Вскоре после смерти Петра Великого многие европейские государства стали засылать в Российскую империю тайных агентов, которые должны были найти завещание российского самодержца. Но как ни были шпионы хитроумны, их попытки проваливались одна за другой. Поэтому подлинной насмешкой истории выглядело то обстоятельство, что этот уникальный документ попал в руки случайному в секретных службах человеку — французскому искателю приключений шевалье д’Эону. Или мадемуазель д’Эон?..

ВТОРИЧНЫЕ ПОЛОВЫЕ ПРИЗРАКИ

Как следует из мемуаров очевидцев, 17 марта 1745 года Людовик XV давал очередной свой роскошный маскарад. Среди приглашенных светских красавиц выделялась Королева Ночи — впервые представшая при дворе Луиза де Бомон. На придирчивый взгляд придворных дам, де Бомон была, пожалуй, излишне манерна. Но объективно ее недостатком можно было бы счесть лишь подернувший верхнюю губу легкий пушок, что, впрочем, нисколько девицу не портило…

Король был сражен. Удалившись от гостей, Людовик черкнул на листе атласной бумаги записку чаровнице. В ней, если верить графине де Рошфор, записавшей эту историю в свою тетрадку, значилось: «Бодрствуйте сегодня, ибо то, чего я желаю, должно желать и вам».

Происшествие не осталось незамеченным фавориткой короля m-me Помпадур. Приблизившись к своему царственному возлюбленному, мадам прошептала:

— Сир, вы плохо помещаете капитал своих чувств. Он не принесет процентов.

После чего объяснила, что девица Шарль Женевьева Луиза Августа Андре Тимоте д’Эон де Бомон мадемуазелью не является. Потому как это переодетый для маскарада шевалье д’Эон, известный в Париже дуэлянт...

Монарх был взбешен, но вскоре пришел в себя. Если этот шалопай сумел ввести в заблуждение самого Людовика XV, почему бы не использовать его на благо Франции? Тем более случай как нельзя более удобный — посольские отношения с Московией прерваны из-за пьяной потасовки русского и французского посланников при английском дворе, и теперь в Петербурге нет даже консульства, чтобы следить за ходом российских событий!

Наведя справки, король выяснил, что само рождение отпрыска семейства де Бомон оказалось сокрыто под вуалью таинственности. Несомненным в его биографии можно было считать разве что дату появления на свет — 5 октября 1718 года. Далее же следовали бесконечные путаницы и бессмыслицы.

В акте рождения дитя д’Эон было записано мальчиком. Однако все знакомые семейства были уверены: на свет появилась девочка. Иначе чем объяснить, что в ранние свои лета она (он?) воспитывалась(ся), как подобает барышне хорошего рода и носил(а) приличествующую барышне одежду? И как случилось, что священник, совершавший обряд крещения, не заметил подмены? Правда, поговаривали, что известный в департаменте своим мздоимством аббат Лебрен за вознаграждение мог совершить и не такую «оплошность»…

Словом, кто же появился на свет — мальчик или девочка, — выяснить не представлялось возможным. Тем не менее, взрастив «дочь» до 12 лет, родители отправили ее в Париж, но почему-то уже в мужском платье.

Еще в ранней молодости, едва-едва закончив курс юридической коллегии, д’Эон начал с огромным трудолюбием и скоростью кропать сочинения по истории, экономике и философии. И при этом умудрился в кратчайшие сроки приобрести реноме одного из самых вспыльчивых забияк.

Получив всю эту информацию, Людовик XV утвердился в мысли отправить переодетого дамой кавалера в Россию с особым поручением. Это решение горячо поддержала маркиза Помпадур, которая, зная по собственному опыту, как много может женщина в государственных делах, внушала сиру Луи, что его сближение с императрицей Елизаветой Петровной может устроить лишь дама…

ПЕТЕРБУРГСКИЙ ЧАС ШПИК

Для прикрытия шпиона был необходим спутник-мужчина, который не навлек бы на себя подозрений главного российского придворного противника Франции — графа Алексея Петровича Бестужева-Рюмина. Но при первой же встрече с королем шевалье д’Эон решил эту проблему с легкостью. Лучшей на роль попутчика кандидатурой, по мнению новоиспеченного шпиона, мог бы стать довольно известный в Европе геолог — сэр Дуглас Макензи, шотландец, живущий в Париже в качестве изгнанника. В Россию он отправлялся якобы для исследования рудников. Дуглас и на самом деле был ученым, причем довольно известным в Европе. Но на самом деле его задачей являлась отправка записок-донесений, составленных с использованием хитроумных иносказаний. Например, определение «горностай в ходу» означало преобладание при русском дворе проанглийских партий; под «рысью» подразумевался англофил Бестужев-Рюмин, а в случае проявления кем-либо симпатий к Версалю следовало корреспондировать: «Соболь поднимается в цене».

