Рейтинг великих россиян за границей выглядит несколько по-иному, нежели в самой России. Например, в итальянском справочнике «Лучшие архитекторы мира» из наших соотечественников представлен только Владимир Григорьевич Шухов (1853–1939). За что же в мире так ценят человека, который у себя на Родине ассоциируется почти исключительно с Шуховской (Шаболовской) башней?..

Конечно, у специалистов его имя всегда пользовалось высочайшим авторитетом. Но в массовое сознание оно стало возвращаться сравнительно недавно. В июне 2018 года в Нью-Йорке в штаб-квартире ООН ему был посвящен внушительный раздел экспозиции «Российские ученые, изменившие мир». Акция была организована Минпромторгом России и Международным Шуховским фондом. В сентябре того же года «Российские железные дороги» запустили по маршруту Белгород—Москва фирменный поезд «Шухов» (в нынешней Белгородской области инженер родился, и теперь тамошний Технологический университет носит его имя). В популярной книжной серии «Жизнь замечательных людей вышла» его биография. Осуществлено академическое издание «Избранные труды почетного академика В.Г. Шухова» в трех томах: «Энергетика», «Гидротехника», «Строительное дело».

Отчасти эти проекты были приурочены к 165-летию со дня рождения Шухова, но дата не слишком круглая, и это, кстати, внушает надежду, что обращаться к творчеству великих деятелей прошлого мы можем и без юбилеев.

СОЗИДАТЕЛЬНЫЕ АМБИЦИИ

С другой стороны, по названиям шуховского трехтомника видно, что и не архитектор он вовсе, а инженер. Хотя итальянцев тоже понять можно: разница между архитектором и инженером весьма условна, а ближе к нашему времени вообще начинает стираться. В дополнение к функционализму, утилитарности, серийности, приходит шуховская эстетика инженерных конструкций. Именно поэтому его проекты растиражированы до такой степени, что с ними, сами о том не подозревая, мы сталкиваемся сплошь и рядом.

Взять ту же Шуховскую башню, которую начали строить в смутном, голодном, кровавом 1919 году. С одной стороны, здесь можно увидеть ленинский каприз, с другой — устремленность в будущее. В какой бы яме не оказалась страна, стоит ли, ссылаясь на трудности, отказываться от проектов, которые на столетия вперед определяют лицо эпохи?

Владимир Григорьевич, конечно, считал, что не стоит: «Мы должны работать независимо от политики. Башни, котлы, стропила нужны, и мы будем нужны».

Как это свойственно созидателям, любимая работа не просто помогала ему преодолевать личные трудности, но и упорядочивала хаос, который слишком часто привносят в мир политики с их разрушительными амбициями. У архитекторов, инженеров, художников амбиции созидательные…

Еще в четвертом классе гимназии Шухов подготовил и представил собственное доказательство теоремы Пифагора. Его учитель, выдающийся педагог Константин Краевич, воспитанника похвалил, но «двойку» поставил, сказав: «Тебе велели выучить урок, ты этого не сделал, значит — выказал неуважение к великому математику, жившему две тысячи лет назад».

Кто-то скажет, что такие эпизоды могут ранить творческую личность, но Шухов сделал из случившегося правильный вывод — творчество должно сочетаться с дисциплиной. Став инженером, он делал, то, что было востребовано сегодня, и получал возможность посвятить себя проектам, которые будут востребованы завтра.

Другая характерная его черта — во всех своих работах он осуществлял полный цикл: идея — проект — воплощение. Трудясь в самых разных областях техники (горелки, насосы, мосты, сетчатые конструкции, морские мины, башни, химические процессы, транспорт жидкости и газа по трубам и многое-многое другое), он постоянно думал об унификации работы проектировщика. Именно он стал первым инженером, разрабатывающим типовые проекты серийного производства металлических конструкций.

