В 1979 году телевидение сделало всем зрителям большой страны СССР по-настоящему царский подарок, показав 3-серийный фильм режиссера Георгия Юнгвальд-Хилькевича «Д’Артаньян и три мушкетера» по легендарному роману Александра Дюма. Пока критики строчили разгромные статьи, придираясь к каждому кадру, крепко выпивавшие граждане запели «Пора-пора-порадуемся на своем веку…», что явилось лучшим подтверждением народного признания. И можно смело утверждать: за прошедщие 40 лет ни эта песня не исчезла из репертуара уличных гуляк следующих поколений, ни любовь зрителей к лихим мушкетерам нисколько не уменьшилась.

ХИЛ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ

Вся съемочная группа называла 43-летнего режиссера картины Георгия Юнгвальд-Хилькевича Хилом Великолепным.
«Сейчас невозможно вспомнить все количество литературы, прочитанной мной при подготовке к съемкам. Весь объем проделанной иконографической работы. Это был колоссальный труд. Мною был поднят целый банк информации. Я влез в эпоху — в традиции, обычаи, манеры», — рассказывает режиссер о подготовительном периоде.

«Юра Хилькевич — папаша киносемьи, — признает через много лет Смехов-Атос. — Художник и режиссер, он получил на свою голову от критиков и коллег столько шишек, обид и оскорблений, что любой другой бы бросил свое поприще или сломался душой. Юра — авантюрист и победитель. Казалось: все зло, полученное им в награду за многие фильмы, он превратил в топливо, на котором и совершил свое путешествие в страну мушкетеров в «не очень советском» жанре».

Дикое напряжение, в котором жил режиссер весь съемочный период, дало о себе знать только на озвучании картины в 1978 году — Хилькевич запил и попал в клинику с диагнозом «отравление организма». Работа над картиной остановилась. Врачи делали мрачные прогнозы. Тогда его жена Татьяна, работавшая на «Мушкетерах» ассистентом, позвонила в столицу Франции давнему другу Владимиру Высоцкому.

«Прилетает из Парижа Высоцкий, узнает, где Юра, врывается в палату, на глазах обомлевшей сестрички отключает оживающего от всех проводов, одевает и тащит к выходу, — рассказывает Вениамин Смехов. — Скандал! Сестричка, не веря глазам, шепчет: «Это — реабилитация... Его нельзя трогать... меня под суд...» Высоцкий быстро пишет расписку и тоном, который уже никому не повторить, убеждает медицину: «Я все знаю. Вам ничего не будет. Передайте руководству, что Высоцкий взял его на себя, и вас реабилитируют!» И увез бездыханное тело. Дома напичкал его новейшим французским средством, и через пару дней режиссер явился в студию».

НЕИСТОВЫЙ БОЯРСКИЙ

На роль д'Артаньяна был уже утвержден Александр Абдулов. Хилькевич приехал в Ленинград, чтобы решить: подходит ли 29-летний Михаил Боярский на роль Рошфора. А тот уже горит энтузиазмом: «В этой картине готов играть даже дворника».

Неизменный режиссер «Кинопанорамы» Ксения Маринина уговаривала Хилькевича внимательнее приглядеться к Боярскому, а ее рекомендация дорогого стоила.

Однажды Миша опаздывал навстречу к режиссеру и буквально ворвался в помещение, весь в эмоциях и нервах. Тогда-то Георгий Эмильевич понял: темперамент актера идеально совпадает с персонажем, и другого д'Артаньяна быть не может.

За молодость, неутомимость, авантюризм и азарт друзья дали Мише прозвище Лось. В съемочной группе были уверены: Дюма списал неистового гасконца с Боярского.

Он все рвался делать сам, категорически отказавшись от дублеров, хотя в фильме полно сложных трюков. В первый же день съемок энтузиаст с ходу отважно прыгнул с высоты пятнадцати метров. А затем радостно побежал наверх и повторил прыжок — хотел заработать на угощение для друзей (за каскадерский трюк платили 50 рублей). Но нисколько не огорчился, узнав, что оплачивается только один дубль.

