14 июля 1789 года восставшие парижане взяли Бастилию. Этот день стал началом Великой революции, отмечаемой в наше время во Франции как национальный праздник. На победно реющих знаменах красовались лозунги «Свобода! Равенство! Братство!» (Liberte, Egalite, Fraternite). Однако, открыв новую эпоху, революция одновременно отбросила человечество назад, а деяния многих ее «сыновей» по масштабу злодейств превзошли преступления инквизиторов.

ПРОКУРОР ПРОТИВ ЗАКОНА

Особой масштабностью революционный террор отличался в Вандее и смежных с ней департаментах, население которых в 1793 году выступило против республиканцев под лозунгами восстановления монархии и защиты веры.

В учиненных революционерами преступлениях участвовали многие прославленные генералы – верный соратник Наполеона Жан-Батист Клебер, будущий посол Французской империи в США Луи-Мари Тюрро, отец знаменитого романиста Тома-Александр Дюма и особенно Франсуа-Жозеф Вестерманн, казненный на гильотине весной 1794 года.

Но главную вину все же несут штатские – главный апологет террора Максимилиан Робеспьер и Жан-Батист Каррье, направленный в мятежный край комиссаром Конвента (республиканского парламента).

В отличие от большинства других революционных деятелей, происходивших из интеллигентских слоев, Каррье родился 16 марта 1756 года в многодетной крестьянской семье в деревни Йоле в Верхней Оверни (юго-восток Франции). В надежде, что, хотя бы один из сыновей выбьется в люди, родители затянули пояса и определили его в иезуитскую коллегию. В 24 года юноша отправился в Париж изучать право, а по возвращении домой смог получить место прокурора в городке Орийяк. В 1785 году женился на дочери состоятельного торговца Франсуазе Лакери.

В общем Каррье стал нормальным среднеобеспеченным представителем буржуазии, которая, собственно, и устроила Великую французскую революцию.

Приняв активное участие в постепенно охватывавшем страну и вылившемся в Гражданскую войну брожении, он последовательно прошел первые ступени политической карьеры. В 1789 году вступил в созданную как альтернатива королевским войскам Национальную гвардию и местное отделение радикального Якобинского клуба. В 1792 году был избран в Конвент, где опять же примкнул к радикалам.

Свои административные способности Каррье продемонстрировал, побывав в качестве комиссара Конвента в очищенной от прусских войск Фландрии. Вернувшись в Париж, голосовал за казнь короля, а в марте 1793 года стал одним из инициаторов создания Революционного трибунала. Новый чрезвычайный судебный орган выносил приговоры по упрощенной процедуре, без права апелляции. Дипломированному юристу такое «правосудие» нравилось. Нравилась ему и практически неограниченная власть, предоставляемая ему как комиссару Конвента.

Свою готовность без церемоний казнить врагов революции Каррье продемонстрировал летом 1793 года в Нормандии, где ему довелось «чистить» муниципальные органы власти. Но по-настоящему он развернулся на западе Франции – в Вандее и смежных департаментах, – где клеймо «контрреволюционер» было поставлено не только на бывших дворянах и священниках, но и практически на всех жителях.

МАСТЕР «ВЕРТИКАЛЬНЫХ ДЕПОРТАЦИЙ»

Население западных департаментов, включая Вандею и соседнюю с ней Бретань, было преимущественно крестьянским, весьма консервативным, почитавшим короля, своих сеньоров и католическую церковь. Поддержку революционеры имели только в сравнительно немногочисленных городах. К тому же определенную роль играла и некоторая национальная обособленность бретонцев, сохранивших традиции, уходящие корнями еще к кельтской культуре.

Постепенно нараставшие волнения слились в общее восстание в марте 1793 года, причем видный революционный деятель Гракх Бабеф считал, что вспышку вполне можно было предотвратить, если бы власть хоть немного прислушалась к чаяниям местных жителей и соизволила провести среди них хоть какую-то разъяснительную работу.

По Бабефу, мятеж спровоцировали сознательно, ради возможности истребить неблагонадежных жителей, национализировать их земли, а затем создать нечто вроде агрогородов, заселив из классово более сознательными гражданами.

Если подобные идеи и высказывались, вряд ли они облачились в форму некоего законченного плана. С другой стороны, здесь можно найти объяснение тому ожесточению, с которым проводились карательные акции.

Во всяком случае, именно Каррье и обеспечил тотальность революционному террору. Причем начал он со считавшегося опорой республиканцев Нанта, куда прибыл 8 октября 1793 года.

В тамошних тюрьмах находились тысячи мятежников или просто лиц, не сумевших заручиться письменными свидетельствами о благонадежности.

Решив, что кормить их совершенно нерационально, гражданин комиссар приступил к истреблению «врагов революции», обходясь для большей скорости даже без гильотины. В начавшихся расправах активную роль играла так называемая «рота Марата», названная в память заколотого Шарлоттой Корде вождя революции.

Главным изобретением Каррье стало «потопление» или то, что он сам называл «вертикальной депортацией». Заключенных сажали в плоскодонную барку, ночью вывозили на середину Луары и, открыв люки, топили судно.

Первая такая расправа произошла в ночь с 16 на 17 ноября 1793 года, причем, донося о ней Конвенту, Каррье в своем донесении высказался несколько расплывчато: «82 из числа тех, кого мы называем непокорными, были заперты в барке на Луаре; я только что узнал, и известие это является совершенно точным, что все они погибли в реке». Понять можно было и так, что произошел несчастный случай.