Исследователь шуховского творчества Григорий Ковельмана очень емко сформулировал: «Нефть, поднятая из недр шуховскими насосами, рационально переработанная в шуховских крекинг-аппаратах, хорошо сохраненная в шуховских резервуарах, дешево и без потерь доставленная наливными шуховскими баржами и шуховскими нефтепроводами, сжигается с извлечением максимального количества тепла шуховскими форсунками в шуховских котлах».

Как профессионалу ему многое дала поездка в Америку, куда он отправился в 1876 году после окончания Московского высшего технического училища. В определенном смысле это мероприятие было своего рода «парад-алле» самых современных технических достижений. Именно там он познакомился с инженером Александром Вениаминовичем Бари, получившим золотую медаль за свои ажурные павильоны на Филадельфийской выставке.

Бари предлагал Шухову остаться в Соединенных Штатах, но тот отказался, а потом уже сам Бари приехал в Россию и залучил-таки Владимира Григорьевича в свою фирму «Бари, Сытенко и Ко» на должность главного инженера. Интересная деталь, показывающая, что творческому человеку с предпринимательской жилкой, зачастую было проще реализовать себя не в считавшейся локомотивом технического прогресса Америке, а в царской России, которая, кстати, в этот период, набрала поистине рекордные темпы развития.

Позже высказывались мнения, что Бари эксплуатировал инженерные таланты Шухова и сам Владимир Григорьевич с этим согласился, но с одной существенной оговоркой: «Это верно. Но и я эксплуатировал его, заставляя выполнять мои даже самые смелые предположения».

ШУХОВСКИЕ «КАСТРЮЛИ»

Из-за необходимости по состоянию здоровья сменить климат, Шухов поехал в Баку, где инженерная фирма Бари нашла выгодного заказчика — Товарищество братьев Нобелей («Бранобель»). Здесь он осуществил проект первого в России и Европе нефтепровода длиной 10 километров от месторождения Балаханы до нефтеперегонного завода. Это положило начало нефтепроводной системе России, которая бурно развивается и в настоящее время. Кстати, в декабре этого года этому событию исполняется 140 лет.

Раньше для перевозки нефти в бочках и бурдюках были задействованы около 10 тысяч рабочих с соответствующим числом лошадей, мулов, ослов, верблюдов. Нефтепровод окупил себя за первый год функционирования, но оставшиеся без работы трудяги пытались его уничтожить. Для подавления выступлений пришлось вызывать казаков. Вряд ли Владимира Григорьевича это порадовало, но такова цена технического прогресса.

Следующее его изобретение имело не меньший резонанс: речь шла о создании «наливных барж» — металлических судов для перевозки нефти и нефтепродуктов по рекам. И как своего рода завершение «нефтяной трилогии» — круглые металлические резервуары для хранения нефти.

До этого нефть в России хранили просто в выкопанных прудах, а в США у Рокфеллера — в прямоугольных резервуарах. Казалось бы, невелика хитрость — предложить вместо прямоугольных резервуаров круглые. Но в нефтяном деле это стало своего рода «революцией».

— Шухов придумал несколько, как сейчас бы сказали, ноу-хау, — говорит президент Международного Шуховского фонда Леонид Штерн. — Во-первых, при одинаковом периметре площадь круга существенно больше площади прямоугольника, так что при одинаковой затрате металла шуховские хранилища вмещали значительно больше нефти. Во-вторых, Шухов отказался от фундамента: его резервуары имеют тонкое дно и устанавливаются на песчаную подушку, что тоже значительно удешевляет конструкцию абсолютно без потери качества. И, наконец, главное изобретение. В американских нефтехранилищах приходилось делать толстые стенки, так как десятки тонн хранимой нефти просто разрывали тонкие листы металла. Шухов же сделал толщину стенок резервуара неодинаковой — наверху, где давление минимально, стенка делалась из одиночного листа, ниже, где давление побольше, из двух, дальше — из трех и так далее. В результате надежность была фантастической, а экономия такой, что и сам Рокфеллер довольно быстро поменял почти все свои «коробки» на шуховские «кастрюли». Тогда даже писали, что «тысячи тонн металла плачут из-за своей неиспользованности по вине Шухова».