Боярский, как и д'Артаньян, впадал в дикий раж при любой возможности. Во время фехтования с Борисом Клюевым (Рошфором) он зубами схватил его шпагу и сломал зуб!

БЛАГОРОДНЫЙ АТОС ИЗ ТАГАНКИ

Изначально роль графа де ля Фер предназначалась для Василия Ливанова, лучшего Шерлока Холмса всех времен и народов. Пробы с ним были превосходные, но актер не явился на съемки, создав группе очередной форс-мажор.

Никакого предчувствия славы в предложении давнего друга из Одессы Юрия Хилькевича сыграть Атоса в экранизации Дюма актер Театра на Таганке Вениамин Смехов не ощутил. И вообще, вся эта затея вызывала у интеллектуала глубокую иронию. Ведь оператор фильма Полынников спокойно признавался: «Дюму этого не дочитал, от книги не в восторге, в шуме не участвую, гляжу себе в глазок камеры и снимаю...». Не слишком грело самолюбие и утверждение на роль режиссером без проб.

Да и у тогдашнего руководства были большие претензии к актерам вольнолюбивого театра, и Хилькевичу настойчиво не советовали брать оттуда исполнителей. Цена вопроса оказалась проста: режиссер уговорил Смехова выступить на 15-летии кинообъединения «Экран».

И скажи кто-нибудь тогда Вениамину Борисовичу, что и спустя три десятилетия его будут знать, прежде всего, по роли Атоса, ни за что бы не поверил.

Период съемок во Львове совпал с репетициями им в театре роли Плюшкина по «Мертвым душам» Гоголя. И, конечно, Юрий Любимов не отпустил актера на весь съемочный период. Поэтому благородный граф появлялся на съемках только раз в неделю — по средам. А главной проблемой исполнителя стали билеты на самолеты.

И вот однажды, в очередной раз, нужно были поспеть на ночной рейс Москва-Львов. В тот вечер на Таганке давали «Гамлета». Исполнитель роли Клавдия и сам стал злодеем, нарушив все шекспировские каноны и умолив Гамлета-Высоцкого, королеву-Демидову и Ниночку-помрежа сократить текст и антракт. В результате ничего не заметившие зрители покинули зал на 15 минут раньше, а Смехов понесся в аэропорт, где должен был встретиться с Львом Дуровым, только что в таком же темпе отыгравшего Яго и торопившегося надеть костюм капитана королевских мушкетеров де Тревиля.

В аэропорту Внуково билетов на Львов, конечно, не было. Но Дуров быстро договорился с пилотами, чтобы их со Смеховым взяли «зайцами». «Но дежурная, проверяя пассажиров, вдруг страстно возненавидела нас обоих — не пущу, и все! — вспоминает Вениамин Борисович. — Мы и так, и эдак — она уже кричит: «Отойдите без билетов, самолет не пойдет, здесь командую я!» И правда, без ее слова взлета не будет. Лева с разбегу прошмыгнул и исчез вдали. Тетка совсем обозлилась. Я в отчаянии: не быть мне во Львове, а завтра — все актеры будут в кадре, без меня нельзя, другого дня такого не предвидится, Хилькевич сойдет с ума. И при последних свидетелях из очереди я внезапно и вдохновенно пророчествую: «Слушайте, вы! Запомните мои слова! Скоро выйдет фильм «Три мушкетера». Его полюбит весь советский народ! И когда его все полюбят, я найду ваш дом, приеду к вашим детям и скажу им: дети, хотите знать, кто эта тетка, Баба-Яга, которая одна на всю страну мешала снимать ваш любимый фильм? Это ваша мать, дети!»
Бедная дежурная совершенно растерялась от такого монолога и «вещун» пулей влетел в самолет.