Аналогичное донесение ушло в Париж через месяц: в нем говорилось о гибели 58 священников, а заканчивалось оно фразой: «Что за революционный поток эта Луара!»

Конвент одобрил деятельность своего комиссара и в дальнейшем произошла еще целая серия таких «вертикальных депортаций» с общим числом жертв от двух до девяти тысяч. На месте затопления барок обычно плавали лодки, и, когда кто-то из обреченных пытался схватиться за их борта, ему отрубали руки. Вероятно, подобные эпизоды случались довольно часто, так что перед затоплением узников начали связывать, зачастую по двое – родственников с родственниками, матерей с дочерями, отцов с сыновьями.

Существуют сведения, согласно которым из 14 тысяч нантских заключенных в наместничество Каррье погибло около 10 тысяч из которых около 2 тысяч были гильотинированы или расстреляны, а около 3 тысяч умерли от голода и болезней.

В любом случае статистика здесь может быть «плавающей», поскольку многие «неблагонадежные» отправлялись на тот свет без всякой тюрьмы, просто по ходу боевых действий.

Примером «контрреволюционной пропаганды» считались так называемые «республиканские браки», когда двух осужденных разного пола связывали голыми вместе и бросали в реку. Подобные эпизоды подтверждались многими участниками карательных акций.

Рассказывались случаи, когда, спалив очередную деревню, солдаты насиловали женщин прямо на дороге, нанизывали младенцев на штыки, пронзали одной пикой мать и ребенка.

Конечно, «белый террор мятежников» тоже вызывал содрогание. Например, в Сен-Фюльжане отряд Шаретта вырезал 600 республиканцев, среди которых было 14 пяти-шестилетних детей, сваленных друг на друга.

Однако «белому террору» не хватало тотальности. Каррье же писал генералу Аксо: «Вам приказано сжигать дома всех мятежников, убивать всех их жителей и реквизировать все припасы».

Поэтому расправлялись именно со всеми.

Именно благодаря Каррье ломались пределы крайней жестокости. Когда в январе 1794 года на острове Нуармутье капитулировало около 1,5 тысячи мятежников, вопреки договору все они были расстреляны.

«ЗДЕСЬ ВСЕ ВИНОВНО…»

Для окончательного усмирения Вандеи в край были введены 12 летучих отрядов (около 15 тысяч человек), известных как «адские колонны».

Бабеф, которого можно было подозревать в ультра-, но никак не в контрреволюционности, приводил следующие факты.

«29 фримера. Поверив прокламации, сообщавшей об амнистии, 80 с лишним мятежных конников явились в Нант и, выразив сожаление о том, что служили против Республики, заявили, что прибыли, чтобы предложить от имени всей армии сдаться и выдать связанными по рукам и ногам начальников, которые их обманули; трое из них предполагали вернуться, чтобы сообщить своим о принятии капитуляции, а все остальные должны были остаться как заложники. Каррье распорядился отвести их в арестное помещение, а на следующий день они были расстреляны…

Вантоз. В маленькой деревне, где проживали лишь около 50 добрых патриотов, всегда оказывавших сопротивление гнету разбойников, узнают, что их братья по оружию идут помогать патриотам и отомстить за все перенесенные ими страдания. К их приходу приурочивают патриотический и братский банкет. Колонна прибывает, обнимается с ними, съедает приготовленную этими несчастными еду, и сразу после трапезы (о, неслыханное варварство!) они их уводят на кладбище и там закалывают одного за другим!...

Девятнадцатого в Леру та же колонна убивала беременных женщин и детей всех возрастов…

Белордр, помощник генерала де Лажа, трижды переправлялся через Луару под предлогом уничтожения разбойников и изъятия у них съестных припасов. После одного из таких переходов он привел с берега, занятого мятежниками, 23 женщины, девушки и ребенка, 16 или 17 из них в возрасте 10, 12, 14 и 17 лет он приказал расстрелять около Мов. Одну старую женщину Белордр передал своим солдатам, которые разрубили ее на куски и бросили в воду...»

Последнее из указанных преступлений относится к июлю – августу 1794 года – революционному месяцу термидору.

Каррье находился в Париже, где был секретарем Конвента и участвовал в перевороте, закончившемся свержением Робеспьера и разгромом якобинцев. Террор свертывался и началось устранение «перегибов». В этот очень неподходящий момент в Париж прибыли для суда несколько членов нантского муниципалитета, которых Каррье выставлял контрреволюционерами. А поскольку политическая ситуация изменилась, из обвиняемых они очень быстро превратились в обвинителей.

Процесс над Каррье проходил с 8 по 14 сентября, причем защищался он крайне неуклюже, в стиле «не я такой, время было такое».

Впрочем, публику впечатлили рассказы о зверствах вандейцев, но когда он начал доказывать, что виноват вместе со всем Конвентом, да и вообще «Здесь все виновно, все, вплоть до колокольчика председателя!», с ним, конечно, не согласились.

16 декабря 1794 года (26 фримера III года) Каррье гильотинировали на Гревской площади.

Материалы о подобных персонажах принято завершать тезисом о «революции, пожирающей своих детей». Но в данном случае «ребенка» совершенно на жалко.