Великая Смута вскрыла слабые и сильные стороны Московского государства. Из первых стоит, наверное, выделить эгоизм правящей верхушки, представители которой, не задумываясь о последствиях, гребли все под себя.

В результате спасать страну пришлось тем, кто о власти вовсе не думал.

Финалом этой растянувшейся на восемь лет эпопеи стало сражение, разыгравшееся в Москве – там же, где Смута и начиналась.

ПЕРВЫЙ – ПОШЕЛ, ВТОРОЙ – ПОШЕЛ…

Географически Смута разворачивалась на обширных территориях от Ивангорода и Смоленска за западе до бассейна Волги на востоке и от карельских монастырей на севере до кавказских предгорий на юге.

Однако общий ход борьбы и самые ожесточенные сражения так или иначе разворачивались именно вокруг Москвы, которая являлась не только столицей, но и важнейшим экономическим центром с численностью населения до 200 тысяч.

Сама Смута вспыхнула в 1604 году, когда монах Григорий Отрепьев, получив поддержку от польских магнатов, заявил о правах на русский престол, выдав себя за погибшего в 1591 году сына Ивана Грозного царевича Дмитрия.

Смерть царя Бориса Годунова позволила ему захватить власть, однако уже в мае 1606 года Лжедмитрий был убит в результате организованного боярами заговора. Успеху переворота способствовало то, что авторитет самозванца среди соотечественников был подорван слишком тесными связями с враждебной Речью Посполитой и женитьбой на полячке-католичке Марине Мнишек.

Новый царь Василий Шуйский был слишком зависим от выдвинувших его бояр и особым авторитетом не обладал. Воспользовавшись этим, враги Шуйского с помощью заинтересованных в подчинении Москвы польских магнатов начали формировать для похода на Русь из казаков и польско-литовских авантюристов всех мастей новое войско якобы для спасшегося вторично царевича Дмитрия.

Правда, кандидата в новые самозванцы нашли не сразу. Однако уже летом 1606 года на Русь вторгся действовавший от имени неизвестно где находившегося «царевича Дмитрия» авантюрист Иван Болотников. Его отряд быстро вырос в мощное войско, поскольку горючего материала на Руси хватало: дворяне были недовольны засильем бояр, а крестьяне, в свою очередь, пытались противодействовать начавшемуся процессу их закрепощения. Болотников чуть не взял Москву, но был разбит родственником царя молодым талантливым полководцем Михаилом Скопиным-Шуйским, отошел в центрально-русские губернии и в октябре 1607-го капитулировал в Туле.

Однако к Москве в это время уже двигалась армия нового самозванца Лжедмитрия II (по самой распространенной версии – еврея Богданки из Шклова). Захватить Первопрестольную он не сумел, но расположился в подмосковном селе Тушино, где возникла своего рода альтернативная столица. Освобожденная из заключения Марина Мнишек признала в нем любимого супруга и даже забеременела, родив сына Ивана.

Отряды тушинцев растеклись по Руси и с переменным успехом вели борьбу с теми, кто хранил верность Шуйскому. В Поволжье они, например, получили отпор со стороны верных царю нижегородцев, причем участником тех боев был и скромный посадский торговец Кузьма Минин. Тогда же приобрел известность и князь Дмитрий Пожарский, воеводствовавший в не сдавшемся мятежникам Зарайске. Значительные силы тушинцев оказались скованы под Троице-Сергеевым монастырем, одним из героев обороны которого стал келарь Авраамий Палицын.

Однако добиться решающего успеха царю не удавалось, и он заключил договор со Швецией, по которому в обмен на военную помощь пообещал скандинавам крепость Корелу (Приозерск).

Войска Скопина-Шуйского и Якова Делагарди к весне 1610 года очистили от мятежников Северо-Запад, сняли осаду с Троице-Сергиева монастыря и отбросили тушинцев от Москвы. Бежавший в Калугу Лжедмитрий II вскоре был убит своими разочарованными соратниками.

