Однажды летним питерским утром пятеро малознакомых людей – бандит, музыкант, алкоголик, старик и проститутка – садятся в автомобиль и отправляются на поиски счастья. Но счастье почему-то находится там, где ему совсем не место – в аномальной зоне где-то между Петербургом и Угличем, где царит вечная зима. Равнодушные пограничники предупреждают: оттуда еще никто не возвращался. Загадочная обветшалая колокольня посреди ледяной пустыни «забирает» только лучших, а прочие замерзают насмерть. Пятеро смельчаков, однако, готовы рискнуть. Да и грех не попробовать, когда счастья ты ищешь всю жизнь, а тут вдруг обнаружились его точные координаты.

А в самом конце этой страшной сказки сидит на снегу Алексей Балабанов, которого «не взяли», потому что кинорежиссеров вообще не берут. Побродив вдоль неприветливых стен, он ложится умирать, потому что счастья не будет, а в обыденный мир уже не вернуться. Так выглядит в схематичном изложении сюжет последнего фильма режиссера – «Я тоже хочу». И все бы ничего – балабановская привычка к прямому высказыванию, простые метафоры, мрак и безысходность, которых сложно было от него не ожидать. Только слишком уж фильм походил на последнюю реплику, а режиссер никого и не переубеждал: «Больше снимать не буду».

И все это было бы очень похоже на эксцентричную выходку, но 18 мая, через полгода после выхода «Я тоже хочу», Алексея Балабанова не стало. Верь или не верь в судьбу, а поневоле вздрогнешь от чувства предопределенности.

НЕ ДО СМЕХА

«Скорее всего, больше не будет фильмов Алексея Балабанова, – говорил режиссер после того, как «Я тоже хочу» вышел на экраны. – Почему-то у меня такое предчувствие. Хотя я написал сценарий нового фильма, и он, на мой взгляд, неплохой. Только о чем, – не скажу. Вовсе не потому, что держу интригу, а потому, что «сценарий – это сценарий, а кино – это кино». Хотя я сценариев не пишу, я «кино пишу»...». Впрочем, тайное быстро стало явным. На девятый день после смерти режиссера в сети появился тот самый последний сценарий под рабочим названием «Мой брат умер». Картина должна была рассказать о юности Иосифа Сталина.

В последние годы Балабанов вообще любил эпатировать публику, заявляя, что после пятидесяти снимать кино не стоит. Жаловался на нехватку энергии при обилии интересных идей. Кто-то считал это кокетством, кто-то принимал как должное. А Балабанов со свойственной ему прямотой высказываний взял да и не соврал… И, конечно, к его режиссерским работам можно относиться по-разному, но сложно отрицать, что в кино, как и в жизни, он разговаривал, не стремясь никому угодить.

В ответ на вопрос о том, как изменилась его жизнь за последние десять лет, 54-летний режиссер замечал: «Дети выросли, фильмов прибавилось, родители болеют. Ну и каналов стало больше по телевизору». «Даже не помню, когда я последний раз смеялся», – еще одно удручающее высказывание Балабанова. Круг общения постепенно становился все уже, от окружающего мира мэтр скрывался в своей комнате, при этом работал много и быстро. Так, «Я тоже хочу» сняли чуть больше чем за полгода. И не то чтобы Балабанов куда-то торопился, хотя кто его знает, а просто ему всегда было скучно снимать долго – с дублями, репетициями и поиском новой команды. Его актеры даже не проходили кастинг, да, впрочем, в последние годы Балабанов отказался даже от работы с профессиональными актерами. По его мнению, люди с профильным образованием несли на себе неизгладимый отпечаток «театральщины». А ему хотелось, чтобы было как в жизни. Чтобы человек, грубо говоря, понимал, что играет. И не играл. «В последнем фильме я попросил ассистентов и актеров подогнать мне девушек, которые согласятся бегать голыми по снегу, – вспоминал Балабанов. – Согласились пять, я выбрал одну. Вот это был кастинг. Никто ничего не фотографировал и не снимал». Девушка, которой действительно пришлось отпрыгать по морозу впечатляющее количество сцен, говорят, потом заболела. Но все равно была ужасно благодарна Балабанову. А Виктор Сухоруков рассказывал о весьма специфической манере работы режиссера: «У него есть свои арсеналы и фантазии, как раскочегарить актера. Провокация, например. На «Счастливых днях» заставил меня надеть ботинки на полразмера меньше, тесные. Мы снимали зимой на кладбище, я ноги себе отморозил. Говорю ему: «У меня ноги мерзнут...» А он: «Ничего-ничего, потерпи...» Потом оказалось, что это все специально. Ему нужно было, чтобы мои мучения через глаза передавались».

