Прошел еще один год со дня нашего ухода из Афганистана. Для связавших с ним свою судьбу десятилетие той войны разделило мир на два «полушария» – логическое и чувственное, примиренные позднее опоэтизированной строкой: «Вы запомните нас живыми. Ну а внуки рассудят потом...»

Возвращаясь к логике каждого мига того десятилетия, удивляешься ее несоответствию общему итогу. Впрочем, может, с выводами пока не спешить? По крайней мере, до тех пор, пока еще так живы эмоции.

В декабре 1979-го мы вошли в Афганистан, чтобы прежде всего отдалить от советских рубежей угрозу исламизма. Парадокс состоял в том, что исламизм стал реальностью после «антиимпериалистической» революции в Иране – у наших тогда общих с Афганистаном соседей. Но именно в Афганистане, чему мы находили подтверждение, исламизм и «американский империализм» обещали сдвоить ряды. На том зиждилась логика глобальной конфронтации. Над ней витала и революционная романтика строительства «нового мира», помноженная на неизбывную по тому времени веру в «солидарность всех трудящихся». «Мы пришли вам помочь» – почти заглавная фраза двуязычного разговорника воина-интернационалиста. Она не вызывала сомнений. Надо было видеть изумление друг другом при разговоре двух таджиков – советского и афганского. Наверное, такой могла быть наша встреча с предком из эпохи Ивана Грозного. «За сколько сатлов (ведер) маша (самая дешевая бобовая культура) можно в Москве купить ишака?» – «В Москве нет ишаков». – «Неужели такой маленький город, что не нужны даже ишаки?!» Это-то различие и оказалось непреодолимым. Большинство афганцев остались в убеждении, что «эслахате мотараки»-«прогрессивные преобразования» – это имя божества, которому поклоняются «язычники» шурави.

Сегодня лишь специалисты вспоминают о планах возвращения советских войск уже в 1981 году. Помешала сиюминутная логика: уйдем сразу, как обезопасим Кабул. Тем более что для этого достаточно «вспугнуть» какого-то там Ахмад Шаха с запоминающимся прозвищем «счастливый» – «масуд». Шли годы, а военное «счастье» так и оставалось на стороне множившихся в каждой провинции «ахмадов» и «шахов». Год 1984-й – пик наших потерь: более 2300 из почти 14 тысяч. Не известное доселе название ташкентского похоронного бюро становилось нарицательным – «Черный тюльпан». Но и тогда логика искала подтверждений в ощущениях и наоборот: ведь готовятся в Союзе «новые афганцы», говорящие с нами на одном – во всех значениях – языке. Как в родной Средней Азии. Мы уйдем – они продолжат. Нужно только освободить от Ахмад Шаха ущелье Пяти львов – Панджшер – 40 процентов мировых запасов полудрагоценного лазурита. А то, что дома мало кто знает, что здесь идет война, на то и военная тайна. Да и домашним спокойнее.

Перестройка была встречена как долгожданный час истины: теперь все наладится. Пришедший к тому времени Наджибулла деятелен и по-восточному привычно амбициозен. Ему можно оставить Афганистан, а самим с гордостью вернуться домой: мы сделали свое дело – враг не прошел. Вот и о войне стали говорить без дурацких эвфемизмов: «Организация учебных боев в условиях, приближенных к реальности». Но что это? Неужели они там в Москве посходили с ума? Перед выходом на «караван» солдат находит изданную в Москве листовку: «Бери шинель, иди домой». Куда идти солдату, если завтра выйдем все?

А вышли все-таки с достоинством. Чего это стоило, знают немногие. Если бы только галошами, соляркой да дровами рассчитывались с хозяевами дорог и перевалов! Кстати, уже в 1988-м у бандглаварей стали появляться свои, как тогда считали, замполиты – талибы. Они отличались тем, что с шурави, как правило, не общались и любого парламентера встречали «приветливым взглядом исподлобья»: с вами, шурави, мы поговорим потом... Логика времени – в экспрессии лозунга: «Не допустить второго Мейванда!» Это название – из истории последней англо-афганской войны. Тогда, в конце XIX века, из 17-тысячного английского корпуса в живых осталось 46 человек, среди них незабвенный прототип доктора Ватсона.

По западному маршруту вывода войск тягач технического замыкания последней советской колонны пересек речку Кушку 15 февраля 1989 года в 9.35 по местному времени. На кузове тягача читалось сквозь снежную пелену: «Ленинград – Всеволожск». Оттуда призывался один из последних рядовых афганской войны...