ВОЙНА
«Секретные материалы 20 века» №1(465), 2017
Новогодний десант
Олег Покровский
историк, журналист
Санкт-Петербург
2221
Трагический для Советского Союза 1941 год заканчивался при обстоятельствах, дававших гражданам страны уверенность в грядущей победе. В декабре грянула битва под Москвой, вылившаяся в успешное контрнаступление Красной армии. А перед самыми новогодними праздниками началась Керченско-Феодосийская операция, которая, несмотря на свои локальные масштабы, оказала заметное влияние на дальнейший ход боевых действий. На крымском берегу Керчь выделяется среди других городов-героев тем, что четыре раза переходила из рук в руки — от Красной армии к вермахту и обратно. Расположен этот город на одноименном Керченском полуострове, который, в свою очередь, является самой восточной оконечностью более крупного полуострова Крым. Еще одна важная и символичная деталь — Керчь считается одним из древнейших городов России, оспаривая столь почетное звание у Севастополя, поскольку, по археологическим данным, была основана еще в VII веке до нашей эры выходцами из Милета. Не столь древней, но славной историей может похвастаться и соседняя Феодосия (татарская Кафа), бывшая в XV–XVIII веках самым процветающим городом Крымского ханства. Когда в сентябре 1941 года части 11-й армии Манштейна вместе с румынскими союзниками прорвались в Крым, главные силы защищавшей полуостров советской группировки оказались блокированы в Севастополе. 16 ноября противник вошел в Керчь, провожая огнем эвакуируемые через пролив подразделения Красной армии. Первая оккупация Керчи оказалась недолгой, но была отмечена масштабными расправами. Происходили они возле поселка Багерово у противотанкового рва (шириной 4 метра, глубиной 2 метра и протяженностью 1,5 километра), который должен был остановить фашистскую технику, а в результате стал братской могилой для примерно 7 тысяч местных жителей, преимущественно евреев. Расправа осуществлялась зондеркомандой 10Б (айнзатцгруппа Д) при участии местных охранников и солдат 46-й пехотной дивизии вермахта. В конце года оккупанты расстреляли у Багеровского рва несколько сотен жителей поселка Самострой — русских, украинцев, крымских татар. Поводом для расправы стала гибель от рук партизан солдат вермахта. Советские войска обнаружили массовое захоронение в Багеровском рву во время контрнаступления 30 декабря 1941 года. Вскоре к месту событий прибыли следователи и журналисты. Соответствующая информация была обнародована 4–6 января 1942 года сначала в «Правде», затем в западной печати и, наконец, в официальной ноте советского Наркомата иностранных дел. В «Красной Звезде» было опубликовано и первое официальное свидетельство жены красноармейца Раисы Белоцерковской. Будучи беременной, она не пошла на регистрацию евреев и пряталась с двумя детьми у соседей. Сообщил о ней в гестапо некий Маринин. Схватили ее 20 декабря. В тюрьме она родила ребенка, которого фашисты выкинули в уборную. «За все девять дней тюрьмы мне давали только соленых бычков, а моим детям — гнилую картошку. Нас мучила жажда. Сердце мое разрывалось, когда я видела, как дети умоляют немецкого часового дать им попить. Солдат нагло отвечал: «Жить вам осталось недолго, проживете без воды». На девятый день, мне приказали раздеться до нижнего белья, взять детей и следовать во двор. На вопрос «куда вы меня ведете?» немецкий солдат ответил пинком в живот. Вместе со мной, вывели во двор еще несколько женщин с детьми. Они тоже были раздеты и стояли на снегу босиком. Поставили там на колени и строго-настрого запретили поднимать голову. В таком положении нас вывезли за город, где уже была открыта большая яма. Когда на всех выстроили возле ямы, нервы мои не выдержали. Я обняла детей и крикнула, обернувшись к немецким солдатам: «Стреляйте, сволочи, скоро вам будет конец». В этот момент раздались выстрелы. Пуля попала в левую лопатку и вышла через шею. Я упала в яму, на меня упали две убитые женщины. Я потеряла сознание. Спустя некоторое время я пришла в себя и увидела рядом своих мертвых детей. Горе мое было так велико, что силы снова покинули меня. Лишь поздно вечером я очнулась. Крепко поцеловала детей и, высвободив свои ноги из-под трупов женщин, поползла в соседнюю деревню. На снегу оставались пятна крови. Почти через каждые десять метров я отдыхала. Около полуночи, меня подобрал старик. Он спрятал меня в своей хате под кровать и ухаживал за мной целую неделю, пока я немного не окрепла». Хотя советская печать не делала акцента на национальности жертв, материалы о Багеровском рве стали первой официальной информацией о проводимых фашистами