Жителям града Петрова, названного во славу евангельского первоапостола, будет, наверное, интересно узнать о духовной жизни наших ближайших соседей – тех, кто поселился на севере, на Карельском перешейке, в городе, носящем имя светского повелителя – государя Петра Великого…

СМОТРЕТЬ НА НЕБО И МОЛИТЬСЯ БОГУ

Мы родились в один и тот же год, с интервалом в три месяца. 16 мая 1703-го на невском Заячьем острове был торжественно основан Петербург, а 29 августа небезызвестный вельможа Александр Меншиков – понятно, тише и скромнее – заложил на живописном берегу Онежского озера корпуса пушечнолитейного завода, от которого, собственно, и пошла Петрозаводская слобода. Сиречь нынешний город Петрозаводск – административный центр Республики Карелии, самой западной из двух десятков крупных российских автономий. Но то, что мы видим сегодня, нельзя механически сравнивать с тем, что было вчера и позавчера.

А в тогдашнюю далекую пору – может быть, инстинктивно, в укоризну нам, прагматичным и бессердечным, – всякое масштабное хозяйственное строительство сопровождалось возведением культовых объектов. Церквей, где народ мог отправлять многоликие религиозные нужды: молиться, креститься, причащаться, исповедоваться и достойно покидать мир в свой последний час. Так начинают возникать петрозаводские храмы – деревянный собор Петра и Павла (в стиле раннего барокко) и зимняя Святодуховская церковь. Оба они стояли рядом, на обширной Соборной площади. Теплый Дом Божий был, как считали современники, весьма незамысловатой формы («брусом») и, по словам публициста Николая Кутькова, приводящего характеристику строгих ценителей XVIII века, «никакой знатности в себе не имел». Что ж, это вполне объяснимо: по сложным бытовым обстоятельствам, многое приходилось делать наспех, «ударными темпами», без должной архитектурно-художественной огранки. Проникнемся психологией тех стародавних времен: простые, малограмотные люди истово тянулись к Богу, к Небесам, и их волновали не столько тонкости эстетики, сколько глубины святости. Как мы не можем нормально работать без телевидения и Интернета, так они не представляли себе трудовых – от зари до зари – будней без иконостаса и амвона, без оплывающих ярых свечей и доходчивых ярких проповедей…

Конечно, нехитрыми церковными постройками дело не ограничилось. В 1800 году, на излете павловского царствования, в Петрозаводске вырос наконец каменный (а точнее, полукаменный) храм – Воскресенский собор. Правда, его бревенчатый верх сыграл впоследствии злую шутку: суровой осенью 1924-го, на пике атеистического психоза, он «почему-то» сгорел одновременно, день в день, с деревянной Петропавловской молельней, породив среди горожан массу глухих, тревожных слухов. Впрочем, в дореволюционный период Петрозаводск славился своей искренней веротерпимостью. Так, вдали от шумных улиц и переулков, за речкой Лососинкой, поднялась скромная лютеранская кирха, или, как ее нарекли в обиходе, Немецкая церковь, которую посещали иностранные мастера и специалисты, обслуживавшие местное литейное производство.

Очередной этап церковного зодчества пришелся на первую половину XIX века. На стыке 1820–1830-х годов архитектор Александр Постников возвел для рабочих пушечных цехов заводской храм Александра Невского. История его и любопытна, и поучительна, особенно при воспоминании о победах святого благоверного князя – небесного покровителя северных земель Олонецкого края. Когда-то, в августе 1724-го, за пять месяцев до смерти императора Петра Алексеевича, мощи знаменитого князя-воина (в схиме – Алексия) были перенесены из Владимира в Петербург, где их упокоили под сводами Благовещенской церкви Александро-Невского монастыря. Петр I самолично присутствовал на этой торжественной церемонии. Он отворил ларец с августейшим прахом, удостоверился, что останки на месте, замкнул шкатулку и выбросил ключ в Неву…

Полвека спустя, в 1774-м, как раз к 50-летию сего значимого и знакового события, в Петровской слободе Петрозаводска инженеры довели до ума новые производственные здания, и по указу самодержицы Екатерины II усовершенствованный завод окрестили Александровским – в честь могучего сокрушителя шведско-германских захватчиков.

