Некоронованный правитель Франции, кардинал Арман-Жан дю Плесси Ришелье, был человеком не только большого государственного ума, но и редкой силы воли, выдержки и целеустремленности. Первого министра короля Людовика ХIII (он бессменно занимал этот пост в течение 18 лет, с 1624 по 1642 год) никто никогда не видел растерянным, склонным к истерическим вспышкам, а тем более демонстрирующим свой страх перед кем бы то ни было, даже перед самим королем. Натура эта была спокойная, на редкость холодная, выдержанная, жестокая в меру необходимости…

Но был и в жизни несгибаемого и мудрого прагматика Ришелье момент, когда железный министр, не в силах совладать с собой, впал в такое отчаяние, что буквально рыдал, не обращая внимания на присутствовавших. Стоя у гроба своего единственного и лучшего друга на протяжении почти всей жизни, он не скрывал слез. «Я утратил мое утешение и единственную опору», – стонал всесильный министр. Причиной столь искреннего горя было то, что в загородном доме Ришелье тихо угас, сраженный апоплексическим ударом, незаметный и очень скромный монах-капуцин, уже немолодой человек (ему исполнилось шестьдесят), говоривший тихо и медленно и всегда облаченный в пепельно-серую рясу с капюшоном.

И ОН РЕШИЛ ОСТАВИТЬ МИР…

Имя Франсуа Леклерка дю Трамбле сегодня мало кому о чем-то скажет. Но имя отца Жозефа – даже очень много. «Паук Ришелье», «серый кардинал», загадочная личность, человек, о котором сказано так много и известно так мало, – кем он был? Серой тенью, отбрасываемой кардинальским пурпуром? Зловещим кукольником, дергающим за политические ниточки?

Франсуа Леклерк дю Трамбле, принявший при постриге имя брата Жозефа, родился в 1577 году в знатной дворянской семье. Его отец, Жан Леклерк дю Трамбле, принадлежал к чиновному дворянству, дворянству мантии, служил канцлером при дворе младшего сына короля Генриха II и Екатерины Медичи герцога Алансонского, занимал пост президента парижского парламента (высший королевский суд) и выполнял важные дипломатические поручения французской короны. Мать его, Мари Мотье да Ла Файет, происходила из родовитой и богатой семьи провинциального дворянства. Уже к четырем годам мальчик выказал удивительные способности: знал латынь, вскоре блестяще овладел древнегреческим. К восьми годам в душе ребенка созрело твердое решение: посвятить себя служению Христу. Это, впрочем, не помешало юноше получить великолепное (не только религиозное) образование; к тому же молодой аристократ, унаследовавший титул барона де Мафлиер, прошел и школу светских манер при дворе короля Генриха IV, и военную выучку в лучшей во Франции Академии Плювинеля. >

С шестнадцати лет он уже твердо решил стать священником, сражаться с неверными и искоренять протестантскую ересь. Но в угоду семье он вступил в армию и проявил незаурядное мужество при осаде Амьена под командованием коннетабля Монморанси. Когда один из его родственников был отправлен чрезвычайным послом к королеве Елизавете Английской, юный Франсуа сопровождал его. Гонения на католиков в Англии произвели на него сильное впечатление, еще более укрепив молодого Франсуа в решении выбрать духовную карьеру. Объявив о своем решении окончательно «оставить мир» и постричься в монахи, он избрал самый строгий из всех монашеских орденов – капуцинов, славившийся суровой дисциплиной, аскетическим образом жизни и воздержанием от роскоши. В 1599 году он принял послушание в монастыре капуцинов в Орлеане.