Шевалье д’Эон, перевоплотившийся в племянницу Макензи девицу Луизу де Бомон, продумал маршрут следования в Российскую империю, который должен был сбить с толку любого расспрашивающего. «Дядя с племянницей» собирались поначалу заехать в Швабию, оттуда — в Богемию, для осмотра тамошних рудокопных шахт с научной целью, далее — посетить Фридбергские рудники в Саксонии, Силезию, Курляндию и Лифляндию. И только оттуда — к конечной цели следования.

Людовик XV передал д’Эону подробную инструкцию, которая содержалась в резной табакерке. На четырех малюсеньких листках пергаментной бумаги мельчайшим шрифтом было означено, что ему следует втереться в доверие к императрице и выведать сведения:

– о численном составе русского войска;

– о расположении российских граждан к своему правительству;

– о видах Елизаветы Петровны на Польшу и ее намерениях в отношении варшавского престола...

К слову, на гардероб шпиона было выделено около 100 тысяч ливров, что являлось суммой, достойной быть истраченной на экипировку принцессы крови!

ЧТИЦА ВЫСОКОГО ПОЛЕТА

Откровенно говоря, проникнуть к петербургскому двору в мужском обличье было бы гораздо легче. Но как тогда просочиться в апартаменты императрицы? Нет, юбка и чепец были все-таки правильным решением. Д’Эон понимал, что ему нужен влиятельный союзник. На эту роль был выбран граф Михаил Илларионович Воронцов, вечный соперник Бестужева-Рюмина в притязаниях на привязанность императрицы, не скрывавший своей склонности к союзу с Версалем. И через пару недель по прибытии в Северную столицу Макензи с племянницей отправились с визитом к Михаилу Илларионовичу.

Прехорошенькая м-ль Луиза де Бомон обольстила графа мгновенно, поговаривали, будто и м-ль Луиза отвечает ему взаимностью. Супруга Воронцова, Анна Карловна, на пересуды не обращала внимания, что, впрочем, неудивительно, ежели учесть тогдашние нравы и введенную императрицей увлеченность нарядами. А туалеты девицы де Бомон произвели в Петербурге потрясающий эффект. Сама государыня, прослышав об иностранной моднице, обратилась к Анне Карловне Воронцовой с вопросом о нарядах мадемуазель. И дальнейшее стало, как говорится, делом техники. Вернее, ловкости и шпионской предприимчивости...

Заведя с визитершей обыкновенную придворную беседу, Елизавета Петровна обнаружила, у девицы знание литературы, истории, философии, географии и прочих предметов, в которых окружавшие ее дамы не разбирались. А потому, учредив должность придворной чтицы, императрица назначила на нее девицу де Бомон.

Проводя долгие часы в императрицыных комнатах, д’Эон старался вовсю. О чем они только не говорили! Об оперной труппе итальянских певцов Локателли... О 300-тысячной армии Российской империи... О растреклятых галантерейщиках, снова отказавшихся отпускать государыне товары в кредит... О сватающихся к царствующей невесте женихах — начиная от французского принца и кончая собственным племянником...

Между сложившейся троицей — вице-канцлером Воронцовым, девицей де Бомон и царицей — господствовало полное согласие. И это привело к тому, что Елизавета Петровна написала любезное письмо Людовику XV, в котором милостиво предлагала ему направить в Россию официального дипломатического агента.

Миссия д’Эона, продолжавшаяся два с половиной года, была успешно завершена. И потому девица де Бомон, подчиняясь воле своего дядюшки, окончившего свои ученые дела в Российской империи, засобиралась домой.

На родину, во Францию, девица Луиза де Бомон вернулась кавалером д’Эоном. Король принял удачливого агента милостиво. Наградил 6000 ливрами и при составлении посольского штата в Российской империи назначил на место секретаря. К слову, звание посланника получил неожиданно для многих недавний «дядюшка» м-ль де Бомон Дуглас Макензи. Отчего не наоборот? На главные дипломатические посты король всегда назначал людей известных, но не слишком далеких. А вот помощников сир Луи выбирал из числа проверенных, хитроумных и политически одаренных. Шевалье д’Эон отлично подходил для этой роли.

