в Ленинграде, на Выборгской стороне, в одной из «команд краткосрочников» 59-го полка 20-й пехотной дивизии. В 1927 году перед увольнением в запас Заболоцкий успешно сдал экзамен на командира взвода. Похоже, казарменная жизнь сыграла в его судьбе роль творческого катализатора. Благодаря – или вопреки – ей поэт обрел собственный литературный стиль и написал несколько по-настоящему оригинальных произведений, которые были благосклонно приняты его собратьями по перу. Николай стал одним из организаторов литературной группы ОБЭРИУ («Объединение реального искусства»), куда вошли Даниил Хармс, Юрий Владимиров, Александр Введенский, Николай Олейников, Константин Вагитов и другие. Молодые литераторы мечтали о таком искусстве, в котором соединились бы театр, живопись и музыка – во главе с поэзией. Манифест нового движения появился в начале 1928 года. Раздел «Поэзия обэриутов» написал Заболоцкий. В духе тогдашнего культа новаторства он провозглашал: «Мы – творцы не только нового поэтического языка, но и создатели нового ощущения жизни и ее предметов». Себя Николай при этом называл «поэтом голых конкретных фигур, придвинутых вплотную к глазам зрителя». Все время службы в армии Заболоцкий входил в состав редколлегии военной стенгазеты. А вскоре после увольнения в запас он получил место в отделе детской книги ленинградского ОГИЗа, которым руководил Самуил Маршак. Первая книга и первые неприятности В 1929 году вышел первый сборник стихов молодого поэта – «Столбцы». Книга имела шумный успех. Его собратья по цеху – Николай Тихонов, Юрий Тынянов, Самуил Маршак, Вениамин Каверин, Борис Эйхенбаум и Николай Степанов – выступили в печати с одобрительными отзывами. Они отмечали литературные достоинства его стихов, яркую насмешку над «гнилой отрыжкой НЭПа» и над господством мещанской идеологии. Искушенные знатоки поэзии и прозы замечали тонкие пародии на Бальмонта и Пастернака, стихотворные переработки образов из произведений Зощенко и Достоевского. Однако большинство литературных критиков встретили «Столбцы» враждебно. Стихи Заболоцкого называли «клеветой на советскую действительность». Еще хуже была воспринята его поэма «Торжество земледелия». На Заболоцкого навесили клеймо поборника формализма и апологета «чуждой» идеологии. В результате вторая книга его стихов, подготовленная к печати в 1933 году, так и не увидела свет. Однако трудности не сломили поэта. «Надо работать и бороться за самих себя, – писал он в 1928 году своей будущей жене Екатерине Клыковой. – Сколько неудач еще впереди, сколько разочарований, сомнений! Но если в такие минуты человек поколеблется – его песня спета. Вера и упорство. Труд и честность...» Этот жизненный принцип в будущем поможет ему преодолеть еще не один кризис. Сжав зубы, Николай продолжал упорно трудиться. Средства к существованию давала работа в детской литературе. В 1930-х годах он активно сотрудничал в журналах «Еж» и «Чиж», где переводил стихи и прозу. Из произведений тех лет наиболее известна его поэтическая обработка поэмы Шоты Руставели «Витязь в тигровой шкуре» – позже, в 1950-х годах был сделан ее полный перевод, а также переложения романов Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» и Шарля де Костера «Тиль Уленшпигель». Трудолюбие и упорство не пропали даром. Постепенно положение поэта в литературных кругах Ленинграда укреплялось. Многие стихи 1934–1936 годов получили одобрительные отзывы. В 1937 году выходит второй поэтический сборник Заболоцкого. В магазинах продаются его детские книжки в стихах и прозе – «Змеиное молоко», «Резиновые головы» и другие. Николай начинает работу над поэмой «Осада Козельска». В планах – переводы грузинских поэтов, переложение с древнерусского «Слова о полку Игореве» и так далее. К этому времени Заболоцкий уже семейный человек. С женой Екатериной и двумя детьми он живет в знаменитой «писательской надстройке» дома Придворного конюшенного ведомства – это дом № 9 по набережной канала Грибоедова. Однако благополучная жизнь внезапно обрывается… Стол из двух досок 19 марта 1938 года Заболоцкий был арестован по обвинению в антисоветской пропаганде. В качестве доказательств в деле фигурировали злопыхательские статьи и клеветническая обзорная «рецензия» Николая Лесючевского, составленная им по запросу НКВД. Этот критик утверждал: «творчество» Заболоцкого является активной контрреволюционной борьбой против советского строя, против советского народа, против социализма. Позже в своих воспоминаниях поэт писал: «Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом – сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали…» А обвиняли его – ни много ни мало – в создании контрреволюционной