В ИГРУ ВСТУПАЮТ КОРОЛИ

Но с запада уже надвигалась новая напасть – армия польского короля Сигизмунда III. Правда, у Смоленска (считавшегося «ключами Москвы») поход застопорился, едва начавшись. Из столицы послали на помощь осажденному городу войско, но возглавил его не скончавшийся при подозрительных обстоятельствах Скопин-Шуйский, а бездарный брат царя Дмитрий.

4 июля 1610 года у села Клушино 7-тысячный корпус Станислава Жолкевского разгромил вдове большие по численности силы русских и шведов. Шведы, которые были обижены задержками с жалованьем, ушли на север и в течение следующих двух лет подгребали новгородские земли. В Москве же произошел переворот, Василия Шуйского насильно постригли в монахи, а власть перешла к Семибоярщине. Это правительство, опасаясь волнений в столице, запустило в Кремль польский отряд Александра Гонсевского.

С такой позиции Семибоярщина и начала переговоры об избрании русским царем королевича Владислава – сына Сигизмунда III.

Выбивать поляков из Москвы отправилось собранное по провинциальным русским городам Первое земское ополчение. Входившие в него казаки признавали атаманом Ивана Заруцкого, под крылышком которого укрылась Марина Мнишек с сыном Иваном. Дворяне и посадские люди слушались Прокопия Ляпунова. Между этими двумя лидерами крутился боярин Дмитрий Трубецкой, ранее служивший Лжедмитрию II.

19 марта 1611 года в Москве вспыхнуло стихийное восстание против поляков. В уличных боях отличился пытавшийся организовать бунтарей князь Пожарский, но, будучи тяжело ранен, отправился на лечение в одно из своих поволжских имений.

Когда ополчение подошло к Москве деревянная часть Первопрестольной (т. н. Белый и Земляной город) были обращены в пепел, а польский гарнизон засел в укрепленных каменными стенами Кремле и Китай-городе.

В Первом ополчении начались свары. Купившись на подметное письмо, казаки зарубили Прокопия Ляпунова, а земская и дворянская части войска стали расходиться по домам.

В июне 1611 года поляками был взят Смоленск, но Сигизмунд III, вместо того чтобы рвануть на Москву, вернулся в Польшу решать финансовые вопросы и отложил поход до будущего года. Эта отсрочка оказалась фатальной для его замыслов.

«НЕ ЖАЛЕТЬ НИЧЕГО…»

В конце августа 1611 года в Нижний Новгород доставили послание от находившегося в Кремле под арестом главы русской церкви патриарха Гермогена.

На городском сходе Кузьма Минин выступил с призывом собрать для освобождения Москвы новое ополчение, «не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником». Его речь вызвала бурную реакцию: даже нищие жертвовали медные крестики, в общую кучу добра несли одежду, посуду, иконы.

Главным воеводой избрали Пожарского, а сам Минин взял на себя функции его зама по тылу.

Помимо добровольцев с военным опытом в ополчение записывали наемников, но не просто профессионалов, а с определенной идейной мотивацией. Самый яркий пример – около 2 тысяч воинов из уроженцев современной Белоруссии, участвовавших в обороне Смоленска и великодушно отпущенных королем Сигизмундом.

Уже под Москвой из поляков-перебежчиков сформировали отборный конный эскадрон под командованием ротмистра Павла Хмелевского, имевшего счеты к одному из магнатов. Впрочем, до Москвы путь был неблизким и долгим. Пройдя большую часть маршрута, Второе ополчение на четыре месяца застряло в Ярославле, куда стекались подкрепления и припасы из других регионов. Там же сформировали и аналог правительства – Совет Всей Земли. Руководившие им Минин и Пожарский провели мастерскую игру, обещая русский престол шведскому королевичу Карлу Филиппу, что добавило ожесточения в польско-шведское противостояние.

Тем не менее к началу августа 1612 года численность ополчения была не такой уж большой – от 8 до 10 тысяч хорошо подготовленных ратников. Выступить, не дождавшись других отрядов, пришлось из-за вестей о походе на Москву 12-тысячной армии гетмана Яна Ходкевича – одного из лучших полководцев того времени.