У многих после просмотра «Я тоже хочу» появился вопрос, зачем Алексей Октябринович снял в фильме себя, да еще в такой отнюдь не жизнеутверждающей роли. По словам режиссера, его мать заплакала, досмотрев картину до конца – слишком все это было «про него». А он и не спорил: «В «Я тоже хочу» эта роль вообще спонтанно появилась, я ее для себя не готовил и не думал о ней. Просто так получилось… Я просто ласты собрался склеить – поэтому решил сняться». Оттого-то, наверное, зрители и кинокритики решили, что синоним счастья в новом фильме Балабанова – смерть, за которой разношерстная компания едет туда, откуда не возвращаются. Режиссер, однако, так не считал. И любил говорить, что никогда не выяснял своих отношений с Богом.

ОСТОРОЖНО: ОПАСНО ДЛЯ ПСИХИКИ

Многие критики – опять же, несмотря на положительную или отрицательную оценку творчества режиссера, – признавали, что буквально в каждом фильме Балабанова любая сцена, любой образ принципиально многопланов. Многопланова была и его фильмография, в которой комедия «Жмурки» соседствовала с такими откровенными и жесткими картинами, как «Брат» или «Груз 200».

Балабанов был «потомственным кинематографистом»: его детство прошло на Свердловской киностудии, где его отец занимал должность главного редактора, да и сам он какое-то время трудился там в должности ассистента режиссера. Связь Балабанова с семьей вообще была очень сильна: говоря о смерти, режиссер признавался, что не боится ее. А еще добавлял, что, когда все случится, он наконец сможет встретиться с отцом…

Несмотря на «кинонаследственность», Алексей Балабанов поначалу выбрал отнюдь не профильный вуз – поступил на переводческий факультет Горьковского педагогического института и только потом, получив диплом о высшем образовании, отправился на Высшие курсы сценаристов и режиссеров. В своей дипломной картине «Егор и Настя» он снял музыкантов Свердловского рок-клуба – Игоря Белкина, Настю Полеву и Вячеслава Бутусова – и в дальнейшем часто работал именно с музыкантами.

В 1994 году Балабанов замахнулся на классику и поставил незавершенный роман Франца Кафки «Замок», попутно предложив свою версию окончания этой загадочной истории. К классике он обратился и в 2008 году, когда снял картину «Морфий», основанную на творчестве Михаила Булгакова. Кстати, первоначальный сценарий «Морфия» написал безвременно погибший Сергей Бодров…

В 1997-м к Балабанову пришел настоящий успех, которому он обязан криминальной ленте «Брат». Многие и по сей день считают ее самым знаковым фильмом 1990-х. Снятая с весьма скромным бюджетом – Балабанов вообще не очень дружил с деньгами, никогда не знал, сколько в магазине стоит хлеб, – картина собрала огромную кассу и через три года обрела продолжение в лице «Брата-2».

Но самым обсуждаемым фильмом Алексея Октябриновича стал, безусловно, «Груз 200», после которого половина зрительской аудитории навесила на него ярлык гения, а вторая половина плевалась ядом и отказывалась признать картину чем-то большим, чем дешевой чернухой. Евгений Миронов и Сергей Маковецкий, для которых писались главные роли, отказались сниматься после прочтения сценария. Сергей Маковецкий посоветовал Балабанову вообще этот фильм не снимать. «Груз 200» отказались показывать на Берлинском и Каннском кинофестивалях. Сцены насилия чередовались со сценами милицейского и военного произвола, унылые пейзажи вымышленных провинциальных городов – с убогой обстановкой обшарпанных хрущевок. В разгаре афганская война, страна на пороге перестройки, но докатится ли она до затрапезного Ленинска и главное – положит ли конец нравственному разложению, проникшему в душу каждого его обитателя?

