На подступах к Пензе меня подстерегли сумерки. Двести километров гипотетической мафиозной зоны давно остались позади, а прямо по курсу паслась за черными перелесками ночь. Предстояло либо рвать когти вперед и, пока не слипнутся от усталости глаза, отмахать еще хоть сотни три тысяч метров. В другом случае я бы так и поступил, но стрелка бензосчетчика клонилась к опасной красной черте, а заправочные станции в те времена располагались в основном на ближних подступах к уважающим себя населенным пунктам.

СЕКРЕТЫ ПЕНЗЕНСКОЙ МИЛИЦИИ

Ко всему прочему кипяток в термосе, залитый еще в Тольятти, успел и приостыть, и почти полностью перекочевать в мой желудок. Так что, увидев указатель поворота на город, неподалеку от которого любил гостить у своей бабушки Лермонтов, я решительно свернул по направлению стрелки, легкомысленно понадеявшись заехать к коллеге, наполнить термос и узнать немного о входящей в его зону обслуживания дороге.

Надо пояснить, что в советские времена любая центральная газета, как и всякое другое подобное по охвату средство массовой информации, непременно располагала весьма широкой сетью собственных корреспондентов, образуя нечто наподобие клана или ордена, любой представитель которого вправе был при случае обратиться к любому собрату по работе вне Москвы. Пензенского собкора я знал только по случайным встречам на собкоровских совещаниях, но о возможном заезде кого-то из получателей автомобилей его должны были предупредить из Москвы. Увы, поколесив по промерзшему городу в поисках искомой улицы и необходимого дома, я оказался в холодном подъезде у обитой дерматином безмолвной двери.

Судя по пробивавшемуся сквозь дверной утеплитель дребезжанию звонка, коллега, названный в честь древнеримского христианского мученика, надежно и беспросветно отсутствовал. Стены в его доме серьезной звукоизоляцией не отличались, и, когда я собрался отправиться прочь, из соседней квартиры выглянула старушка, оповестившая меня, что коллега внезапно отбыл в Москву, куда опять-таки неожиданно прилетел на пару дней его сын, помогавший в Африке какой-то строящей социализм стране создавать материально-техническую базу для светлого будущего ее черных обитателей.

Я выбрался из подъезда и, увидев расхаживавшего по двору запортупеенного сержанта милиции, подошел к нему за советом, где в Пензе можно побезопасней прикорнуть часа на три. Патрульный или постовой – кто их разберет – скрупулезно проверил документы на меня и на машину, дополнительно поразглядывал меня под фонарем, припоминая, должно быть, а не таится ли в чертах лица сходства с каким-то из местных разыскиваемых, и доверительно сказал: «Мой вам совет! Поезжайте от нас подальше, пока колеса не сняли».

Откровенность хранителя покоя обывателей подкупала, и я осведомился на прощание про адрес ближайшего отделения милиции, рассчитывая, что вблизи от него похитители колес орудуют не столь активно, как по скудно освещенным дворам. Невинность вопроса всерьез озадачила сержанта. Он задумчиво поразмазывал светленькие усики по румяным от морозы щекам и облегченно сказал, что разглашать местонахождение своего правоохранительного учреждения полномочий не имеет.

Не обессудьте, пензенцы или пензяки (по сию пору не знаю, что правильней)! Оставаться под вашим небом меня уже не тянуло. Я отыскал заправку, залил бензин под пробку и порулил дальше к границе засыпающей Мордовии.

«ЩУЧЬЯ» ОХОТА

После полуночи грузовики стали попадать пореже, чем днем и вечером, но все чаще меня стали обгонять выходцы из автовазовских «конюшен», сновавшие по России без опознавательных государственных знаков. Минут на пятнадцать я оказался в одиночестве, которое через два десятка километров прервалось слепящими лучами из встречных фар. Не снисходя до переключения на ближний свет, две щукообразные в моем представлении «девятки» (а может, и восьмерки – кто их ночью разберет) промчали встречным курсом, сбросили скорость и тут же развернулись в моем направлении.

Обе «щуки» без труда догнали меня и повисли, как говорится, на условном хвосте метрах пятидесяти. И пары минут не прошло, как ведущая машина прибавила оборотов, обошла меня слева, но не поспешила уйти за горизонт, пользуясь преимуществом в легкости и устойчивости благодаря шипованным шинам, о которых я не успел в Тольятти и помечтать. Вместо этого шустрая легковушка продолжала мчать рядом, порождая у меня мысли разной степени невеселости.

