Среди межконфессиональных конфликтов последнего времени большой неожиданностью стали события, произошедшие в 2017 году в Мьянме (Бирме). Речь идет о столкновениях между армией этой по преимуществу буддийской страны и боевиками мусульманского субэтноса рохинджа. В Мьянме их около миллиона человек, живут они в основном в штате Ракайн (Аракан). Последний всплеск насилия начался 25 августа 2017 года, когда боевики так называемой «Араканской армии спасения рохинджа» (ARSA) совершили нападение на ряд приграничных и полицейских постов. Ответом на действия ARSA стала армейская карательная операция. Теперь массы рохинджа пытаются пересечь границу с Бангладеш. Количество беженцев может достигать 90 тысяч. В ходе столкновений погибло около 400 человек.

НЕГРАЖДАНЕ

Обычно, когда пишут о проблеме рохинджа, упоминают о других сепаратистских движениях Мьянмы. Но дело в том, что для центрального правительства все остальные сепаратисты — это свои же граждане, с которыми можно и нужно договариваться. А рохинджа — совсем другой случай. Для абсолютного большинства мьянманцев речь идет о нелегальных мигрантах из-за рубежа. А в последнее время, когда группы боевиков-рохинджа начали атаки на военные и гражданские объекты, даже об иностранном вооруженном вторжении террористов.

Рохинджа действительно являются негражданами Мьянмы. Больше того, самоназвание «рохинджа» мьянманские власти считают незаконным, поскольку по своему языку, обычаям, культуре и внешнему виду эти люди практически ничем не отличаются от читтагонгских бенгальцев, живущих на юго-востоке Бангладеш.

Если бы дело обстояло так (как пишут сами рохинджа, их предки живут тут еще с колониальной эры), то они спокойно могли бы получить гражданство. При британцах была хорошо налажена система учета людей, и доказать, что прямые предки того или иного жителя Мьянмы постоянно жили на этой территории, довольно просто. А ведь это требование, а также принадлежность к одной из 135 национальных групп Мьянмы — два основных критерия получения гражданства по закону 1982 года. Такие люди среди тех, кто считает себя рохинджа, есть. Им достаточно представить нужные документы и назвать себя не рохинджа, а бенгальцами — и они тут же получат гражданство. Но в нынешней ситуации эти люди прекрасно понимают, что если они подадут такие документы, то будут вынуждены уехать в другую часть Мьянмы — потому что были случаи физической расправы над подобными людьми со стороны тех, кто фанатично требует называть себя именно рохинджа.

Основная часть рохинджа как раз и есть нелегальные мигранты из Бангладеш и их прямые потомки, иногда уже — в третьем или четвертом поколении. Некоторые перебегали в соседнюю страну по экономическим причинам — в Бангладеш для них просто не было места, а в определенные периоды в Бирме центральное правительство было очень слабым и фактически не контролировало окраины. Но были и такие люди, которые в своей стране конфликтовали с законом — бандиты, убийцы, проповедники радикальных идей, политические диссиденты.

Правительство Бирмы-Мьянмы пыталось выдавливать их обратно в Бангладеш, не давать им гражданство, а потом просто заперло основную массу в анклавах. Эта «заморозка» как раз и стала одной из основных причин нынешней ситуации. В этом смысле правительство Мьянмы есть в чем упрекнуть. Во-первых, для властей они были «неграждане», и значит, им не полагались даже школьные учителя, место которых тут же на десятилетия заняли радикальные проповедники. Во-вторых, анклавы были не резиновые, а число их жителей постоянно росло (в семьях рохинджа обычно много детей), поэтому вскоре там получился такой «мини-Бангладеш» с неизбежной экспансией вовне. А молодежь, которой нечем заняться, всегда была питательной средой для вербовки боевиков. Плюс у рохинджа еще со времен Второй мировой войны были напряженные отношения с соседями-ракхайнцами, которые справедливо опасались экспансии этого народа на их земли.

БОЕВИКИ

В итоге в начале 2010-х эта ситуация вылилась в жестокий конфликт — причем отличились в нем обе стороны. Возьмите хотя бы приводимую международными экспертами цифру разрушенных и сожженных домов — она примерно одинаковая с обеих сторон конфликта.

