Сражение при Калише называют «бабушкой» (иногда «дедушкой») Полтавской баталии. При Петре I праздновались четыре «викториальных» дня – в честь побед при Калише, Лесной, Полтаве и Гангуте. Открывающий этот список Калиш наименее известен, притом что славная виктория была одержана далеко на западе – в местах, куда никогда раньше русские войска не заходили.

В битве при Калише участвовали войска четырех государств – России, Швеции, Речи Посполитой и Саксонии. При этом поляки сражались по обе стороны фронта, хотя и без особого видимого результата. Саксонцы же откровенно валяли дурака, так что баталия свелась именно к русско-шведскому противостоянию.

Со времен унизительной «нарвской конфузии» 1700 года войска Петра I успели одержать несколько локальных побед над потомками викингов, но в данном случае речь шла об уничтожении действительно крупной вражеской группировки – ведь с двух сторон в сражении участвовало более 50 тысяч пехотинцев и конников. И при этом конкретных военно-политических результатов сражение не имело, если не считать важного момента – противника удалось разгромить в столь удаленных от западных границ местах, куда еще никогда не заходила русская армия.

Чтобы разобраться в этих парадоксах, обратимся к предыстории битвы.

НЕВЕРНЫЕ ДРУЗЬЯ

В Северную войну Россия вступила в двумя союзниками – Данией и Саксонией, причем саксонский курфюрст Август II был еще и королем Речи Посполитой. Дания вылетела из войны моментально, после десанта шведов у стен Копенгагена. Потом была унизительная «нарвская контузия», но добивать Россию Карл XII не стал, решив заняться противником, которого считал более серьезным.

Вломившись в Польшу, он одержал ряд побед и объявил королем Речи Посполитой своего ставленника Станислава Лещинского. Часть магнатов, однако, сохранила верность Августу и от имени всей Польши тоже объявила войну Швеции.

К 1706 году русские отвоевали у шведов Ингерманландию и часть Прибалтики, но Карла это не беспокоило, поскольку он собирался вернуться, завершив свои дела на западе. Чтобы оттянуть этот момент, Петр советовал Августу держаться, периодически подкидывал денег и высылал воинские подкрепления.

В начале 1706 года союзные армии соединились в Гродно, но, когда у города внезапно появился Карл с главными силами, едва унесли ноги.

В феврале, пока разворачивалась «гродненская эпопея», шведский фельдмаршал Реншильд разбил при Фрауштадте саксонско-русскую группировку фон Шуленбурга. Не менее 500 русских пленных были зверски убиты. Зато тысячи саксонских и французских наемников добровольно-принудительно перевербовались в шведскую армию.

Это поражение сломало Августа II, и 24 сентября он подписал сепаратный Альтранштадтский мир, по которому отказывался от польского престола, а находившиеся при его армии русские части обещал выдать шведам в качестве военнопленных.

И как раз в этот момент на помощь союзникам прибыл даже не корпус, а, можно сказать, целая конная армия под командованием князя Александра Даниловича Меншикова в составе 18 драгунских полков (более 8,5 тысячи), 6 тысяч донских казаков и 4 тысяч калмыков.

Выдать такую силищу шведам в плен саксонцы не могли физически, и Август II благодарил Бога, что русские о сепаратном мире еще не узнали. Дорогого гостя он встретил с улыбкой до ушей, а потом, если верить письму Меншикова к царю, начал плакать и жаловаться «понеже так обнищал, что есть нечего». Вероятно, чтобы не умереть от голода, союзники закатили пиршество с балами и фейерверками. Рассчитывая компенсировать деньги из казны, «Данилыч» сообщил Петру, что дал курфюрсту из собственных средств 10 тысяч ефимков (на самом деле Август получил только 6 тысяч).

Но при всей склонности к загулам князь помнил о поставленной перед ним задаче и рвался атаковать неприятеля.

СЛАВЯНСКАЯ ПОРОДА ПРОТИВ СКАНДИНАВСКОЙ

Карл в это время вторгся в Саксонию, а недалеко от союзников у Калиша находился подходящий противник – шведский корпус Акселя Мардефельта с присоединившимися к нему поляками коронного гетмана Юзефа Потоцкого.