И БЕЗ ПРИЗЫВА ПРИДУ ВО ХРАМ

Фабричный люд искони оседал с семьями на правой стороне Лососинки. Берег изобиловал бездорожьем и пустырями – и грубыми, каменистыми, и болотистыми, покрытыми низким, тощим кустарником. На страницах топонимических справочников эти продутые ветрами неудобья помечены кратко и красноречиво – Голики, или Голиковка. Буквально по старинной русской поговорке: «В избе голик, да веник, да алтын денег». На широкую ногу жили обитатели тех «широт»! Не слишком беспокоясь о материальном достатке заводских умельцев, царские власти озаботились, тем не менее, их духовным здоровьем. В 1792 году в ограде ближайшего кладбища была сооружена крепкая, но не зело казистая Троицкая церковь, куда стекалась вся окрестная паства. Однако со временем она обветшала и прохудилась, перестав удовлетворять как пасущих, так и пасомых. Да и хмурая «точка» не вызывала симпатий.

После Отечественной войны с французами начальство занялось этим вопросом всерьез. Оно объявило открытый конкурс на создание нового собора. В борьбе участвовали самые разные зодчие, но победа досталась штатному архитектору Департамента горных и соляных дел Александру Постникову, который «ладил» свое детище в течение пяти с половиной лет – с 22 июля 1826-го по 27 января 1832-го. В морозный день, совпавший с праздником Святого Иоанна Златоуста, просторная пятиглавая заводская церковь Александра Невского была освящена епископом Олонецким и Петрозаводским Игнатием в сослужении городского духовенства. Прекрасный храм легко вмещал несколько сот человек и «разбивался» на три придела – центральный (во имя святого благоверного князя Александра), северный (святителя Николая Чудотворца) и южный (Святой Троицы).

Гордость духовной архитектуры созидали дружно – что называется, всем миром. С каждого заработанного в александровских цехах рубля на строительные цели отчислялось по две копейки. Сумма, кстати, немалая, если пролистать старые прейскуранты, свидетельствующие, что, например, молочная корова (опора любого мужицкого двора!) стоила в те времена от пяти до семи рублей. Энная часть средств, по личному распоряжению монарха Александра I, тезки святого благоверного князя, покрывалась из государственной казны. Щедро, от всей души жертвовали на доброе дело горные чиновники и тороватые купцы. Деньги, скажем по справедливости, не ушли в песок.

Храм, как пишет петрозаводская исследовательница Надежда Басова, зиждился на прочном фундаменте, был обнесен внизу тесаным гранитом, обрамлен тремя крыльцами и площадками из приятных зеленоватых самоцветов. Отлично показали себя петрозаводские крестьяне и ярославские каменщики, кем успешно руководил талантливый швейцарский итальянец Пьетро Карло Мадерни – земляк самого Доменико Трезини, автора нашего Петропавловского собора, где похоронены все, кроме царя-мальчика Петра II, российские императоры и императрицы. Усердно покрывали железом церковные купола холмогорские кровельщики, приехавшие в Карелию с родины Михаила Ломоносова. Трудоемкие малярные работы выполнила нанятая костромская артель. А петербургский художник Александр Чижов искусно скопировал на холсте лучшие образцы столичных храмовых росписей и привез их к берегам Онеги. Над южным фасадом, в одной из четырехугольных башен, была расположена звонница с восемью голосистыми колоколами…

ТЮРЬМЫ И ЦЕРКВИ СРОВНЯЕМ С ЗЕМЛЕЙ…

XX столетие принесло человечеству эру истребительных мировых войн и безумных, клокочущих потрясений. С исключительной силой пострадала от бунтарства Россия, оказавшаяся по объективной и многофакторной историко-политической причинности наиболее восприимчивой к лукавым, сладкопевным утопиям коренного социального переустройства. Придя к власти, коммунисты, обещавшие воздвигнуть коллективистский рай на Земле, обрушились, прежде всего, на свою идеологическую «конкурентку» – Церковь, призывавшую к индивидуальному молитвенно-добродетельному постижению Рая Небесного. Так было в столицах, так было на периферии.