акциях по ликвидации еврейского населения. Возмездие Трагедия керченских евреев и жителей Самостроя всплыла на свет именно благодаря Керченско-Феодосийской операции, причем многим участникам расправ не пришлось ждать возмездия до 1945 года. Осознавая риск советского десанта, Манштейн все же считал его маловероятным и, крепко застряв под Севастополем, выделил для защиты Керченского полуострова не так много — 46-ю дивизию, два полка полевой и пять дивизионов зенитной артиллерии. Союзники-румыны добавили к этому 8-ю кавалерийскую и механизированную бригаду, носившую имя своего командира Раду Корне. Возглавлял эту группировку, насчитывавшую около 25 тысяч войск, командующий 42-м армейским корпусом генерал-лейтенант Ганс фон Шпонек. Здесь надо отметить, что румыны, несмотря на свою неважную боевую репутацию, могли похвастаться тем, что зачастую отсутствовало у немцев. Вот, например, как описывал немецкий офицер первую свою и своих подчиненных встречу с танками Т-34: «Один из моих роттенфюреров, к всеобщему веселью, открыл совершенно бесполезный огонь из противотанкового ружья — «пехотного дверного молоточка». Нас спасла румынская батарея тяжелых гаубиц, снаряды которой вырывали огромные воронки, и сталинским танкам пришлось ретироваться». Скоро сталинские танки вернуться, и это будут не только Т-34… Правильно оценив ситуацию, советское командование решило осуществить десантную высадку на Керченском полуострове с программой-минимум — оттянуть часть вражеских сил от Севастополя и программой-максимум — прорваться на помощь осажденному городу. Судя по всему, идея принадлежала командующему Закавказским фронтом Дмитрию Козлову — военачальнику, который в августе — сентябре 1941 года блестяще провел операцию по оккупации Северного Ирана. Перевозка и прикрытие войск с моря возлагались на Черноморский флот под командованием вице-адмирала Филиппа Октябрьского и Азовскую военную флотилию контр-адмирала (позже адмирала флота Советского Союза) Сергея Горшкова — в общей сложности 78 боевых кораблей и 170 транспортных судов. Предполагалось, что на суше основной удар будут наносить высаживавшиеся в районе Феодосии части 44-й армии генерал-майора Андрея Первушина, которые при удачном стечении обстоятельств могли бы отрезать от Крыма все находившиеся на Керченском полуострове части противника. Высадка под Керчью рассматривалась в качестве вспомогательного удара и осуществлялась 51-й армией генерал-лейтенанта Владимира Львова. Как характерную деталь стоит отметить, что в состав десантных отрядов вошло несколько танковых рот, укомплектованных легкими танками Т-26 и плавающими танкетками — Т-38. После завершения первой волны высадки численность советских войск на Керченском полуострове должна была составить около 35 тысяч, а затем увеличиться до 83–85 тысяч. Операцию планировалось осуществить в нескольких пунктах на широком (до 250 километров) фронте, чтобы противник не мог маневрировать резервами. Первые десанты, высадившиеся 26–27 декабря на несколько плацдармов севернее и южнее Керчи, должны были отвлечь на себя внимание немцев. Боевые их достижения оказались весьма незначительными, а судьба личного состава в большинстве случаев складывалась трагично. Противник плотно их блокировал, а начавшийся в последующие два дня шторм, сорвал доставку припасов и подкреплений. Даже на крохотных плацдармах силы десантов зачастую оказывались раздроблены, и здесь многое зависело от личных качеств командиров. Так, отрезанная от своих при высадке у мыса Зюк группа политрука Ильи Тесленко смогла хорошо пройтись по тылам противника, захватив вражеский обоз, а затем, атаковав по льду озера, уничтожить находившуюся в районе поселка Новый Свет вражескую батарею. У старого карантина противник сразу открыл огонь по приближающимся судам, так что удалось высадить только 55 человек во главе с техником-интендантом 1-го ранга Григорьевым. Торпедный катер № 92 высадил у Эльтингена еще 19 человек во главе с майором Лопатой, после чего был волной выброшен на берег. Сейнер, на котором шел командир группы, разгрузился на Камыш-Бурунской косе. Остальные суда вернулись на базу. Из группы Григорьева выжили единицы, а тело самого командира спустя несколько дней было найдено со следами пыток. Из группы Лопаты к своим смогли пробиться только сам майор с одним красноармейцем. Ситуация изменилась 29 декабря, когда шторм затих и стали высаживаться основные силы. До этого десантникам зачастую приходилось прыгать в ледяную воду и двигаясь по грудь в воде пробираться к берегу, уповая на то, что их там еще не поджидает противник. Однако утром 29 декабря советские