Август II по очевидным причинам в битву не рвался, но поплелся за Меншиковым, который начал сосредоточивать войска у Калиша. Помимо русской кавалерии и саксонской пехоты к месту событий прибыли по-прежнему признававшие Августа польским королем войска Адама Синявского.

Русские драгунские полки, в принципе, уже тянули на регулярную конницу европейского типа; умели атаковать строем, освоили рубку и стрельбу из пистолетов. Дисциплина поддерживалась жесткими методами: за грабеж населения, изнасилования, сжигание домов «из озорства» полагалась смертная казнь. Убийство в пьяном состоянии каралось мягче – «пригвождением» руки на час к виселице. Процент дезертиров был ничтожным, вероятно, из-за того, что в европейском краю все было чужим и незнакомым. Зато саксонцы дезертировали при малейшей возможности. Польские части с обеих сторон представляли собой типичную задиристую, но не стойкую в бою вольницу.

14 октября калмыцкая конница «бросилась наперед, не дождався драгун» и за три часа разгромила 10 полков Потоцкого. Из примерно 600 пленных несколько десятков были изрублены по приказу Меншикова, который, возможно, считал это наказанием за Фрауштадт (к бойне под которым поляки, вообще-то, отношения не имели).

Двигаясь к Калишу, князь пустил вперед казаков и калмыков, которые перехватывали разъезды противника, так что масштаб нависшей над ним опасности Мардефельт оценил с опозданием.

В принципе он знал о численном превосходстве противника, но полковники Крассау и Мюллер убеждали его, что баланс сил компенсируется высоким качеством шведских войск, а поляки и русские стоят друг друга, учитывая «равно низкую боеспособность одной и той же славянской породы». Потоцкий же на военном совете доказывал, что его воины будут биться до «последней капли крови». Позже, оправдываясь в письме перед королем, Мардефельт 17 раз сослался на заявления польских союзников о гарантированной победе.

МЕТАНИЯ КУРФЮРСТА

22 октября Мардефельт принял посланника курфюрста, который уведомил его о заключении между Саксонией и Швецией мира. Далее ему передали слова Августа о том, что он «ничего не может поделать с московитами, которые намерены драться», и совет уйти от Калиша к Познани.

Весть о мире от короля Мардефельт по какой-то причине еще не получил, сочтя такое предупреждение провокацией или военной хитростью. Допустим, союзники хотят, чтобы он оставил удобную позицию, а потом попытаются подловить его на марше.

Август же был вполне искренен, поскольку боялся, что Карл разорвет мир, обдерет Саксонию контрибуциями как липку и выставит потом более жесткие условия. И 27 октября, когда противников разделяли всего около трех километров, через второго посланца выдал план Меншикова. Русские блокируют тыл шведов и Калиш, защищаемый всего двумя-тремя сотнями драгун. Спастись можно только быстрым, в течение двух суток, отступлением.

Мардефельт на тот момент уже знал об Альтранштадтском мире, но ретироваться все равно не счел нужным. Возможно, взыграла шведская гордость, а возможно, не хотел бросить союзников, которые уже огородили свой лагерь телегами (вагенбург) и даже окопали небольшим рвом. Быстро сорваться с места это «гуляй-поле» было неспособно.

Шведско-польское войско заняло позицию к северу от Калиша на левом берегу реки Просны. Мешать переправе противника даже не пытались, и 28 октября, неспешно перейдя Просну, русские, саксонцы и поляки расположились к югу от города.

На следующее утро войска Меншикова и Августа II двумя колоннами неспешно двинулись к лагерю Мардефельта.

С развертыванием они не спешили, решив сначала преодолеть все ручейки и речушки, впадающие в Просну. Курфюрст вообще никуда не спешил, рассчитывая, что с наступлением темноты драться никто не будет, а там все как-нибудь образуется.

Шведы и поляки Потоцкого тоже не двигались с места. Свои позиции Мардефельт не укрепил ни редутами, ни даже рогатинами, рассчитывая разбить врага в ходе решительной атаки. Но чтобы солдаты не выдохлись раньше времени, противника следовало подпустить поближе.