С 1928 года петрозаводские совдеповцы постоянно вбрасывали в общество бойкую мысль о закрытии Александро-Невского собора и передаче его помещений под молодежный клуб. Верующие, разумеется, категорически возражали против этаких прогрессивных новаций. Но ни письма, ни жалобы не смягчили начальственного настроя. Хотя веселье уступило место науке.

21 июня 1929-го Городской совет постановил передать храмовые площади промышленному отделу Петрозаводского краеведческого музея. Через неделю, 29 июня, это «судьбоносное» решение утвердил автономно-республиканский «совпарламент» – КарЦИК (Карельский Центральный исполнительный комитет Советов).

Получив высокую «отмашку», атеисты перешли в атаку. Рабочие сняли кресты, разобрали купола. Демонтировали звонницу, а внутри всю церковь как бы разрезали этажными перекрытиями. Двухлетние старания принесли свои несладкие плоды: в 1931-м посетители, не узнав в храме храма, познакомились с первыми выставочными экспонатами. Позднее, после войны, был выкопан вместительный, хорошо оборудованный подвал, где сотрудники хранили запасные изделия, а также реквизированную церковную утварь и снятые в тридцатых годах колокола. Будем чистосердечны: именно музейный статус помог спасти «очаг реакционного клерикализма» от разгрома и, выражаясь языком Ветхого завета, мерзости запустения.

Для страхов имелись более чем веские резоны. Два старинных – раритетных! – храма сгорели в одночасье еще осенью 1924-го, в год смерти Ленина. Вслед за тем отцы города закрыли лютеранскую кирху и католический костел – «ввиду ненадлежащего содержания общиной верующих». Дома были переданы на казенный баланс. В апреле 1936-го взлетел на воздух Святодуховский кафедральный собор, воздвигнутый в 1860–1870-х годах и воспроизводивший основные черты московского храма Христа Спасителя. Судьба обоих Домов Божиих стала перекличкой архитектурных жертв дикого вандализма и бессмысленной жестокости. Прихожане Святодуховской церкви надеялись до последнего момента, что ее оградит… общественная столовая, которая в стенах сего здания кормила и поила рабочих и служащих. Увы, не вышло – заговорил товарищ маузер. Вернее, динамит… Зато Александро-Невский собор выжил. Хотя и в искаженном, изуродованном виде.

ДЕВУШКА ПЕЛА В ЦЕРКОВНОМ ХОРЕ…

Милость Господня вновь осенила многострадальный храм в 1990 году. Перестроечная бюрократия отдала его Петрозаводской и Карельской епархии. В 1993-м из собора вывезли музейное имущество, а осенью 1994-го началась капитальная реконструкция чудесного творения Александра Постникова, который, вероятно, не раз перевернулся в гробу, наблюдая за всеми кощунствами и глумлениями. Благодаря реставрационным усилиям, здание обрело исходный архитектурный облик и свою замечательную акустику. С восточной стороны к нему пристроили четвертый алтарный портик, а внутри, над западным входом, устроили балкон, откуда льются мелодичные голоса певчих.

В июле 1996-го храм засверкал православными крестами. 11 апреля 1999-го здесь состоялась пасхальная служба, а вскоре, в трагическую для собора дату, 29 июня, – в 70-летие со дня выхода геростратовского постановления о его музейной «переориентации» – на звонницу подняли восемь колоколов. Отлитых по старинным русским технологиям в далеком Воронеже. Самый большой, весящий одиннадцать с половиной центнеров, был в соответствии с традицией наречен Александровским. А изготовить иконостас помогли мастера двух заводов – Онежского тракторного (так в советскую эпоху стали звать александровское производство) и судостроительного «Авангард». Иконы писали прославленные софринские богомазы.

3 июня 2000 года патриарх Московский и всея Руси Алексий II, приехав в Карелию, совершил Великое освящение Александро-Невского собора и подарил ему Владимирскую икону Божией Матери. С тех пор сей духовный чертог является главным храмом Карельской епархии. Сюда, под его гулкие своды, перенесена из Крестовоздвиженской церкви кафедра архиепископа Петрозаводского и Карельского Мануила. Понадеемся, что впредь – ныне, и присно, и во веки веков – тут не будет ни музеев, ни складов, ни танцхоллов…