«Что в этом фильме вообще есть, кроме жестокости? Ничего. Если убрать ее, то фильм получается пустым», – гласила одна из кинорецензий. «Фильм не о том, что мы видим, а о том, чего мы видеть не хотим», – спорила другая. И, в сущности, каждый остался при своем мнении. А Балабанов заслужил звание самого провокационного российского кинорежиссера, но только отмахивался, когда кто-нибудь качал головой и вздыхал, что так работать просто опасно для психики: «Все профессии небезопасны. Каменщику может кирпич на голову упасть. Это что, безопасная профессия? Бетонщик может ногу в бетон поставить, и она у него там застрянет. Поэтому все профессии опасны. Безопасно на кровати лежать. И то не совсем...»

ВНЕ БЫТА

«Я снимаю все фильмы для себя», – говорил Балабанов, но в глубокие рассуждения об искусстве пускаться не любил, более того – кино и вовсе искусством не считал. «Искусство – это когда человек что-то делает один. Художник создает искусство, писатель создает искусство, но когда ты зависишь от пятидесяти человек – какое это к черту искусство?» – заявлял режиссер, однако те, кому доводилось работать с ним, вовсе не были уверены в том, что Балабанов вообще был в состоянии от кого-то зависеть. Долгие годы бок о бок с ним трудился продюсер Сергей Сельянов, который решал все финансовые вопросы и позволял Балабанову работать в своей манере без оглядки на бюджет. «У него не было режиссерской амбиции, что масштаб замысла – это масштаб бюджета, – вспоминал критик Вячеслав Шмыров. – Он практически этого был лишен. Могло не быть денег. Конечно, его большое счастье, что Сельянов за ним стоял. Мне кажется, в итоге жизни он стал внебытовым человеком. Опять же потому, что было то необходимое, что у него было, была работа. А при этом у него замечательная семья. У него прекрасные два сына. Нельзя сказать, что он такой бессребреник, человек, который на все наплевал, оставил несчастными свою семью. Конечно, она в несчастье, как и все мы, но это фундамент. И когда сейчас не похоронах я видел и сыновей его, я понял, что это тоже очень неожиданный ракурс Лешиного портрета. Это вовсе не заброшенная какая-то территория, это очень хорошая, достойная жизнь».

Это звучит несколько неожиданно – так уж повелось, что люди, не лишенные таланта, часто страдают от невозможности создать полноценную семью. А вот у Балабанова она была, причем дома его понимали, принимали и по необходимости – что особенно важно – оставляли в покое.

Внимания к своей персоне Алексей Октябринович не любил и проявлений народного восхищения старался избегать. Парадно-выходным костюмам, положенным по статусу, предпочитал тельняшку – привычка осталась со времен службы в Военно-морском флоте. Пустопорожних разговоров не терпел и без особой нужды не выходил из дома. Одной настырной бабке, которая признала в нем знаменитого кинорежиссера, он робко возразил, что нет, так вышло, просто похож. И получил ошеломляющий ответ: «Что же ты тогда, козел, одеваешься, как Балабанов?»

Алексея Балабанова не стало 18 мая 2013 года. Автор 14 игровых и нескольких документальных фильмов скончался в одном из санаториев Ленинградской области, где все-таки работал над сценарием новой картины. Причиной смерти была названа сердечная недостаточность. Отпевание прошло тремя днями позже в Князь-Владимирском соборе Санкт-Петербурга. Гражданской панихиды на «Ленфильме» режиссер еще при жизни не хотел, и ее отменили. По свидетельствам очевидцев, в соборе никто не плакал, даже женщины. Похоронили режиссера, согласно завещанию, в тельняшке и кожаной куртке. Говорят, снимать фильм по последнему сценарию отца вызвался его сын, 23-летний Федор Балабанов…