«За двадцать лет «Д'Артаньян и три мушкетера» на моих глазах «вырос», и мы стали играть лучше», — признается в книге «Театр моей памяти» никак не склонный к сентиментализму Вениамин Смехов.

АРАМИС ПО ПРОЗВИЩУ ГЮРЗА

32-летний Игорь Старыгин отлично вписался в буйный коллектив мушкетеров, получив прозвище Гюрза за едкие подколы в адрес всех и каждого. Он колобродил наравне с Боярским, Смирнитским и исполнителем роли врага мушкетеров де Жюссака, а в жизни — преданнейшим другом Владимиром Балоном, весь период съемок.

И лошадь, на которой гарцевал красавец-актер, привыкла к запаху спиртного. Но однажды (лишь однажды!) случилось так, что Старыгин попал на съемку трезвым.

«Утром — съемка, мы красиво взлетаем в седла, — вспоминает Вениамин Смехов. — Я держу спину и поводья, умело скрываю от всех (кроме лошади) свои чувства и с завистью поглядываю на моих товарищей. Портос и д'Артаньян беззлобно поддевают Игоря–Арамиса. Если бы Дюма-папа услышал, как шутят над его героями его же герои — ей-богу, он бы охотно вставил наши тексты в роман. Арамис не отвечает на шуточки и как-то непривычно задумчив. Не успели мы тронуться в путь, как вдруг рванулся Арамисов конь, стал резко крупом сбрасывать Игоря с себя. И сбросил, и убежал. Причина, как мы поняли, была в том, что к трезвому Арамису лошадь не привыкла и переменой в своем герое была огорчена».

ХУДОЩАВЫЙ ПОРТОС

На роль гиганта Портоса пробовался Георгий Мартиросян, но его не утвердили.
Юнгвальд-Хилькевич очень хотел видеть в роли Портоса 34-летнего Валентина Смирнитского. Режиссера не пугали ни гипс на обеих ногах актера, ни то, что тогда Валя был далеко не мощного телосложения.

«Честно говоря, я сам удивился, когда получил приглашение из Одесской киностудии, — рассказывает актер. — Но попробоваться все-таки решил, и ни разу потом об этом не пожалел. А чтоб кости не выпирали, меня искусственно увеличивали — нашивали на костюм так называемые толщинки. Кроме того, парик у меня был массивный, и сапоги на платформе, как у женщины.

Во Львове, где мы снимали, жара была чудовищная. И я в таком костюме, на лошади, да еще и с оружием в руках — ужас! Дело в том, что оружие нам выдали не бутафорское, а настоящее, тяжелое. Пришлось не сладко, поэтому я не набирал, а, наоборот, сбрасывал вес».
Варан, так звали Валю мушкетеры, принимал на равных участие во всех похождениях актеров, чем заслужил их подлинную мужскую дружбу.

КЛУБНИКА ДЛЯ ЛЮДОВИКА

Сцену у шатра, где король-Табаков ест клубнику под танцы придворных, снимали на большой поляне в окрестностях Львова. Актер был бледен и выглядел уставшим. Но значительно больше съемочную группу испугал тот факт, что известный своим постоянным аппетитом Табаков, обычно поглощавший еще до команды «Мотор!» весь съедобный реквизит, на клубнику почти не реагировал.
Однако после окончания работы все успокоились: блюдо с ягодами было пусто. А раз Табаков ест — значит, здоров!

ПРЕКРАСНЫЕ ДАМЫ

В роли коварной Миледи Хилькевич видел только Елену Соловей, на которую и писался сценарий. Но актриса ждала ребенка, о бешеных скачках на лошадях и перегрузках на съемках не могло быть и речи. В отчаянии режиссер обратился к Маргарите Тереховой: «Ритка, выручай!»
Но у чиновников из Госкино было свое представление о мадам Винтер, и они утвердили Светлану Пенкину.