террористической организации, куда НКВД планировало «ввести» такие известные в литературных кругах фигуры, как Николай Тихонов, Борис Корнилов и другие. Заболоцкий казался следователям «легкой добычей». Полноватый блондин в круглых «профессорских» очках, робкий и застенчивый, со слабым здоровьем и кучей интеллигентских комплексов… На такого только взгляни построже да нахмурься погрознее – сразу подпишет все, что требуется. Однако, к их удивлению, поэт оказался твердым орешком. Существование контрреволюционной организации Заболоцкий так и не признал, показаний на друзей и знакомых не подписал. Это продлило пытки, но спасло ему жизнь. Поэт получил «малый» по тому времени срок – пять лет – и отправился отбывать его в Востоклаг, недалеко от Комсомольска-на-Амуре. Оттуда Заболоцкого перебросили в Алтайлаг, в район Кулундинских степей, где на озерах добывали ядовитую соду. «Мой душевный инструмент поэта грубеет без дела, восприятие вещей меркнет, – писал он жене. – Горько становится, не имею возможности писать сам. И приходит в голову вопрос – неужели один я теряю от этого?..» После окончания срока заключения Николая не отпустили в Уржум, где жила семья, а отправили в ссылку в Казахстан. 26 января 1945 года вышло постановление Государственного комитета обороны об освоении Саранского участка Карагандинского угольного бассейна. И уже в феврале-марте на станцию Михайловка начали приходить первые эшелоны с зэками и вольнонаемными из Алтайлага. В одном из них прибыла вся семья Заболоцкого: он сам, жена Екатерина и дети – Никита с Наташей. Началось обустройство шахт и строительство Сарани. Вскоре ссыльного поэта перевели в Караганду в архитектурное управление. Семья жила сначала в общежитии бывших зэков в поселке Михайловка, а затем им выделили комнату в самой Караганде. Помещение было настолько тесным, что в нем едва помещались четыре человека. Кроватью Заболоцкому служили две широкие доски, установленные на четыре чурбака. Они же стали и письменным столом. Вечером, придя с работы, поэт отодвигал в сторону постель и занимался переводом «Слова о полку Игореве», начатым еще до ареста в Ленинграде. «Можно ли урывками и по ночам, после утомительного дневного труда, сделать это большое дело? – писал он из ссылки своему другу Николаю Степанову. – Не грех ли только последние остатки своих сил тратить на этот перевод, которому можно было бы и целую жизнь посвятить, и все свои интересы подчинить? А я даже стола не имею, где я мог бы разложить свои бумаги, и даже лампочки у меня нет, которая могла бы гореть всю ночь». Благодаря ссыльным Караганда была в то время очень интеллектуальным городом. Товарищи по работе уважали Заболоцкого, зная о его поэтическом таланте, однако почитать стихи просили редко. Во-первых, во время войны всем было не до того, а во-вторых, поэт выглядел слишком стеснительным и нелюдимым. Усидчивый, сосредоточенный, вечно погружен в дело. Он был вежливым и сердечным, но говорил очень мало, старался отмалчиваться. Коллеги были очень удивлены, когда в один из вечеров Заболоцкий неожиданно предложил им задержаться после трудового дня. «Если хотите, – смущенно сказал он, – я почитаю вам отрывки из своего стихотворного изложения «Слова о полку Игореве». «Николай Алексеевич читал великолепно, так, что все мы слушали его «Слово…» затаив дыхание, – вспоминали сослуживцы. – Когда Заболоцкий ушел домой, поблагодарив нас за внимание, наш начальник Баранов восхищенно сказал: «Вот это поэт! – и спросил: – Место ли ему здесь, за чертежными столами? – и сам же ответил: – Он должен быть в Москве, рядом со своими коллегами-писателями». Словами дело не ограничилось. Баранов предложил отправить Заболоцкого в Аккуль, в дом отдыха Карагандинской железной дороги, чтобы он мог быстрее завершить работу над «Словом…». А еще он предложил написать письмо от имени «Сараньстроя» председателю правления Союза писателей СССР Николаю Тихонову. В октябре 1945 года трудовой коллектив направил официальное письмо в Москву с просьбой оказать ссыльному литератору всемерную поддержку и помощь. Работники «Сараньстроя» просили вызвать Заболоцкого в Москву и использовать по основной профессии – писателя, а «Слово о полку Игореве» опубликовать в одном из столичных изданий. Карагандинцы не знали, что с аналогичными просьбами к руководству Союза писателей уже обращались Самуил Маршак, Николай Асеев, Вениамин Каверин, Илья Эренбург, Павел Антокольский, Юрий Тынянов, Виктор Шкловский, Борис Эйхенбаум, Корней Чуковский, его сын Николай и даже начальник Алтайлага, который познакомился со стихами Заболоцкого «по долгу службы» и буквально влюбился в его творчество. На свободе прожил недолго Эти документы сыграли важную роль в жизни поэта. 