НАЧАЛО СЛАВНОЙ КАРЬЕРЫ

Брат Жозеф, будучи эрудированным теологом, талантливым проповедником и искусным полемистом быстро продвигался вверх по иерархической лестнице. Он энергично занялся распространением «истинной веры» и рассылкой миссионеров-проповедников во все области, где преобладали протестанты. В 1606 году он помог аббатисе Антуанетте Орлеанской реформировать ее обитель в Фонтевро в женский монастырь Дочерей Святого Креста и даже написал специальный молитвенник для монахинь. Три своих самых заветных замысла – об учреждении постоянных католических миссий для борьбы с ересями во Франции, о новом крестовом походе против Полумесяца (т. е. против турок) и об учреждении женского ордена Дочерей Святого Креста – капуцин изложил перед папой Павлом V и, получив его одобрение, со всей энергией занялся их осуществлением.

Первая встреча Ришелье и Франсуа дю Трамбле (уже отца Жозефа) состоялась в 1609 году. Франсуа, будущий провинциал ордена капуцинов в Турени, и 24-летний Арман дю Плесси – епископ Люсонский – сразу обнаружили много общего во взглядах, характере и симпатиях. Более старший отец Жозеф оценил незаурядную личность и выдающийся административный талант провинциального прелата и обратил на него внимание королевы Марии Медичи.

Это было началом славной карьеры Ришелье и дружбы, не прекращавшейся всю жизнь. Королева не забыла теплой рекомендации, данной скромным капуцином люсонскому епископу. Именно благодаря ее покровительству Ришелье стал кардиналом, а через два года премьер-министром. И первым делом написал отцу Жозефу: «Поскольку Бог избрал Вас главным орудием для оказания мне этой чести, я считаю своим долгом сообщить Вам прежде, чем всем остальным, что король внял просьбам королевы назначить меня премьер-министром. Я также прошу Вас как можно скорей прибыть и разделить со мной дела, некоторые из которых такого свойства, что я не могу доверить их никому другому. Поэтому приезжайте и примите доказательства уважения, которое к Вам питает кардинал де Ришелье».

Отец Жозеф повиновался, но не стал послушным исполнителем воли премьер-министра. Он был достаточно самостоятелен в своих решениях, оставался ревностным слугой церкви, противником еретиков и искусным дипломатом. Его первым крупным дипломатическим успехом было заключение в 1615 году Луденского мира между королевой Марией и мятежным принцем Конде, которого поддерживали Генеральные штаты. Стараниями отца Жозефа из текста мирного договора был исключен пункт, на котором настаивали представители третьего сословия: что король как суверен осуществляет в своем королевстве высшую светскую и духовную власть. Чтобы обойти это взрывоопасное слово, отца Жозефа отправили инспектировать католические миссии в Пуату. Там молодой провинциал, давно завоевавший личное уважение принца Конде, провел с ним долгие переговоры, в результате которых слово «духовный» было устранено, что помогло Франции избежать тех ужасов, которые выпали на долю Англии при Генрихе Восьмом, объявившим себя главой изобретенной им англиканской церкви. Когда жители Тура благодарили министра Виллеруа за это, он ответил аплодирующим горожанам: «Благодарите не меня, но отца Жозефа!»

ДВОРЦОВЫЕ ТАЙНЫ

Карьера Ришелье знала немало взлетов и падений; но и в самые трудные времена Ришелье всегда помнил о своем давнем друге, переписывался и виделся с ним. Тем более выросла роль отца Жозефа в 1624 году с назначением его покровителя первым министром Франции с практически неограниченными полномочиями от короля.

Но обретенная власть вовсе не означала спокойной жизни. Нужно было все время быть в курсе непрекращающихся дворцовых интриг, в которых участвовали мать, жена и брат короля, принцы крови и влиятельные вельможи. Заговоры, интриги, даже попытки убийства кардинала следовали одно за другим. Королева Анна Австрийская, дочь испанского короля Филиппа III, стремилась к союзу с Мадридом и Веной; королева-мать Мария Медичи из покровительницы постепенно превращалась во врага – политика Ришелье все больше расходилась с ее желаниями – и лелеяла планы убрать самовластного министра. Был момент, когда только внезапное выздоровление Людовика ХIII, казалось бы безнадежно больного, спасло Ришелье от ссылки, если не от смерти. Ожидаемый Марией и ее приспешниками триумф превратился в пресловутый «день одураченных» – король вернул кардинала, а мать отправил в ссылку. Представители знатных фамилий, некоронованные короли в своих владениях, были недовольны усилением королевской власти и утратой прежних привилегий. Все они в борьбе с кардиналом прибегали к излюбленному средству – сговору с Габсбургами, против которых, продолжая политику Генриха IV, вел упорную борьбу кардинал.