Индийские и бангладешские спецслужбы не так давно сообщали о том, что был налажен достаточно масштабный процесс подготовки боевиков-рохинджа в Пакистане. В свою очередь, высшие чиновники Мьянмы сообщали о том, что деятельность боевиков-рохинджа активно спонсируют некоторые монархии Персидского залива. А в СМИ Мьянмы и Бангладеш периодически появляются сообщения об обнаружении тренировочных лагерей боевиков-рохинджа по обе стороны границы. Больше того, боевики ликвидируют тех чужаков, кто случайно обнаружит эти лагеря.

У моих собеседников в Мьянме сложилось впечатление, что сегодня в общинах рохинджа существует своеобразный поколенческий раскол: старшие возрастные группы исходят из понимания того, что «плохой мир лучше хорошей войны», и настроены на более-менее мирное существование в рамках Мьянмы. Но за последние годы выросло новое поколение молодежи, с которой активно начали работать прибывшие из-за рубежа (прежде всего из Пакистана) люди.

Многие рохинджа еще со времен противостояния СССР в Афганистане были активными участниками боевых действий. Сегодня индийские спецслужбы выражают опасения, что вооруженные солдаты-рохинджа находятся на территории Пакистана около ее границы. Главная проблема для этих людей заключалась в создании некоей сетевой структуры для координации действий вооруженных отрядов молодых отморозков. Такая структура сегодня есть — это ARSA. Руководит ей уроженец пакистанского Карачи по имени Ата Улла. Агрессивные молодые люди и их лидеры сегодня стали реальной властью, которую все должны слушать и беспрекословно ей подчиняться.

Нужно ли удивляться, что промытые мозги, а главное — страх и покорность боевикам, заставляет рохинджа воспринимать мьянманских военных как угрозу их относительно спокойному существованию. Ясно, что солдаты будут искать боевиков и, возможно, все кончится стрельбой. С другой стороны, международная комиссия во главе с бывшим генсеком ООН Кофи Аннаном, которая только что представила отчет, признала, что многие случаи поджога деревень, в которых обвиняли силовиков, — дело рук самих рохинджа. Прежде всего боевиков, пытающихся таким образом спровоцировать основную массу населения на агрессию по отношению к силовикам. Поэтому есть большой вопрос, от кого рохинджа бегут в Бангладеш: боятся ли они прихода силовиков или не хотят жить в деревнях, где фактически правят упоенные властью молодые отморозки из числа соплеменников.

СТРАХ И БЕЗЫСХОДНОСТЬ

Страх и безысходность — вот главная характеристика состояния, в котором сегодня пребывают эти люди, когда из числа имеющихся вариантов для них «оба хуже». При этом обратите внимание на основную массу беженцев на фотографиях, гуляющих по Интернету, — это в основном старики, женщины и дети. Молодых и здоровых мужчин среди беженцев очень мало. Больше того, как пишут мьянманские СМИ, с людьми в анклавах рохинджа активно работают. В том числе выдают им на пути следования иностранных миссий плакаты с текстом, который они сами, в силу неграмотности, никогда бы не написали. А также пускают слухи, что тех, кто пострадал в результате конфликта, переселят в другую, более дружественную им страну. Отсюда — регистрируемые случаи «избиения» тех, кто на самом деле упал с лестницы, и многих фактов «изнасилований». Например, в местной печати приводилась история одной девушки-рохинджа, которая за пару дней трижды меняла свои показания по поводу того, насиловали ее солдаты или нет, а под конец призналась, что ей пообещали: если она заявит об изнасиловании, ее отправят жить в одну из мусульманских стран.

Думаю, теперь понятно, почему Бангладеш не торопится помогать рохинджа, а тех, кто в эту страну все же попал, хочет вообще поселить на необитаемый остров. А Малайзия и Индонезия помогают им очень дозировано, помещая их, как правило, в фильтрационные лагеря и ограничивая их контакты с местным населением.