ДАМУ ПРИГЛАШАЮТ В КАВАЛЕРЫ

Несмотря на переодевание в мужской наряд, не узнать вчерашнюю чтицу государыни мог бы в Петербурге разве что слепец. Шевалье д’Эон решал эту проблему недолго. По его замыслу, на сей раз в Петербург Макензи сопровождал брат-близнец Луизы де Бомон, похожий на сестрицу как две капли воды. И русские, совершенно по собственной поговорке «на всякого мудреца довольно простоты», попались...

Когда государыня решила приобщить наследника к фехтованию, граф Воронцов очень кстати рассказал Елизавете, что секретарь французского посольства д’Эон де Бомон, оказывается, известный в Париже дуэлянт, мастерски владеющий всеми видами оружия. Чего же искать лучше?

Узнала ли государыня в секретаре-фехтовальщике свою чтицу? Надо полагать, узнала. А если так — отчего вступила в игру? Может быть, рассчитывая, что в случае необходимости сможет использовать ум и шпагу прожженного авантюриста?

Окончательно перенастроить упрямого, помешанного на всем прусском Петра учителю фехтования, естественно, не удалось, но, услышав имя Людовика XV, будущий русский царь уже не впадал в истерику.

Миссия кавалера д’Эона в Петербурге вновь завершилась полным успехом. Можно было возвращаться домой. Однако шевалье все тянул и тянул с отъездом. Дело в том, что однажды он подслушал обрывок явно не предназначенного для его ушей разговора, из которого можно было понять: в Петергофе есть некий секретный архив.

Кстати, об этом хранилище документов писал в своих «Достоверных повествованиях» «личный токарь» Петра I Андрей Константинович Нартов: «Если бы когда-нибудь случилось кому разбирать архиву тайных дел его, вострепетал бы он от ужаса, что соделывалось...»

Итак, кавалер д’Эон решил проникнуть в святая святых Российской империи, о чем и сообщил Людовику XV. Сумма, посланная ему для исполнения данного предприятия, была баснословной — 850 000 ливров! Этих денег вполне было бы, к примеру, достаточно для успешного ведения небольшой войны! Но документ явно стоил дороже, потому что речь шла об официально не существующем, а на самом деле по политическим мотивам спрятанном завещании Петра Великого.

Это была бомба, подложенная под Европу. Как перешептывались между собой современники, суть завещания, изложенного на 40 листах, состояла в том, что России надлежит постоянно поддерживать в мире войну. При этом всем будущим русским царям следовало жениться лишь на германских принцессах для того, чтобы настойчиво вмешиваться в германские дела, ослабляя и обескровливая эту страну дурными советами в политике. Еще, согласно воле Петровой, нужно было поддерживать смуты в Варшаве до тех пор, пока не окажется возможным присоединение Польши к Российской империи. И кроме того, отнять как можно больше территорий у Швеции, перессорить между собой греков, венгров и турок, а также произвести раздор между Францией и Англией. Все для того, чтобы проникнуть в Персидский залив и после, через Сирию, — на Восток, продвинув свою территорию до Индии. Потому как известно: кто владеет Индией, тот владеет миром...

Но завещание Петра Индийским океаном не ограничивалось. Весь земной шар должен был не более чем за полтора столетия оказаться под могучей пятой России! Записав в своем дневнике, что, купив эту поистине бесценную бумагу у одного из служителей петергофского архива, шевалье д’Эон поспешил во Францию, предвкушая милости, какими осыплет его в благодарность за службу Людовик XV. Однако все случилось с точностью до наоборот. Едва пробежав глазами врученный ему документ, сир Луи пробурчал: «Забавно!..» — и дал понять своему шпиону, что подлинность завещания Петра Великого явно сомнительна. После чего отправил своего шпиона воевать, назначив адъютантом маршала Брольи...

ДЕВИЧЬЯ ЧЕСТЬ МУНДИРА

Д’Эон сражался геройски. При Гикстере был серьезно ранен в правую руку и голову. Едва оправившись, вернулся в строй и так отличился в боях под Мейншлоссе и Остерике, что удостоился награждения орденом Св. Людовика и ежегодной пенсии в 2000 ливров. Эта сумма показалась ему оскорбительной, и шевалье решил броситься в атаку. Оружие для этого у него имелось — он сохранил переписку с Людовиком XV, которую полагалось уничтожать по прочтении. И теперь, по мнению авантюриста, настал срок ее использовать.