Километров еще через пять впереди мигнули чьи-то фары. «Девятка» небрежно, бравируя скоростью, завершила обход и заняла непрошеную позицию лидера.

Не вполне понятную, но откровенно неприятную игру прервал было встречный КамАЗ. Стоило ему безвозвратно прошуметь мимо, как замыкавшая наше вынужденное трио машина повторила финт ведущей, потом поравнялась с ней и какое-то время шла параллельным курсом, словно обитатели двух несущихся автомобилей сговаривались о чем-то посредством мимики и жестов. Разобраться в потребностях и пожеланиях друг дружки на скорости не удалось, и обе «щучки» предпочли остановиться.

Ко всему прочему относительно расчищенное шоссе сменилось участком, давненько раззнакомившимся с бульдозером. Ехать приходилось по двум колеям, скользкостью своей сравнимым с бобслейной трассой. Попытка хоть немного ускориться, пока преследователи обсуждают мою будущность, убедила, что даже на семидесяти случайная рытвинка или ледышка того и гляди отправят меня в кювет.

Продолжать игру в дорожную рулетку я не стал и, оправдав нехватку храбрости давно подступавшей усталостью, поспешил свернуть к замеченному в лунном свете табору дальнобойщиков.

Подрулив к ним вплотную, я заметил, что ко всему привычные водители автофур выстроились на ночь по-цыгански, образовав круг кабинами к центральной площадке. Надежнее всего было пристроиться между ними. Здравая мысль навестила не одного только меня. В поисках свободного пятачка удалось рассмотреть, что в тени камазовских бортов пережидают очевидные и далекие от невероятности напасти шоссейной ночи с пяток легковых машин.

Через пару минут меня навестил здоровенный детина с традиционной для выяснения дорожных дрязг монтировкой в руке. Шоферское братство, привыкшее заботиться о себе без оглядок на предельно ослабшие в те месяцы узы правопорядка, позаботилось о ночном посменном дежурстве. Только-только заступивший на двухчасовую вахту водитель выслушал мой неприукрашенный рассказ, буркнул: «Проскочил, и радуйся», после чего оставил меня в покое, продолжив свой обход.

ШУТНИК ЗАДОРНОВ И НЕХВАТКА ГОРЮЧЕГО

Мордовия запомнилась бурным строительством домов по обе стороны дороги и пустыми бензоколонками. Вымаливая на одной из них хоть десяток литров, я добился лишь чести быть посланным… к юмористу Задорнову. Сейчас уже не все помнят, что в отчаянии от обесценивания денег местные власти всерьез подумывали о введении своих средств оплаты. Модного сатирика и угораздило пошутить, что московские дензнаки будут именоваться «моськами», чукотские «чуками», а мордовские… «мордами». Москвичи хмыкнули и забыли, а земляки знаменитого летчика Девятаева, патриарха Никона и великого скульптора Эрьзи напрочь разобиделись.

«Задорнов пусть тебе бензина нальет!» – заявил мне заправщик неподалеку от рязанской границы. Раньше в таких случаях отсылали к Пушкину, но в данном случае зубоскальство юмориста вывело Александра Сергеевича из-под удара.

На последних миллилитрах я въехал в городок Шацк, в котором зла на телешутника не таили, бензин для нечаянного странника нашли, так что дай Бог Шацку на все времена полные прилавки.

На шацкой бензиновой доброте я въехал в Москву, проскочил столицу насквозь до Сходни, где у тогдашних друзей был заранее обещан приют для меня и надежный забор с воротами для автоконя.

До Вологды оставалось километров пятьсот, но на северных трассах тогда стоило опасаться разве что пурги да лосей, способных в любой момент выпрыгнуть на шоссе.

Вечером в гостеприимном уюте у бормотавшего о неприятностях в стране телевизора я вкратце поведал о тольяттинских нравах и кое-каких дорожных страстях. Получив нешуточный, хотя и запоздалый выговор за беспечность, я ничуть не возражал против предложения поднять тост за благополучное продолжение пути.

Выпить за это нам так и не удалось. Началась программа «Время», и диктор оповестил, что три авантюриста, возжаждавшие неограниченных полномочий, обрушили в историческую бездну Советский Союз.

После такой новости продолжать застольный треп о дорожных переживаниях было просто грешно.