31 декабря 1945 года в «Сараньстрой» поступила телефонограмма из Союза писателей о вызове Заболоцкого в Москву. 7 января 1946 года поэт тепло попрощался с сослуживцами. Официально руководство управления отправило его в командировку сроком на два месяца. Никто не догадывался тогда, что поэт больше не вернется в Караганду, а устроится у друзей в поселке Переделкино… Ведь в 1937 году его «взяли» из Ленинграда, а в Москве у Заболоцких не было ни жилья, ни прописки. Николай Чуковский, Вениамин Каверин, Евгений Шварц и даже «генерал от литературы» Александр Фадеев сочувствовали поэту и часто подбрасывали ему работу переводчика. После долгих мытарств жизнь Заболоцкого и его семьи стала постепенно налаживаться. «Вообще, в нем в то время жило страстное желание уюта, покоя, мира, счастья, – вспоминал позднее Николай Чуковский. – Он не знал, кончились ли уже его испытания, и не позволял себе в это верить. Он не смел надеяться, но надежда на счастье росла в нем бурно, неудержимо… Это действительно был твердый и ясный человек, но в то же время человек, изнемогавший под тяжестью невзгод и забот. Бесправный, не имеющий постоянной московской прописки, с безнадежно испорченной анкетой, живущий из милости у чужих людей, он каждую минуту ждал, что его вышлют – с женой и двумя детьми». Некоторое время Заболоцкий жил на квартире Ираклия Андроникова и у Николая Степанова. Потом критик Василий Ильенков пригласил семью поэта на свою дачу. На участке Заболоцкий трудолюбиво возделывал огород. «Положиться можно только на картошку!» – говорил поэт тем, кто интересовался его литературными заработками. Осенью 1946 года журнал «Октябрь» напечатал перевод Заболоцкого «Слова о полку Игореве». Вскоре поэта восстановили в Союзе писателей СССР. В журналах и в поэтических сборниках печаталось множество сделанных им переводов. Постепенно редакторы стали принимать и его собственные стихотворения. Именно в этот период было написано широко известное «В этой роще березовой». В 1948 году вышел третий сборник стихов Николая, и в том же году его семье дали квартиру в Москве. Впервые в жизни Заболоцкие смогли хозяйничать на собственной жилплощади. Они обзавелись настоящей мебелью, а не досками на чурбаках, посудой и даже модным в те годы «кобальтом» – дорогим синим сервизом, купленным на паях с новыми соседями Гроссманами… Эта квартира была первым недвижимым имуществом Николая и Екатерины после их женитьбы в 1930 году. В 1949 году снова ужесточилась цензура, и Заболоцкий замкнулся в себе. Он хорошо помнил времена «большого террора» и понимал, что идеологические работники способны любое печатное произведение перетолковать и перекрутить так, что оно обратится во вред своему творцу. Наученный горьким опытом поэт полностью переключился на художественные переводы. Активно печатать собственные вещи он снова начал после XX съезда КПСС, поверив обещаниям Хрущева об отмене цензуры в искусстве. В это время появились стихотворения «Где-то в поле возле Магадана», «Противостояние Марса» и «Казбек». За последние три года своей жизни Заболоцкий создал больше половины всех произведений московского периода. В 1957 году вышел четвертый, наиболее полный прижизненный его сборник – «Последняя любовь». Там есть и популярный у нынешних бардов романс «Признание», и «Можжевеловый куст», и «Иволга». Казалось бы, наступила свобода творчества – только пиши… Но вот тут-то Николаю Алексеевичу и аукнулись потрясения прожитых лет. В лагерях ему много приходилось работать в каменных карьерах и на лесосплаве – и всегда разнорабочим. А на добыче соды Заболоцкий окончательно подорвал здоровье, заработав ишемическую болезнь сердца. Даже после освобождения на его ногах долго не заживали язвы от ядовитого раствора. Из первого инфаркта, случившегося в 1955 году, жена Екатерина мужа вытащила, выходила. Но второй приступ, случившийся 14 октября 1958 года, стал для Николая Алексеевича смертельным. Как в стихах об иволге, у него разорвалось сердце… Заболоцкому в тот момент было всего 55 лет. За несколько дней до смерти он написал в дневнике: «Литература должна служить народу, это верно, но писатель должен прийти к этой мысли сам, и притом каждый своим собственным путем, преодолев на опыте собственные ошибки и заблуждения». Похоронили Николая Алексеевича на Новодевичьем кладбище в Москве. Как завещание начинающим поэтам осталось его последнее стихотворение:
Не позволяй душе лениться!
Гони ее от дома к дому
Не разрешай ей спать в постели Дата публикации: 27 мая 2019
Постоянный адрес публикации: https://xfile.ru/~Pr6ce
|
Последние публикации
Выбор читателей
|