Я далек от утверждений, что мьянманские военнослужащие — ангелы. Некоторые конфликты при наличии агрессивно настроенного вооруженного населения были неизбежны. И я абсолютно согласен, что с регулярной армии за подобные случаи избиений и издевательств над людьми (прежде всего над детьми и женщинами) должен быть особый спрос. Но большая часть гуляющих по Интернету «доказательств» преследований рохинджа — откровенные фальшивки, причем к их распространению оказываются причастны не только специально созданные боты в социальных сетях, но и высшие чиновники ряда стран. Эти фейковые снимки периодически разоблачают в мьянманских СМИ — но кто же их читает…

Единственным полностью достоверным эпизодом можно считать видео, снятое мьянманским военнослужащим и хвастливо выложенное им на «Фейсбук», где он и его коллеги пинками сгоняют деревенских жителей на центральную площадь. Когда этот ролик появился в социальной сети, снятые в нем военные были оперативно опознаны и понесли наказание. Но с тех пор, насколько я знаю, никаких роликов, доказывающих участие военнослужащих страны к конкретным акциям в штате Ракхайн, так и не было предъявлено, если не считать откровенных фальшивок.

МИРНОЕ СОСУЩЕСТВОВАНИЕ

Мусульманская умма Мьянмы очень миролюбива и толерантна. Это как в случае с русскими и татарами в России — все вопросы между ними выяснены много поколений назад, и теперь представители разных религий живут рядом (хотя, конечно, не без проблем). Никто не мешает муэдзинам звать с минаретов народ к молитве, и многие буддисты делают своим единоверцам замечание, если они прилюдно едят в мусульманском квартале в дневное время в дни Рамадана (я это сам пару раз наблюдал). Для буддистского монаха нет никаких препятствий обратиться к мусульманину, сидящему со швейной машинкой на улице, если у его сумки сломалась застежка, и бывает, что мусульманин, из уважения к служителю религии, сделает работу бесплатно. Мусульманам никто не запрещает носить их традиционную одежду и совершать религиозные обряды. Мусульмане есть в вооруженных силах Мьянмы, — правда, до сих пор они поднимались не выше полковника.

Абсолютное большинство буддистов нацелено на мирное сосуществование религий и культур. Больше того, власти стремятся противодействовать экстремизму во всех проявлениях, и в законах нет статьи об «оскорблении буддизма», а есть статья об «оскорблении веры». То есть человек в равной степени будет наказан, если он неуважительно поведет себя как в пагоде, так и в христианской церкви или мечети.

ПРИМЕРЫ И ПРЕЦЕДЕНТЫ ЕСТЬ

Экстремисты бывают в любом сообществе, как и бытовой национализм. Но нынешний всплеск буддистского экстремизма в Мьянме произошел именно после событий в штате Ракхайн в 2012 году. То есть некоторые буддисты, глядя на своих друзей-мусульман, начали подозревать в них тех же самых экстремистов, какими являются их единоверцы-рохинджа (точно так же, как после появления запрещенного в РФ ИГИЛ у некоторых людей проснулась исламофобия). Но среди буддистов это маргинальные группы (несмотря на бытующее за рубежом мнение), и правительство достаточно жестко пресекает их деятельность, когда она выходит за рамки дозволенного.

А еще один фактор, способствующий росту экстремизма среди буддистов, — это то, что за рубежом говорят практически исключительно о рохинджа как «самом угнетенном народе мира». И не упоминают о примерно таком же числе граждан Мьянмы других национальностей и вероисповеданий, пострадавших от рук боевиков-рохинджа. За криками о «страдающих рохинджа» и демонстрациями солидарности с ними никто не замечает сообщения мьянманских СМИ, что правительство эвакуировало более 12 тысяч людей из зоны боевых действий. Это ракхайнцы, индусы, бирманцы и представители других народов, у которых боевики-рохинджа сожгли деревни, убили их близких, а их самих держали в заложниках. У них берут интервью, публикуют фотографии их сожженных домов. На снимках — такие же несчастные лица, как и те, которые гуляют сегодня по Интернету с рассказами о притеснениях рохинджа. А читатели в Мьянме делают выводы, что нынешний всплеск насилия был нужен рохинджа для того, чтобы очистить от прежних жителей новые зоны для своего обитания. Что они после этого думают, читая, например, о митингах в поддержку рохинджа по всему миру?..