Схема, которую он собирался использовать, была типичной для армии Карла XII. Пехота наносит концентрированный удар в центр и рассекает линии противника до того, как его фланги попытаются проявить какую-нибудь активность. В сущности, для того, чтобы оттянуть на себя неприятельские фланги, поляки Потоцкого и требовались. Правда, толком им, вероятно, этого не объяснили.

Свой фронт Мардефельт растянул в две линии. Шведская пехота была вооружена полутораметровыми пиками и ружьями с полуметровыми штыками, которые, по идее, должны были отразить любые кавалерийские наскоки.

Но все пошло по другому сценарию….

«ПОВЕДЕНИЕ РУССКИХ ПОЛКОВ ПРЕВЗОШЛО ВСЕ ОЖИДАНИЯ…»

Русская конница составляла правое крыло, выстроившееся в две линии. На левом польско-саксонском крыле регулярные войска также были выстроены в две линии, а 10 тысяч польского ополчения расположились позади них, поскольку вообще не могли действовать строем. Еще два полка саксонских драгун и отборная польская конница Шмигельского расположились у деревни Косьцельна Весь, перекрывая дорогу на Познань. Аналогичная задача была возложена также на казаков и калмыков.

Битва начался поздно, только в три часа пополудни, с ведущейся на дальнем расстоянии артиллерийской дуэли, ущерб от которой был минимален. Шведская ударная группировка атаковала центр и даже на короткое время захватила несколько орудий, но использовать их не успела.

Русские драгуны первой линии отошли на дальность ружейного выстрела и не спеша выбивали противников. Тогда Мардефельт выпустил вперед конницу, которая вместо удара плотной массой, рассеялась на мелкие группы, увязнувшие в схватках с русскими драгунами первой линии.

Два спешенных полка Меншикова оттянули на себя вражескую пехоту, в то время как их остававшиеся на конях товарищи начали охватывать врага с тыла и флангов. Как писал участник боя Иван Желябужский: «…и потом был прежестокий бой, на котором в непрестанном огне 3 часа были… наши вящую силу взяли и так жестоко на неприятеля боем наступили, что вконец оного разорили, разве малая часть от конницы шведской ушла, а пехота вся осталась».

Саксонские драгуны Брандта на противоположном крыле использовали аналогичную тактику, но «без особого рвения». Постепенно шведы оказались в окружении, раздробленными на несколько групп. Однако на их ощетинившиеся пиками и штыками ряды кони не шли, так что драгуны просто выбивали врагов одиночными выстрелами. Благо попасть в сгрудившуюся толпу было не трудно. С наступлением темноты все, кто уцелел, сложили оружие.

Мардефельт возглавил последнее сопротивлявшееся каре, надеялся «попасть в саксонские хорошие руки», но все же был пленен русскими. Вырваться удалось всего пяти сотням драгун под командованием Крассау. Польская конница Синявского толком смогла проявить себя только в ходе преследования неприятеля.

Польские части Мардефельта, судя по всему, из вагенбурга всерьез так и не вылезали.

Около полуночи, когда с главным противником было покончено, русские подтащили орудия и начали обстрел вагенбурга. Стреляли отчасти вслепую, но «мишень» была очень крупной. Утром поляки, включая Потоцкого, сдались.

Английский посол Чарльз Витворт послал королеве Анне следующее сообщение о битве при Калише: «Поведение русских полков превзошло все ожидания, саксонцы же относились к делу очень равнодушно; большая часть шведской пехоты попала в плен, и в том числе 2000 саксонцев и французов, вероятно, из тех, которые бежали при Фрауштадте…»

2 ноября Меншиков устроил пир, на который были приглашены и союзные, и пленные вражеские командиры. От широты душевной или за взятку всех пленников, от Мардефельта до нижних чинов, он уступил курфюрсту.

А через три недели Карл XII официально оповестил весь мир об Альтранштадтском договоре. Меншиков к тому времени уже возвращался в Россию.

И все же в будущее царь смотрел с оптимизмом. Час решающей, один на один, схватки с «братом Карлом» неумолимо приближался, а победа под Калишем показывала, что шансы выиграть войну довольно значительны.