Ришелье не верил даже своим личным секретарям. Когда они переписывали важные бумаги, он сам смотрел за их работой: хотел быть уверен, что с секретных документов не будут сняты дополнительные копии. Одним из немногих, если не единственным, кто неизменно пользовался его полным доверием, был отец Жозеф, возглавивший его секретную службу.

Каждое утро Ришелье приносили перехваченную корреспонденцию, докладывали о происшествиях при дворе, о разговорах заключенных, подслушанных тюремщиками. Вдвоем они обсуждали полученную шпионскую информацию, составляли инструкции своим разведчикам. В функции отца Жозефа входило давать канцлеру каждодневные советы по наиболее сложным проблемам внутренней и внешней политики, а также выполнять наиболее деликатные поручения.

Разведка Ришелье должна была решать многосторонние, хотя и тесно переплетающиеся между собой задачи: выслеживать противников кардинала при дворе, устанавливать их связи с враждебными государствами, обслуживать внешнюю политику. В таких условиях Ришелье предпочитал придать разведывательной службе частный характер, он даже оплачивал своих лазутчиков из собственного кармана. И здесь капуцины отца Жозефа были незаменимы. Они находились при дворах европейских государей, даже из далекой Москвы доставлялись неведомо каким путем нужные сведения! Так в 1628 году Ришелье стало известно о намерении царя Михаила Федоровича возобновить войну против Польши и привлечь на свою сторону Турцию.

ПАРИЖ СТОИТ МЕССЫ

К услугам монахов-дипломатов прибегали и раньше. Еще в XII веке папа и французский король Людовик IX Святой посылали свои миссии к монголам в надежде обратить их в христианство и заключить союз против мусульман. Лишенные дворянских понятий о чести, воспитанные в духе смирения и повиновения, монахи, помимо этого, обладали способностью проникать в душу и убеждать. Ришелье об этом знал и мог полагаться на верность духовных лиц, в то время как дворяне, особенно знать, были ненадежны. А иезуитов он опасался – слишком это был сильный и независимый орден.

Политическая философия тандема Ришелье и отца Жозефа была логична, убедительно выстроена и довольно актуальна. «Лучшие законы бесполезны, если они нарушаются», – считали кардинал и его советник. Правитель Франции, как и его правая рука, с железной методичностью руководствовались прежде всего raison d’etat (государственным интересом страны), а не частными интересами отдельных придворных кланов и финансовых групп. При этом политические цели оказывались куда важней религиозных разногласий. В свое время гугенот Анри Наваррский решил, что «Париж стоит мессы», и перешел в католичество, став королем Генрихом Четвертым. Отец Жозеф в течение многих лет укреплял связи католической Франции с протестантскими княжествами Германии в годы Тридцатилетней войны, исходя при этом не из идеологических, а из государственно-прагматических соображений. В неразборчивости применяемых средств он даже превосходил своего шефа.

Но при этом в душе капуцина не угасал огонь фанатизма. Он неутомимо насаждал католические миссии для обращения протестантов – в Пуату, Дофине, Севеннах, Лангедоке, а позже и на Востоке. В 1624 году он направил монаха-капуцина отца Пацифика в Константинополь с титулом «Префект Восточных миссий», что стало началом «духовного завоевания» капуцинами Архипелага, Греческого полуострова и Малой Азии. Из Парижа он руководил их работой, и к 1633 году их было уже 10. Его посланец отец Агафангел основал миссию в Египте и пытался, правда безуспешно, основать миссии в Абиссинии и Марокко.