В штате Ракхайн, помимо рохинджа, живут мусульманские общины собственно бирманцев, пантеев (китайцев-мусульман), каманов-лучников (бывших наемников у прежних властителей этих территорий), мьейду (потомков слуг и рабов в буддистских храмах) и, наконец, «старых бенгальцев», то есть тех, у кого хватило смелости натурализоваться и получить гражданство, отказавшись от самоназвания «рохинджа». Все эти мусульманские общины вполне мирно живут с соседями-буддистами. И только с рохинджа в штате постоянно идут конфликты. А это лишний раз доказывает, что их источник лежит совсем не в религиозной сфере. Больше того, традиционная мусульманская умма Мьянмы с большим подозрением относится к рохинджа, видит в них источник возможных бед и из-за их экстремизма даже не считает их полностью «своими».

ТУПИК

Есть ли решение этой проблемы? Власти Мьянмы считают, что, если они дрогнут и под давлением извне пойдут на какие-то уступки, это только ухудшит ситуацию. Военные Мьянмы и без того считают, что гражданское правительство Аун Сан Су Чжи зашло слишком далеко, фактически вынеся этот вопрос на международный уровень и пригласив для выработки рекомендаций бывшего генсека ООН Кофи Аннана. По их мнению, именно это воодушевило террористов и привело к нынешним кровавым событиям.

Ситуация осложняется еще и тем, что на стороне рохинджа просто не с кем вести переговоры. Те активисты, которые говорят от имени рохинджа в Бангладеш или даже в Европе, не воспринимаются властями как люди, которых кто-то будет слушать и которые способны что-то решить в Мьянме. А в самой Мьянме нет какой-то вертикали, стоящей над боевиками, — там «сетевая» структура. Единственная «вертикаль» — это некое подобие координации действий против правительственных войск, которое под вывеской ARSA осуществляется людьми, прошедшими подготовку в Пакистане и во главе с уроженцем Пакистана. Понятно, что такие люди по определению не могут быть партнерами мьянманского правительства на переговорах.

Поэтому вести дела силовикам и властям приходится на уровне каждой отдельной деревни, и военные не скрывают, что договариваться приходится с позиций силы, в виде «принуждения к миру». В те деревни рохинджа, которые подписали что-то вроде пакта о мире, сегодня завозят продовольствие и оказывают помощь в восстановлении разрушенных домов. Сейчас высказывается идея о том, чтобы создать возле Маундо, основного места расположения анклавов рохинджа, свободную экономическую зону, чтобы поощрить инвестиции из мусульманских стран, в результате которых безработная молодежь получила бы возможность трудоустроиться и забыла бы об оружии. Но для любого диалога нужны как минимум две стороны. Со стороны боевиков-рохинджа такой готовности разговаривать о преодолении конфликта нет, а это значит, что в урегулировании ситуации они не заинтересованы.

Беда властей Мьянмы — в их неумении противостоять массированной зарубежной пропаганде. И дело даже не совсем в том, что у буддистов нет своей «Аль-Джазиры» и что они весьма неоднородны и размыты (тот же далай-лама осудил действия буддистов в штате Ракхайн, а российские буддисты не спешат выражать солидарность с действиями своих единоверцев в Мьянме). Дело в элементарной некомпетентности нынешнего пропагандистского аппарата «демократического» правительства Мьянмы, в его неумении подавать и продвигать информацию. На страницах Министерства информации и Информационного комитета Мьянмы постоянно публикуются сообщения о ситуации в штате Ракхайн, снабжаемые фотографиями. Но подаются они настолько неумело и написаны настолько бездарно, что любая районная газета покажется на их фоне шедевром журналистики.

Я всегда с уважением относился к людям, которые неравнодушны к чужой боли и стремятся защитить своих единоверцев. Но, на мой взгляд, сострадание в данном случае должно проявляться к жертвам с обеих сторон — в равной степени. И истина о том, что в истоках конфликта, как правило, виноваты обе стороны — она и про события в штате Ракхайн. А поддержка исключительно одной стороны обычно ведет к новому витку конфликта.