«АЛЖИР» – этой аббревиатурой, ассоциирующейся с одной из стран Северной Африки, в не столь уж давние времена маскировался совсем иной географический объект: одно из многих зловещих порождений советской эпохи, островок архипелага ГУЛАГ – Акмолинский лагерь жен изменников Родины.

Заселяли этот остров не только жены, но и другие женщины – члены семей жертв сталинских репрессий, а также (что самое страшное) их дети. Вероятно, поэтому в народе этот лагерь назывался Лагерем мам. Может, не случайно слово «алжир», происходящее от арабского «эль джизаир», означает «остров». В контексте истории, о которой мы расскажем ниже, АЛЖИР тоже предстает как остров – страшный остров страданий и слез, в полной мере отвечающий пророчеству Данте.

БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ

История возникновения лагерей, подобных АЛЖИРу, восходит к 1920-м годам, когда за политические (зачастую инспирированные самой властью) преступления репрессиям подвергались не только подлинные (или мнимые) преступники, но и члены их семей: родители, жены, братья, сестры и даже дети. Все они в подобной ситуации попадали в категорию изгоев, для которой использовалась еще одна аббревиатура – «ЧСИР» (члены семьи изменников Родины). Личная невиновность тех, кто попадал в эту категорию, во внимание не принималась. Поначалу их просто лишали избирательных прав и ссылали в отдаленные районы Сибири лет на 5–8.

Датой рождения Акмолинского лагеря, ставшего подразделением гигантского Карагандинского лагеря – знаменитого Карлага, следует считать 3 декабря 1937 года. Хотя формально АЛЖИР и считался отделением Карлага, фактически он был самостоятельной структурной единицей ГУЛАГа, подчиненной непосредственно Москве. Именно сюда доставляли матерей, дочерей, сестер и жен «изменников родины». Зачастую де-факто это были уже не жены, а вдовы, поскольку их мужья на момент ареста семьи уже были расстреляны. Арестовывать предписывалось всех, кроме беременных, глубоких старух, а также инфекционных больных (у этой категории лишь брали подписку о невыезде). Однако и по воспоминаниям бывших узниц, и согласно архивным документам, попадали в лагеря и беременные, и женщины с грудными детьми. В АЛЖИРе находилось около 400 детей, не достигших четырех лет. Ребят постарше направляли в детские дома, причем часто ребят из одной семьи разлучали. И не всегда матерям после освобождения удавалось найти своих детей.

Все имущество арестованных, за исключением личного белья, одежды, обуви и постельных принадлежностей, которые арестованные должны были взять с собой, подлежало конфискации. На дверях освободившихся квартир появлялись грозные печати. Арестованное имущество свозили на склады НКВД, где имеющие в него доступ выбирали себе то, что приглянется. Остальное продавалось через специальные магазины. Что касается опечатанных квартир, то ими тоже распоряжался НКВД, потому нетрудно догадаться, из каких фондов многие его сотрудники радикально улучшили свои жилищные условия. Судебные процессы по делам жен и других родственниц не проводились. В отделении НКВД им вручали под расписку копию решения так называемой «тройки» (еще одно порождение советской «правовой системы»). За этим следовал долгий этап в казахскую степь. Бытовала среди ЧСИР горькая шутка – мол, сколько лет замужем была, столько лет и получит жена «изменника».

Сколько таких женщин оказалось в лагерях, точных сведений нет и поныне. Исследователи разыскали лишь одну адресованную Сталину записку наркома Ежова, датированную 5 октября 1938 года: «По неполным данным, репрессировано свыше 18 000 жен арестованных изменников, в том числе по Москве не менее 3000 и по Ленинграду до 1500». Вероятно, были и другие записки. В АЛЖИРЕ в 1938 году содержалось 4200 женщин.

ЗАДАЧА – ВЫЖИТЬ

Первые этапы прибыли сюда в январе 1938 года в 40-градусные морозы. Женщин из Москвы, Ленинграда и других городов выгрузили фактически в голой степи. Лагерь состоял их шести бараков, сложенных из саманных кирпичей, каждый на 250–300 человек. Внутри двух- либо трехъярусные нары. Те, кому мест на них не хватило, спали на полу.

На уровне верхних нар в бараках имелось незастекленное окно, его затыкали тряпьем. У выхода из барака располагался общий длинный умывальник. Так называемые «удобства» – сколоченная из горбылей уборная – стояла снаружи.