«Миледи — Пенкина?! Когда я услышал это, швырнул документы, запил и уехал в Питер, — рассказывает режиссер. — Я сказал: «Не буду я снимать ваших «Мушкетеров» или буду снимать так, как хочу. В общем, от Пенкиной мне удалось отбиться. Терехова приехала на пробы. Мы надели на нее шифоновую кофточку, без лифчика. Привез я на телевидение эти пробы показывать. Главный редактор погрозил мне пальцем и сказал: «И хотя так делать нельзя, это очень красиво. Если хотите — снимайте. Терехова хороша...».

И актриса самоотверженно позволяла завивать свои прекрасные волосы каждый день. В результате, их сожгли завивочными щипцами. А чтобы Миледи выглядела уставшей, как и положено даме, ночами скачущей без перерыва, актриса тоже не высыпалась.

Как это ни удивительно, но за Тереховой никто из бравых коллег не пытался ухаживать, так же, как и за Ириной Алферовой, игравшей Констанцию. А вот Елена Цыплакова — служанка Миледи — еле успевала обороняться от назойливых кавалеров.

«Звездные дамы — хлопотное дело, зачем напрягаться, когда само в руки плывет…», — объясняет Владимир Болон игнорирование ими коллег-актрис.

Из-за исполнительницы роли Констанции режиссеру тоже пришлось воевать с чинушами. Хилькевич мечтал о Бонасье — Евгении Симоновой, но руководство Госкино стояло насмерть: только Алферова. Сразу поползли слухи о, якобы, имевшемся у Ирины влиятельном поклоннике.

«Бонасье Жени Симоновой была бы более изысканно хитрой, лукавой, ускользающей, — говорит режиссер. — А Ира Алферова — глубоко славянский тип. И французская легкость ей не свойственна. Я не дал Ире озвучить свою героиню, потому что у Алферовой грубоватый голос. Бонасье озвучила Анастасия Вертинская, а кардинала (его сыграл Трофимов) — Михаил Козаков. У Трофимова голос тяжелый, манера говорить тягучая, и в жизни он немного заикается, а голос Козакова придал киношному герою светскую наглость».

Алферова очень ждала съемок, радуясь, что много танцевальных номеров, а это ее стихия. Но никто не горел желанием с ней индивидуально репетировать, и сцена с д'Артаньяном оказалась под угрозой срыва. Тогда взорвался Боярский, наорал на режиссера и заявил, что немедленно покинет площадку, если с Ириной не будут работать, как с остальными актерами.

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ БЭКИНГЕМ

Хилькевич видел пару Бонасье-Симонова — Бэкингем-Костолевский. Но когда Симоновой отказали, благородный Игорь не стал участвовать в проекте.
По мнению режиссера, Костолевский был бы совсем другим Бэкингемом, с проскальзывающими английскими фразами, фатоватостью. А персонаж Алексея Кузнецова словно вышел из плохой оперетки.

ЛЬВОВ МУШКЕТЕРСКИЙ

Во Львове администратор фильма Бялый, желавший сэкономить, вначале поселил актеров в гостинице «Колхозная».
Терехову, Смирнитского и Смехова никто не встретил а аэропорту, и им пришлось самим добираться. Так мало этого. В злосчастной гостинице не оказалось воды. Тогда, вспомнив уроки пролетариата, они просто заняли номер Хилькевича. И администратор быстренько всех устроил в нормальные условия.

А старинный город, меж тем, оказался в сладком плену мушкетеров. «Миша Боярский — настоящий д'Артаньян. Как у Дюма — настоящий псих, — с плохо скрытым восхищением рассказывает Хилькевич. — Во Львове с утра они наряжались в свои мушкетерские доспехи и так жили весь день. Ходили в ресторан, в столовую, за пивом. Так и спали.

Приходят на площадку, от всех — амбре в сто лошадиных сил. Разозлился я и решил узнать, что у них такое происходит? Прихожу в гостиницу «Ульяновскую» рано утром, стучу. Смотрю: все лежат кто в чем. Пьяные, грязь, бутылки».