К русской столице противники подошли почти одновременно, но ополчение все же чуть раньше, успев перегородить дорогу к засевшему в Кремле польскому гарнизону и договориться о совместных действиях с 2,5 тысячи казаков Первого ополчения, которые изгнали интриговавшего с поляками Заруцкого и признавали атаманом только Трубецкого. Но даже с учетом этой непредсказуемой публики численное превосходство оставалось у противника, поскольку в тылу ополченцев сидел 3-тысячный польский гарнизон Николая Струся.

ГЕРОИ И ПРЕДАТЕЛИ

В такой ситуации Пожарский решил ограничиться обороной, заняв позиции по валу обращенного в пепел Белого города. Расчет делался на то, что противник будет прорываться по идущей от Новодевичьего монастыря Смоленской дороге.

Левый фланг русских, которым командовал князь Василий Туренин (прозванный за пылкость Жаром), упирался в Москву-реку у Чертольских ворот и Алексеевской башни. Правый фланг у Петровских ворот защищали 4 тысячи воевод Михаила Дмитриева и Федора Левашева.

Главными силами в центре, в укрепленном лагере у Арбатских ворот, командовали сам Пожарский, Минин и Иван Хованский Большой. За оборону Петровских ворот отвечал отряд из 700 человек князя Дмитрия Лопаты-Пожарского.

Казаки Первого ополчения находились на Воронцовом поле и близ Яузских ворот, перекрывая путь к Кремлю через Замоскворечье. То, что Ходкевич попробует здесь прорываться, было маловероятно, но ввиду сомнительной надежности Трубецкого и его подчиненных из Второго ополчения к ним прислали пять конных сотен.

С утра 1 сентября Ходкевич выбрал именно тот маршрут, который и просчитал Пожарский: переправившись через Москву-реку, он начал наступление к Кремлю от Новодевичьего монастыря по Смоленской дороге, чтобы упереться близ Арбатских ворот в укрепленный лагерь Пожарского.

Сначала произошла разминка конницы, после чего Ходкевич ввел в дело начавшую штурм укреплений пехоту. Струсь решил пособить своим, предприняв вылазку в районе Чертольских и Водяных ворот (Тайницкой башни), да еще и приказал активизировать огонь своей артиллерии.

В какой-то момент отряды Туренина были зажаты так плотно, что, казалось, должны неизбежно обратиться в бегство. Струся, однако, смогли загнать обратно в Кремль с большими потерями. Русским тоже досталось: на глазах у Минина погиб его племянник Фотим Еремкин.

В центре бой только разворачивался, и после того, как Ходкевич ввел в дело практически все свои силы, Пожарскому пришлось очень непросто. Сеча разыгрывалась перед глазами стоявших на другом берегу казаков Трубецкого, которые иронично комментировали происходящее, говоря: «Богаты пришли из Ярославля и одни могут отбиться от гетмана».

Бойцы находившихся здесь же пяти сотен Второго ополчения были не столь флегматичны и без приказа Трубецкого, по собственному почину, устремились вплавь через реку. Их примеру последовали четыре казачьих отряда.

Прибытие примерно тысячного подкрепления сразу переломило ход боя, и, понеся большие потери (до тысячи человек) Ходкевич скомандовал отступление.

Его войска отошли на Поклонную гору, но с наступлением темноты, когда русские несколько расслабились, дворянин Григорий Орлов (которому пообещали имение Пожарского) провел в Кремль отряд из 600 гайдуков пана Невяровского. Другой же польский отряд захватил на левом русском фланге укрепленный Георгиевский острожек (у церкви Св. Георгия в Яндове), что выглядело как хороший плацдарм для дальнейших попыток прорваться в Кремль через Китай-город.

Сам Ходкевич к утру с главными силами занял Донской монастырь, что было отмечено Пожарским. И вновь русский воевода сделал правильный вывод о том, что центр сражения сместиться в Замоскворечье.