Д’Эон отправил в Версаль нечто вроде ультиматума, где было предложено: либо король выплатит своему тайному агенту 320 тысяч в качестве компенсации за моральный и материальный ущерб, нанесенный в процессе шпионской работы. Либо он, известный в Европе литератор, опубликует все эти бумаги в британских газетах.

Расчет оказался неверным. Вместо ливров ему было вручено высочайшее предписание немедленно возвратить все писанные королевской рукой корреспонденции, а также запрещение под страхом смерти возвращаться из Англии, где он в то время находился, на родину. И еще один пункт: немедленно снять неприличествующее полу девицы Луизы де Бомон мужское платье. Обрядиться в нормальный для нее женский костюм. И не снимать чепца и юбок впредь никогда!..

В своем новом письме французскому королю шевалье д’Эон де Бомон смиренно обратился к его величеству с мольбой позволить ему сбросить с себя «несообразную с его полом одежду старой девицы, вызывающую у публики массу насмешек и толков». Ответа не последовало, и тогда девица Луиза де Бомон выступила в европейской печати с сенсационными воспоминаниями о недавних боевых действиях при Гикстере и Мейншлоссе, в которых ей пришлось принимать самое активное участие. Причем в особую заслугу себе она ставила то обстоятельство, что даже в обстановке действующей армии ей удалось сохранить женскую честь и достоинство.

Смерть Людовика XV принесла надежду, что повеление пребывать в женском костюме новым монархом будет отменено. Однако Людовик XVI оставил все как есть. И тогда шевалье обратился к королеве Марии-Антуанетте с жалобой на то, что ему, девице благородного происхождения, по скудости средств не представляется возможным иметь гардероб, соответствующий летам и общественному положению. В ответ Мария-Антуанетта, смилостивившись, поручила своей личной модистке, м-ль Бертон, экипировку де Бомон за счет казны. В результате чего девица (шевалье?) сделалась(ся) самой изящной в Лондоне модницей...

Оставаясь в дамском платье, Луиза де Бомон получал(а) перечисляемую на имя кавалера д’Эона пенсию. Выступал(а) в прессе со статьями, разоблачающими мужские утеснения, причиняемые особам слабого пола. Особо подчеркивает, что надел(а) женское платье именно в день святой Урсулы, покровительницы 11 тысяч девственниц, к коим он(а) с честью может себя отнести...

Короче, путаницу д’Эон производил страшную. Было даже обращение к пришедшей за это время во Франции к власти Директории с просьбой вернуть его, прославленного героя, в армию. И причина этой просьбы, как значилось в письме, заключалась в том, что мужественное сердце французского кавалера восставало против ненавистных декольте, сладко-пряных духов и кружевных наколок.

Республиканское правительство не допустило под свои трехцветные знамена сомнительного, хотя и храброго воина. И — совершенно неожиданно для д’Эона — прекратило ему выплату назначенной когда-то королем пенсии. А в довершение он как эмигрант был объявлен вне закона... Оставшись без средств к существованию, изгоем на родине и лишним на чужбине, шевалье открыл школу фехтования, где лично преподавал владение оружием. Причем не просто так, а непременно с завитыми на затылке локонами и в кринолине.

Умер д’Эон в Лондоне. В акте о причинах смерти, подписанном неким медиком, указывалось, что преставившееся лицо является по всем признакам женщиной. Причем — далеко не девственницей, а, напротив, произведшей, вероятно, на свет не одного младенца. И в связи с данным документом уж вовсе становится непонятным, почему на могильном памятнике, установленном после погребения, указано:

«Здесь покоится дипломат, писатель, кавалер ордена Св. Людовика шевалье Шарль Женевьева Луиза Августа Андре Тимоте д’Эон де Бомон. 5.10.1718 — 10.5.1810. Мир праху его».

Кем был д’Эон в действительности — мужчиной или женщиной, — так и осталось тайной. Да и какая, собственно, разница? Любопытно другое: существовало ли подлинное завещание Петра Великого и действительно ли французский авантюрист умудрился заполучить уникальную бумагу? А вдруг все обстояло именно так, как он рассказал об этом в своих «Записках»? Все, конечно, может быть. Но в таком случае остается только догадываться, в какую сторону повернулась бы история, если б шпионская миссия шевалье не увенчалась успехом и где, на каких широтах были бы сегодня очерчены границы великой Российской империи?..