суда с пехотой на борту просто и нахально вошли в гавань Феодосии. Из воспоминаний лейтенанта Александра Алтунина, командира 8-й стрелковой роты 633-го полка, находившегося в ту ночь на крейсере «Красный Кавказ»: «Вдруг палуба под нами подпрыгнула, словно корабль наскочил на препятствие. Яркая вспышка на мгновение раздвинула горизонт. Город появился, подобно декорации на сцене. – Мать честная! — испуганно перекрестился пожилой пехотинец. — Корапь взорвался! – Эх ты, пехота! — снисходительно усмехнулся коренастый матрос. — Это бабахнули по фрицам из главного калибра». Первыми в акваторию Феодосийского порта ворвались два катера, высадившие на Защитный (Длинный) мол группу морских пехотинцев и корректировщиков старшего лейтенанта Чупова. Морпехи стремительно захватили здание маяка, а затем начали наступать вдоль мола к берегу. Одновременно находившиеся в составе группы гидрографы промерили глубины у мола для определения мест швартовки кораблей. После захвата маяка с него был передан сигнал «Вход свободен». В гавань вошли эсминец «Шаумян» и тральщик «Щит», высадившие за 20 минут еще одну, более крупную группу морпехов, а также сгрузившие боеприпасы. Хорошо оснащенный артиллерией гарнизон Феодосии сосредоточил огонь на неподвижном корабле, что привело к гибели и ранениям примерно двух десятков членов экипажа. Аналогичным образом происходило десантирование с эсминцев «Незаможник» и «Железняков». Однако, когда началось десантирование с крейсеров «Красный Кавказ» и «Красный Крым», их более мощные судовые орудия буквально раскатали вражеские пехотные пушки. К 18 часам 29 декабря вечера Феодосия была захвачена. Из воспоминаний прибывшего в город 1 января 1942 года Константина Симонова: «Все причалы, весь берег были загромождены ящиками с боеприпасами, еще какими-то ящиками и машинами. Поодаль виднелись фантастические очертания вдребезги разбитых складов, взорванного железа, изогнутых и вздыбленных в небо крыш. У низкой портовой стенки, которую я помнил в Феодосии с детства, с двадцать четвертого года, валялись скрюченные трупы немцев. Немного поблуждав среди всего этого лабиринта развалин и обломков — результата обстрела нашей артиллерии в ночь высадки и последовавших за нашей высадкой немецких бомбежек, — мы выбрались из пределов порта… По виду и по количеству машин нетрудно было определить, что и где размещалось у немцев. Валявшиеся на улицах трупы иногда были полуголые: немцы, застигнутые врасплох, часто выскакивали из домов в чем попало, а многих убили прямо в домах». Победы и поражения Падение Феодосии решило и судьбу Керчи, гарнизон которой мог оказаться в окружении. Генерал Шпонек приказал отступать с Керченского полуострова к Парчапскому перешейку, отделявшему его от остального Крыма. При этом командующий 42-м корпусом нарушил приказ Манштейна держаться, да еще и потерял значительное количество тяжелой техники (около 100 орудий и минометов, около 800 единиц грузовиков и автомобилей). В результате фон Шпонека сняли с должности, он предстал перед трибуналом и был приговорен к смерти. Фюрер заменил расстрел шестью годами заключения, но в 1944 году, после разгрома антигитлеровского заговора, генерала все-таки казнили. Любопытно, что Манштейн, который инициировал расправу над своим подчиненным, в мемуарах фактически его оправдывает, признавая, что ситуация была близка к катастрофе: «Если бы противник использовал выгоду создавшегося положения и быстро стал бы преследовать 46-ю пехотную дивизию от Керчи, а также ударил решительно вслед отходившим от Феодосии румынам, то создалась бы обстановка, безнадежная не только для этого вновь возникшего участка… Решалась бы судьба всей 11-й армии». На самом деле вплоть до 29 декабря силы одной только 46-й дивизии превосходили численность всех высадившихся советских войск. Затем соотношение постепенно менялось в пользу Красной армии, но не настолько, чтобы замахиваться на всю 11-ю армию. К тому же Манштенйн, свернув штурм Севастополя, тоже направил подкрепления на Керченский полуостров — 4-ю горнострелковую и румынскую 8-ю кавалерийскую бригаду. При этом румынская бригада была хорошо оснащена техникой и вполне тянула на конно-механизированную и по численности больше соответствовала дивизии (в которую, впоследствии, и была развернута). Самые напряженные бои разыгрались 30 декабря — 1 января 1942 года, причем помимо пехоты, артиллерии и румынской кавалерии в них участвовали советские танки Т-26, румынские танкетки R-1 и несколько немецких штурмовых орудий. Советское командование, хотя и допустило изрядное количество ошибок, действовало вполне профессионально. В действиях