Но более всего отца Жозефа занимала идея крестового похода против турок. Он был готов положить на это все силы. Он носился по всей Европе, вербуя сторонников, заключая союзы и собирая средства. Но время этих походов прошло. Последняя экспедиция была предпринята в 1396 году, и турки разгромили ее наголову близ Никополя. После этого призывы к походу звучали еще не раз (особенно после взятия турками Константинополя в 1453 году), но никто больше не рисковал отправиться на Восток, и христианский мир перешел к оборонительной тактике и редким морским вылазкам против турок.

Поэтому он едва ли не последний в истории поборник крестовых походов, мечтавший освободить от неверных Константинополь и Святую землю. Последние исследования показали, что отец Жозеф оставался верен средневековой идее Церкви Христовой, имел видения о крестовом походе, который объединит всю Европу, принимал участие в создании ордена Христова воинства. Но конфликт между Габсбургами и Бурбонами привел к Тридцатилетней войне, и его планам не дано было осуществиться. Ему осталось лишь изливать свою досаду в антитурецкой поэме «Туркиада»…

МОКРАЯ КУРИЦА В МАНТИИ КАРДИНАЛА

Должно быть, посреди пышности и соблазнов двора эта загадочная, молчаливая фигура в неизменном сером одеянии производила пугающее впечатление. В «Трех мушкетерах» юный д’Артаньян узнает, что помимо короля, Ришелье и придворных «был еще отец Жозеф, но его имя произносилось только шепотом». «Серое преосвященство», eminence grise, «серый кардинал»… Чем дальше от нас события и персонажи тех лет, тем больше домыслов наслаивается на жизнь и личность отца Жозефа. Альфред де Виньи в романе «Сен-Мар» изображает его негодяем, подменяющим священника в исповедальне, чтобы затем использовать услышанное, предав тайну исповеди. О пьесе Бульвер-Литтона вообще писали, что из нее можно получить представление об отце Жозефе столь же верное, как о Жанне д’Арк – из непристойной поэмы Вольтера.

На самом деле он до последнего дня строго соблюдал правила, которых требовал устав его ордена. Его комнаты в Лувре и роскошном Кардинальском дворце отличались крайней скромностью. Он вставал в 4 часа утра, два часа посвящал молитве и медитации, работал, снова молился, очень мало спал. Четыре раза в год он постился, питаясь хлебом и водой. Как предписывал монаху устав, он не имел почти никакого личного имущества, не было у него и денег. На его содержание король выделил специальную субсидию, которой хватало только на питание и жилье. Добровольная жизнь в нищете, впрочем, не мешала отцу Жозефу распоряжаться вместе с кардиналом Ришелье поистине колоссальными суммами.

Как замечают некоторые исследователи, он был, наверное, единственным во Франции человеком, который испытывал к Ришелье чувство любви. И кардинал платил ему тем же. Но при всей своей преданности кардиналу отец Жозеф во внешней политике мог иметь точку зрения, которую он прямо высказывал своему господину. Так, он был более убежденным католиком и противником протестантизма, нежели сам кардинал, и потому сильнее склонялся к союзу с Испанией и папством. Это особенно явно проявилось, когда вступивший в Тридцатилетнюю войну в 1630 году шведский король Густав-Адольф предложил своему союзнику Ришелье захватить расположенные на западных рубежах Франции испанские владения Франш-Конте, Артуа и другие в обмен на его согласие, что Швеция захватит епископства Трирское, Майнцкое и Кельнское в Германии. Предложение было очень соблазнительное, и Ришелье был склонен его принять, но передача Швеции епископств означала бы проведение там реформации, а именно против этого выступил отец Жозеф. По этому поводу они якобы даже разругались с кардиналом, и капуцин позволил себе обозвать любимого господина «мокрой курицей». И характерно, что Ришелье, поразмыслив ночью, утром склонился к мнению доверенного человека и отказался от предложения Густава-Адольфа.