И такой разгульный образ жизни исполнителей очень помог им в создании неповторимого мушкетерского братства. При бешеном темпе съемок, а на одну серию отводилось всего 22 рабочих дня, они просто жили жизнью героев.

Достаточно долго режиссер не мог понять: что это за «Волга» постоянно сопровождает съемочную группу. К целому автобусу поклонниц, который неотступно следовал за ними, он уже привык: «Там были и жены высокопоставленных работников. Красотки, длинноногие. Каждый день гонялись за нами в автобусе. Мы останавливаемся снимать, а они уже тут как тут. Где-то метрах в двадцати от замка, который мы снимали, раскидывалась скатерть, на ней выставлялись шикарные ужины, обеды, с выпивкой, конечно».

Но «Волга» — это было что-то новое. Секрет быстро раскрылся. В машине начальника Львовского ГАИ, который оказался большим поклонником искусства, была вмонтирована канистра с вином, размером с багажник. Конечно, к этому живительному источнику актеры припадали постоянно.

«Львовская милиция снабжала нас регулярно порнографическими фильмами, конфискованными на польской границе», — вспоминает Владимир Балон, прозванный Паханом, четвертый в буйном содружестве.

Дошло до того, что однажды «мушкетеры» пропили все, что можно, и суточные в том числе. Голод, как известно, не тетка. Поэтому бравые ребята пошли в магазин и украли там ящик с копченой рыбой. И неделю только ею и питались.

С большой осторожностью, делая реверансы в сторону законных жен, Хилькевич раскрывает еще одну тайну актеров: «Был у них договор: никаких отдельных романов. Выбирают самую красивую — одну на всех. Конечно, с ее согласия. Тут проблем ни разу не возникло... Теперь представляете, что стояло за этими священными словами «все за одного» у этих разгильдяев, когда они их произносили?»

На съемках в Одессе от всей полноты души «мушкетеры» преподнесли подарок режиссеру: в своей постели он обнаружил голую девицу. Весь в праведном гневе выгнал бедняжку. А потом жалел…

Но Хилькевичу хватало и более серьезных проблем. Во львовской гостинице «Ульяновская» актеры травили политические анекдоты, а, как оказалось, райкомовские апартаменты были нашпигованы прослушивающей аппаратурой. И режиссера вызвали в КГБ, где долго мурыжили и грозили всяческими неприятностями как ему лично, так и каждому актеру в отдельности. Еле-еле Хилькевичу удалось убедить грозных стражей советского строя не давать делу дальнейший ход. Актеры из «Ульяновской» немедленно убрались. Но звание Льву Дурову, лихо пародировавшего вождя революции, из-за этой истории долго не давали.

«МАРЛЕЗОНСКИЙ БАЛЕТ»

Сцену «марлезонского балета» снимали в Одесском оперном театре. «Момент, когда Боярский прорывается с подвесками. Рошфор — Боря Клюев был задуман как человек никогда не достающий шпагу, поэтому он не работал с каскадерами и был не в курсе хитростей фехтования шпагой с заостренным концом. Во время съемок Боярский страстно, темпераментно фехтовал. И тут Клюев не выдержал, выхватил шпагу и нанес Мише укол. Миша нам, конечно же, ничего не сказал и продолжал работать», — вспоминает режиссер.

Сделали еще несколько дублей, а в перерывах Боярский постоянно убегал. Наученный горьким опытом Хилькевич пошел за актером в полной уверенности, что тот опять пьет. Но оказалось, что шпага партнера пробила Мише небо. Конечно, съемки остановили. Боярского отвезли в больницу, откуда он сразу сбежал по уважительной причине: «марлезонский балет» нужно было доснять. До мозга, как показал снимок, оставался сантиметр. Один…

В оперный театр группу больше не пустили, и для съемок предложили помещение Дома моряков. Но с маленьким условием: Боярский даст концерт. Никаким словам Хилькевича, что актеру только что остановили кровотечение, что у него температура, и он не может петь из-за травмированного неба, администрация не верила. Актер же, в лучших традициях своего героя, завелся: буду петь. Врачи в ужасе предупреждали: голос может пропасть навсегда.