Для обогрева женщины до весны рубили камыш на близлежащем озере. По приказу Карлага при температуре ниже минус 30 заключенные могли выводиться на работы только в каких-либо аварийных ситуациях, но, поскольку даже этот приказ далеко не всегда соблюдался, среди заключенных начались обморожения. Поодаль от бараков стояли несколько домиков для охраны, а еще будки для сторожевых псов – вот и все обустройство лагеря. Да еще три ряда колючей проволоки по всему периметру территории.

Все свободное от работы время женщины были обязаны оставаться в охраняемых бараках. Читать и вести записи запрещалось. Свидания, посылки и письма с воли были исключены. О судьбе своих мужей и детей женщины ничего не знали. Детей старше 3–4 лет отправляли в детдома. Для младенцев устроили круглосуточные ясли, на их кормление матерей водили под конвоем. Было немало случаев рождения детей от надзирателей. Всех их по достижении трех лет тоже спроваживали в детдома.

Питание было более чем скудным и однообразным: пайка черного хлеба, черпак баланды, чайная чашка каши-размазни. Свирепствовали инфекционные болезни, что приводило к высокой смертности. Некоторые женщины, не выдержав испытаний, сходили с ума.

Весной начались основные работы: строили новые бараки для вновь прибывающего пополнения, а также корпуса швейной фабрики, в которой им всем предстояло работать. Месили голыми ногами глину с соломой, набивали этой массой деревянные формы и, надрываясь, тащили их на площадку для просушки. Летом занимались еще полевыми работами, выращивали овощи, но не к своему столу – все вывозилось за пределы лагеря. За пронесенную в барак луковицу можно было получить несколько суток карцера. Осенью заработала швейная фабрика, ее продукция также вывозилась. Когда началась война, фабрика переключилась на шитье армейского обмундирования.

ИЗЫСКАННОЕ ОБЩЕСТВО

Начальник Карлага Отто Линин, однажды по долгу службы заглянувший в АЛЖИР, воскликнул: «Надо же, какое общество!» И действительно! Около 90% заключенных имели высшее образование.

В АЛЖИРе отбывали срок жена, дочь, две сестры расстрелянного маршала Тухачевского, жена и сестра комиссара 1-го ранга Гамарника, жена маршала Блюхера. Екатерине Калининой – жене «всесоюзного старосты», председателя ВЦИК – повезло: она работала в бане. Сидели и жены многих видных государственных деятелей Казахстана. В лагерь попали жены трех белорусских поэтов, побывала здесь и Лидия Багрицкая. После смерти своего именитого мужа-поэта она вторично вышла замуж, однако это не спасло ее – АЛЖИРа она не избежала. Сидела тут и жена писателя Пильняка – автора «Повести непогашенной луны», правдиво рассказавшей об обстоятельствах смерти Михаила Фрунзе. Сидели матери Юрия Трифонова, Евгения Весника, Булата Окуджавы. В АЛЖИРе в какой-то период была собрана чуть ли не в полном составе женская часть труппы Харьковского оперного театра (как шутили сами арестантки, «1000 артисток и 300 пианисток»). Почти год ютилась на нижних нарах общего барака актриса Рахиль Плисецкая, мать ставшей легендарной Майи. В лагере Рахиль оказалась после того, как ее супруг Михаил Плисецкий – крупный советский хозяйственный деятель, консул СССР на норвежском Шпицбергене и управляющий комбината «Арктикуголь» по доносу был арестован и расстрелян. Теперь трижды на день бегала Рахиль в детский барак кормить грудью 8-месячного сына. К счастью, ее пребывание в АЛЖИРе на фоне судеб остальных сиделец оказалось не столь трагичным и продолжительным. Родной брат Рахили известный танцовщик Асаф Мессерер, выступая на кремлевских концертах, удостоился похвалы самого Сталина. Сестра Суламифь – также известная балерина. Сообща им удалось сделать, казалось бы, невозможное – Рахили с младенцем заменили лагерь ссылкой в Чимкент, куда позже смогла приезжать на каникулы дочь Майя, после ареста родителей удочеренная тетей Суламифью.

До окончания войны из лагеря не освобождали никого, даже тех, кто уже свой срок отбыл полностью. Остров безнадежности прекратил существование лишь в 1953 году, после кончины Сталина. За 16 лет через АЛЖИР прошли более 20 000 узниц. К концу 1950-х годов дела их были пересмотрены, практически всех осужденных как ЧСИР реабилитировали. Со временем территория лагеря перешла в ведение совхоза «Акмолинский», рядом выросло село Малиновка. На месте АЛЖИРА был создан мемориал. Вдоль Аллеи Памяти выстроились черные гранитные стелы с именами узниц.