ЛА-РОШЕЛЬ

Но когда позднее война с Испанией все же разразилась, отец Жозеф проникся патриотическими чувствами, вел активную переписку с генералами и министрами и, желая победы французскому оружию, забывал при этом о христианских чувствах любви и милосердия. Здесь стоит вспомнить хорошо знакомый читающей публике эпизод из «Трех мушкетеров», где четверка друзей лихо пирует на бастионе Ла-Рошели, Франция шутя одерживает победу, а вся эта заварушка – лишь результат соперничества двух мужчин, Ришелье и герцога Бэкингемского за благосклонность прекрасной королевы Анны Австрийской. Отдавая должное легкому перу Дюма, напомним, что в жизни все выглядело иначе. Любовная интрига не имела никакого отношения к тому, что происходило вокруг этого города-крепости в начале XVII века. Осада Ла-Рошели – это один из интереснейших моментов в истории Франции. Ведь именно он означал окончательную победу кардинала Ришелье над своими противниками как в Англии, так и внутри страны.

Возвышение Ла-Рошели началось довольно давно. К XVI веку маленький рыбацкий поселок превратился в большой оживленный порт, открытый всему миру. Местные жители очень быстро добились для себя особых привилегий от королей, что, впрочем, не сделало их осторожными и осмотрительными. В 1559 году синод реформаторской церкви объявил, что жители Ла-Рошели целиком и полностью готовы следовать кальвинистскому вероучению. В результате к началу XVII века этот хорошо вооруженный город-порт стал настоящей занозой для королей-католиков. К тому же гугеноты Ла-Рошели поддерживали очень теплые отношения с Англией, а значит, представляли настоящую угрозу государственности Франции. Представитель городских властей даже советовал английскому королю оставить завоевание Ирландии и направить флот в Ла-Рошель.

Для Ришелье как человека, посвятившего свою жизнь объединению страны и укреплению королевской власти, существование этого маленького, но сильного «государства в государстве», хорошо укрепленного, способного выставить 10 000 собственных бойцов, было неприемлемо.

Он решил во что бы то ни стало покорить строптивую Скалу, однако сделать это было нелегко. Огромные сторожевые башни – Святого Николая и Шен – охраняли главный вход в гавань, который с помощью хитроумного механизма мог перегораживаться огромной цепью. Ла-Рошель была окружена крепостными стенами и рвами. Город располагал двенадцатью большими бастионами, а также ста пятьюдесятью пушками.

И он придумал дальновидный план – помимо осады с суши, построить дамбу, чтобы перегородить проход к бухте Ла-Рошели любым кораблям, то есть закрыть возможный канал помощи гугенотам со стороны англичан.

Отец Жозеф, должно быть, вспомнил свое славное военное прошлое: он активно участвовал в строительстве дамбы, подбадривал солдат, служил мессу, хоронил убитых, попутно обращая в истинную веру сдавшихся гугенотов.

Осада продолжалась два с половиной года. Англичане несколько раз пытались помочь осажденной крепости, но даже подойти к ней так и не смогли. Все их попытки разбивались о выстроенную дамбу, и даже разрушить ее прямым тараном тяжелых кораблей англичанам не удалось. Ришелье переиграл Бэкингема по всем параметрам.

Блестящий стратег, хладнокровный и умный политик, жестокий правитель, объединивший Францию и первым употребивший слово «французы» по отношению к населяющему ее народу, Ришелье вошел в историю в великолепии кардинальского пурпура. А вслед за ним вошла серая тень скромного монаха, который и кардиналом-то стал лишь перед самой смертью, – тихого, незаметного и всемогущего. «Красный кардинал величественен, серый кардинал страшен», – сказал Гюго. Но эти цвета и до сих пор так отлично дополняют друг друга…