Изменив соответствующим образом диспозицию, он сдвинул русские войска на юг, расположив ставку около церкви Ильи Обыденного на Остоженке и подтянув сюда же отряд Лопаты-Пожарского.

Первую линию обороны по земляным валам заняли ярославские ополченцы и отряд стрельцов с двумя пушками. Эта линия подпиралась Климентьевским острогом (близ церкви Св. Климента на Ордынке), защитникам которого, однако, приходилось приглядывать не только за Китай-городом и Кремлем, но и за Георгиевским острожком. Подстраховала их часть казаков Трубецкого.

Другие казаки Первого и вся конница Второго ополчения выдвинулась за валы Земляного города, где могла бы схлестнуться с кавалерией неприятеля на пространстве, которое включало и Девичье поле (в его честь битву часто и именуют).

«И БЫСТЬ БОЙ ВЕЛИК ЗЕЛО…»

Решающий день сражения – 3 сентября, – собственно, и начался на этом поле, причем Ходкевич задействовал здесь и свою пехоту. Левый фланг, где предполагалось нанести главный удар, он возглавил лично. В центре наступали венгерская пехота, полк Невяровского и казаки Зборовского. На правом фланге наседали 4 тысячи запорожских казаков атамана Ширая.

По отзыву Пожарского, противник действовал «жестоким обычаем, надеясь на множество людей».

Тем не менее русская конница сдерживала врага почти пять часов, но, когда она дрогнула, запахло катастрофой. Масса кавалерии вплавь переправлялась на другой берег, что, в свою очередь, вынудило к отступлению и войска Трубецкого.

Следующим этапом стал штурм вала, который поляки и литовцы преодолели с неожиданной легкостью. Без особых проблем венгры и казаки Зборовского захватили Климентьевский острог, подняли над церковью свое знамя и начали завозить в укрепление 400 возов с продовольствием для кремлевского гарнизона.

Уцелевшие защитники острога, увидев над укреплением вражеское знамя, по словам участвовавшего в сражении Авраамия Палицына, «воздохнувше и прослезившеся к Богу, – мало бе их числом, – и тако возвращащеся и устремишася единодушно ко острогу приступили, и вземше его, литовских людей всех острию меча предаша и запасы их поимаша». К слову, Палицын подогрел энтузиазм участников контратаки обещанием премиальных.

К полудню Климентьевский острог был отбит, стороны взяли тайм-аут. Поляки оставались на валах, но все пространство перед ними было усеяно ямами от сожженных строений и никак не годилось для конной атаки, даже если бы в этих ямах не сидели русские ополченцы.

Отправившиеся на другой берег Минин и Палицын смогли восстановить порядок среди конницы и провели перегруппировку. Поляки за этими движениями наблюдали, но выводов их них не сделали и в результате оказались застигнуты врасплох атакой, которой руководил Минин, командовавший тремя сотнями дворян и эскадроном польских перебежчиков.

Первый удар конной массы обрушился на литовскую роту, находившуюся на руинах Крымского двора. Обратившись в бегство, ее солдаты посеяли панику в лагере гетмана, а затем к атаке подключились и пехотные части ополченцев.

С неожиданным ожесточением сражение возобновилось по всему фронту. Как писал Палицын, «и бысть бой велик зело и преужасен; сурово и жестоко нападоша казаки на войско литовское: ови убо боси, инии же нази, токмо оружие имущие в руках своих и побивающие их немилостивно. И обоз у литовских людей розорвали».

Ходкевич, уже составлявший планы на следующий день, полностью потерял контроль над ситуацией. Оставив валы, поляки даже не пытались продолжать бой на Девичьем поле, а быстро устремились за пределы разрушенной их соотечественниками столицы.

К утру 4 сентября гетман находился у Донского монастыря, где, приведя растрепанные части в порядок, начал отступление в пределы Речи Посполитой.

И тем же утром сидевший в Кремле польско-литовский гарнизон обнаружил, что долгожданная помощь куда-то испарилась.

1 ноября ополчение штурмом взяло Китай-город, а 5 ноября остатки кремлевского гарнизона сложили оружие. Смутное время завершилось.