«Но если Боярский решил, то его ничем не удержишь, — с большим уважением говорит режиссер. — И он два часа пел концерт в Доме моряков! Причем абсолютно трезвый. Как ни странно, от этой гимнастики связки зажили моментально. Господь его сохранил за такой подвиг».

ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ СТРАСТИ

Однажды во время съемок дождь лил трое суток. И трое суток актеры «отрывались» по полной. Но план надо было наверстывать, и следующие 25 часов (беспрерывно!) шла работа. Так появилась сцена бала.

Тяжелее всего пришлось оператору Александру Полынникову и режиссеру. Но рядом с ними все 25 часов был Олег Табаков. «Он даже не присел, не прилег, чтобы не расслабиться, — вспоминает Хилькевич. — Поэтому в кадре он все время такой бодрый и живой».

Предстояли съемки последней сцены, когда Людовик считает подвески. Режиссер только взглянул на статистов, призванных изображать придворных, и обмер: ассистенты набрали бомжей и никакие парики не могли превратить их в придворных.
Пришлось выстраивать кадр так, чтобы хорошо были видны только лица Фрейндлих, Табакова и шляпы массовки.

АВТОРСКИЕ ВОЙНЫ

Премьера картины задержалась на год из-за тяжбы между авторами сценария Марком Розовским, Юрием Ряшенцевым и режиссером. «Я переделал полностью первую и третью серии, вторую — процентов на тридцать, — рассказывает свою версию Юнгвальд-Хилькевич. — Собственно, в том виде, в котором его дали авторы, телевидение сценарий не приняло, хотя этих авторов мне буквально навязали, сказав: «Хотите снимать «Мушкетеров», берите готовую авторскую компанию. У нас уже есть с ними договор». Воспользовавшись ситуацией, я переписал сценарий так, как я считал нужным, «под себя», то есть осуществил свой замысел экранизации. Сценарий телевидение приняло, даже не догадываясь, что практически автором был уже я».

Судебное заседание продлилось всего 5 минут. Юрий Ряшенцев заявил, что имеет к истцу финансовые и правовые претензии. А судья с ехидством ответил: «А товарищ Юнгвальд-Хилькевич не претендует на право авторства, ничего не получал и не интересуется гонораром. В титрах его фамилия не стоит».

ЛЮБОВЬ БЕЗ ПРЕГРАД

«Когда съемочную группу перевели из Львова в Одессу, все наши девочки перекочевали туда, — рассказывает де Жюссак — Владимир Балон. — Причем, уезжая из обкомовской гостиницы, я открутил табличку с номером 314 и в одесской гостинице привернул ее на дверь. Поток девиц тянулся на эту табличку, как мыши за сыром.

Но, честно говоря, съемки закончились очень вовремя, а иначе бы нас просто убили. Негодование мужей, женихов, братьев, отцов наших боевых подруг с каждым днем возрастало. Поэтому мы эвакуировались в Москву, не оставляя адресов. Но не тут-то было!. Приезжаем в «Останкино» на озвучивание картины, полчаса наши лица подвергают экспертизе и сверяют с фотографиями в паспортах. Когда же, наконец, мы добираемся до «Тон-студии», мы видим там всех наших одесских и львовских подруг. Вот уж, любовь не знает преград!»

В одном из интервью Владимир Болан объяснял неудачу продолжения «Мушкетеры двадцать лет спустя» (1991): «Мы такие же азартные и дружные были, но… съемки проходили в Таллине, чопорном и холодном городе. Это настроение передалось всему съемочному процессу, фильм получился не такой задорный».