На самом деле плакал, конечно, не металл, а вполне живые люди. Шуховские разработки часто не нравились высокопоставленным чиновникам из-за того, что они были «безобразно дешевы» и не оставляли возможности для «откатов», к которым те привыкли.

Круглые нефтяные резервуары можно отнести к числу самых распространенных шуховских изобретений, хотя лишь очень немногие специалисты с ходу назовут имя их автора. В инженерном деле такое случается часто: кто, например, вообще может назвать имя создателя первого колеса, моста или плуга?

Обидней, что иногда шуховские изобретения пытались приписать тому, кто не имел к ним отношения.

Например, в 1905 году американцы построили линкоры «Делавэр», «Флорида»,

«Вайоминг», «Невада» и другие с шуховскими гиперболоидными мачтами, не упоминая авторства и не заплатив ему ни копейки. Через два года в рамках программы восстановления российского флота, сгинувшего в Цусимской пучине, были спущены со стапелей броненосцы «Андрей Первозванный» и «Император Павел I» с такими же мачтами. Российские адмиралы тут же отрапортовали царю: «Государь, мы применили новейшие технологии, поставили на наших кораблях американские мачты». И снова не ни слова про Шухова.

МЫСЛИТЬ СИМФОНИЧЕСКИ

Эти корабельные мачты, как и Шуховская башня, идут от одного предка — первой в мире гиперболоидной башни, которую он построил в 1896 году для Нижегородской промышленной выставки и которая, как ни странно, сохранилась до нашего времени и находится в Полимино Липецкой обл. Ни радио, ни линий электропередач тогда еще не было и строилась она как водонапорная.

Шаболовская башня создавалась уже для приема радиограмм, а позже использовалась для трансляции радио и первого советского телевидения.

Другое, идущие от этого же «предка», направление — опоры линий электропередач, построенные в 1920-х годах в рамках плана ГОЭЛРО. Одна из них и сегодня стоит на Оке, причем при высоте в 128 метров она всего на 21 метр ниже несравненно более знаменитой Шаболовской башни. В декабре позапрошлого года Президент РФ подписал указ о присвоении этому объекта статуса памятника федерального значения. А так пустили бы на металлолом, чтобы потом, после распила, опять раздались причитания о небрежном отношении к нашему прошлому.

Между тем эти башни представляют собой настоящие чудо, в котором есть и гармония, и диалектика, и физика, и лирика. На вопрос: «Чего в конструкциях Шухова больше, физики или лирики?» Леонид Штерн отвечает:

— У него первое от второго неотделимо. Материальное и духовное спаяны в один цельный объект. Известно, что, когда Шухов проектировал водонапорные башни, он, возможно, смотрел на них как на женскую фигуру. Поднимал талию то выше, то ниже, делал толстушкой или худенькой, сидящей на диете. Он всегда рассматривал свои творения с эстетической точки зрения. Ведь Шухов построил более 200 башен, десятки мостов, павильоны, и все они разные. Как женщины, которых Владимир Григорьевич боготворил. Так что в его творениях можно усмотреть не только лирику, но даже эротику. Железную эротику.

По сравнению с Эйфелевой башней Шаболовская более ажурна, пропорциональна и гармонична. И по высоте она должна была превзойти французскую предшественницу, устремившись вверх на 350 метров (Эйфелева — 324 метра). Но металла в стране не хватало, пришлось подрезать.

Кстати, до 1994 года самым высоким сооружением на земле считалась Варшавская радиомачта высотой 646 метров. В 1991 году она обрушилась после чего ее называли «самой длинной радиобашней в мире». Сейчас от нее остались только немногочисленные фрагменты.