же немцев проглядывали элементы паники, пресечь которую удалось, в том числе и устроив показательную порку фон Шпонеку. Отданный им приказ об отходе был достаточно своевременным, поскольку после захвата Феодосии его войска могли оказаться закупоренными на Керченском полуострове. Выскочить из этой мышеловки они смогли буквально в последнюю минуту. Во всяком случае, такое впечатление складывается из чтения очерка гитлеровского публициста Пауля Кареля: «Утром 31 декабря 1941 г. передовые батальоны 46-й пехотной дивизии вышли к Парпачскому перешейку, но головные части советской 63-й стрелковой дивизии оказались там раньше их и овладели Владиславовкой, что к северу от Феодосии. Так что же, выходит, дивизия напрасно осуществила свой маневр, чтобы оторваться от противника? – Атаковать, прорваться и взять Владиславовку! — приказал генерал Гимер 46-й пехотной дивизии. Войска быстро построились для атаки на ровном заснеженном плато. Ледяной ветер, дувший с Кавказа, пронизывал их тоненькие шинельки и заставлял кровь стыть в жилах. Слезы слабости и беспомощности стекали по небритым щекам. Измотанные полки продвинулись еще на шесть с половиной километров. Потом остановились. Солдаты просто рушились в снег». На самом деле северо-восточнее Владиславовки советским командованием был высажен воздушный десант силами одного батальона под командованием майора Няшина. Вспоминает участник десанта Выскубов: «Гитлеровцы бросали машины, вооружение, имущество и бежали на запад Крымского полуострова. Да, у страха и впрямь глаза велики! Рядом с нами действовала группа, возглавляемая командиром батальона Няшиным. Десантники напали на конвой, сопровождавший колонну советских военнопленных, и уничтожили его, освободив шестьдесят человек, часть которых тут же вооружили трофейным оружием. Вскоре все вместе совершили налет на село Киет, где находился румынский пехотный полк. Операция эта была такой стремительной, что противник оставил все свое имущество, штабные документы, военные карты и в ужасе бежал, неся большие потери… Через несколько дней на пароходе «Анатолий Серов» мы возвратились из своего первого рейда в Краснодар, представив разведотделу фронта ценный трофей — штабные документы 46-й немецкой пехотной дивизии и румынского полка, а также оперативные разведывательные сводки и приказы по 42-му корпусу 11-й немецкой армии, две шифровальные машины». Действительно у страха глаза велики, поскольку батальон советских десантников не смог бы сдержать вражескую дивизию, да, в общем, не очень-то и пытался. Так или иначе, Керченский полуостров остался за Красной армией, а штурм Севастополя оказался сорван. Какой ценой? Из официальных данных следует, что потери советских войск в Керченско-Феодосийской операции в период с 26 декабря 1941 года по 2 января 1942 года составили 32 453 человека убитыми. Но в таком случае 2 января 1942 года на Керченском полуострове должно было остаться в строю всего 3,5 тысячи человек — Шпонеку только на закуску. С другой стороны, потери, вероятно, были значительными. Козлов впоследствии ссылался на нехватку сил и объяснял, что не мог с ходу в начале января 1942 года прорваться через Парчапский перешеек, перерезать железную дорогу Джанкой — Симферополь, освободить Севастополь. В общем, Манштейн получил время на подготовку контрудара. И с толком им воспользовался. 15 января немцы перешли в контрнаступление, нанеся удар в стык 51-й и 44-й армий. Авиационным налетом был разбомблен штаб 44-й армии, что сразу же дезорганизовало систему командования войсками. Ее командующего генерала Алексея Первушина в тяжелом состоянии эвакуировали на Большую землю. 18 января немцы снова заняли Феодосию, после чего фронт стабилизировался до мая 1942 года, когда в ходе операции «Охота на дроф» Манштейн сумел полностью разгромить Керченскую группировку Красной армии. Однако, даже с учетом последующей катастрофы, Керченско-Феодосийская операция имела огромное значения для общего хода боевых действий. В плане политическом она стала отличным дополнением к Московской битве. В плане же чисто военном дала советской армии и флоту бесценный опыт взаимодействия, без которого им вряд ли бы удалось одержать другие, гораздо более масштабные и решаюшие для хода войны победы. И еще один важный момент — это была первая успешная десантная операция антигитлеровской коалиции, опыт которой в скором времени был учтен англо-американским командованием в Северной Африке (против немцев) и на Гуадалканале (против японцев). Дата публикации: 28 января 2017
Постоянный адрес публикации: https://xfile.ru/~ob6sY
|
Последние публикации
Выбор читателей
|