Шуховская башня тоже ломалась, но произошло это еще при строительстве (сломалась одна из секций при подъеме). Шухова тогда обвинили во вредительстве и приговорили «к расстрелу условно».

Вообще-то, Советская власть относилась к нему терпимо, как к чуждому политики техническому специалисту. На самом деле Владимир Григорьевич политикой, конечно, интересовался, но в нее не лез, понимая, что сомнут, а ему надо работать, дело делать.

Социальную природу многих конфликтов, Шухов не отрицал. Его «эксплуататор» Бари на своих промышленных предприятиях ввел вместо 12-часового девятичасовой рабочий день, больничные выплаты, бесплатное питание и даже позволял рабочим выпивать в обед рюмку водки. Аргументация была очень простой: «Это для меня гораздо выгоднее, потом что голодный рабочий меньше сделает, чем сытый. А мне нужна продукция, а не хронометраж». Но когда в 1905 году грянула Первая русская революция, эти рабочие тоже начали бунтовать.

Объясняться с ними приезжал друг Бари и Шухова, учитель жизни и «зеркало русской революции» граф Лев Николаевич Толстой.

— Сколько вы работаете? — говорил он рабочим. — Знаете, сколько соседи ваши работают? А вот вы сколько получаете? Так что расходитесь, ребята, не надо вам бунтовать, я вас очень прошу.

В общем, конфликт как-то разрулили. А Шухов в те дни часто бегал с фотоаппаратом и снимал жанровые сцены московской жизни, иногда перелезая через заборы. Жена его отчитывала, говорила: «Тебе уже 50 лет, а приходишь домой с порванными штанами».

Сам Владимир Григорьевич про себя писал: «Я по профессии инженер, а в душе — фотограф». Хотя эти слова не стоит воспринимать уж слишком буквально. Ведь если профессия не совпадает с порывом души, настоящего успеха в ней не добьешься. И если бы он не относился к профессии инженера как к творчеству, то не писал бы в том же дневнике: «Техническая мысль неотделима от искусства, литературы и музыки. Не мыслю инженера вне культуры. Не приобщившись к Пушкину и Чайковскому, Рахманинову и Толстому, он не достигнет ничего...». И еще одно характерное его высказывание: «Нужно приучать себя симфонически мыслить».

«ШУХОВ СКАЗАЛ, ШУХОВ СДЕЛАЛ»

После революции, когда бывшие заводы Бари были национализированы, рабочий комитет настоял на сохранении за Шуховым должности главного инженера.

Конечно, советские реалии не вызывали у него особых восторгов, но вне Родины он себя не мыслил. Когда в 1923 году в Москву приехала американская комиссия Гарри Синклера, чтобы разобраться с приоритетами по поводу крекинга нефти, запатентованного в США, Шухов продемонстрировал американцам свои патенты от 1891 года. Ситуация сразу стала ясной. Заокеанские визитеры предлагали ему ехать в США, суля огромные деньги, но он отказался: «Я работаю на государственной службе, и мне достаточно того, что мне дает государство».

Уходя, один из членов комиссии показал на стоявшую в углу модель Шаболовской башни: «А все-таки, мистер Шухов, вы американских инженеров тоже цените, держите у себя в кабинете эту американскую гиперболоидную башню». Шухов молча подошел к шкафу, достал оттуда пыльный журнал 1897 года и показал им фотографию своего экспоната на Нижегородской выставке.

Кстати, все права на свои изобретения с правом получения доходов по ним в 1929 году Владимир Григорьевич передал государству.

Шухову было 85, когда его пригласили проконсультировать проект по выпрямлению падающего минарета Улугбека в Самарканде. В течение 10 лет предлагались разнообразные идеи, как поднять наклонившийся минарет. Шухов же предложил оригинальный способ его выпрямления, использующий собственную тяжесть минарета и минимальное количество механизмов и рабочей силы. Сработало, и этот успех закрепился в сознании современников фразой: «Шухов сказал, Шухов сделал».