Праздничный день 1 мая 1942 года советский народ встречал с подъемом. Радовало не только тепло наступившее после длительной и суровой зимы, но и успехи Красной Армии на фронтах. Эти настроения подогревались первомайским приказом Сталина, в котором говорилось, что 1942-й год должен стать годом «окончательного разгрома… гитлеровских мерзавцев». Но этот оптимизм оказался сильно преувеличенным, а потому и вредным, ориентируя народ на результаты, которые были еще недостижимы.

СУРОВЫЙ КОМИССАР

Крымский фронт как оперативное формирование был создан в конце января 1942 года (после Керченско-Феодосийской десантной операции) с целью полного освобождения Крыма от оккупантов.

Главная особенность фронта заключалась в том, что его передовая линия составляла всего 27 километров, пересекая Керченский полуостров северо-восточнее Феодосии в самом узком месте. И вот на этом узком перешейке оборону держали с три армии: 47-я,51-я и 44-я.

Участки передовой, которые должны были выделяться полку, или, в крайнем случае, дивизии, защищали целые армейские группировки. Передовая линия обороны была настолько переуплотнена, насыщена людьми и боевой техникой, что почти каждый разорвавшийся снаряд фашистов приводил к людским и материальным потерям.

Советское Верховное командование возлагало на Крымский фронт большие надежды, послав сюда в качестве представителя Ставки, начальника Главного политического управления Красной Армии армейского комиссара 1-го ранга Льва Захаровича Мехлиса.

 Это был ближайший помощник Сталина и его главный консультант по военно-политическим вопросам в жизни и в работе стремился копировать вождя.

Как и Сталин, он не щадил людей, был скор на расправу, под видом партийного руководства постоянно вмешивался в дела других органов и организаций. О близости Мехлиса к Сталину в армии хорошо знали и поэтому его особенно боялись. Многие командиры и политработники считали, что представитель Ставки действует от имени вождя, а потому не подвергали его распоряжения никакой критике.

На Крымском фронте Мехлис скоро подмял под себя его командующего генерал-лейтенанта Дмитрия Тимофеевича Козлова. В результате, на фронте образовалось своеобразное двоевластие, совершенно недопустимое в армии, и, особенно, во время ведения боевых действий.

Почему Козлов оказался столь слабым, не выдержав напора самоуверенного и малокомпетентного комиссара? Объяснение следует искать не столько в характере командующего, сколько в репрессиях против военных (в 1937-1938 годах), которыми он был так напуган, что видел в Мехлисе человека способного, действующего от имени не только партийных, но и карательных органов. К тому же за Львом Захаровичем уже с начала войны тянулся длинный шлейф слухов, связанных с его интригами против строптивых  военачальников.

Следует сказать, что не все так боялись представителя Ставки. Будущий маршал Федор Толбухин не потерпел вмешательства  Мехлиса в оперативные вопросы за что был объявлен «бездельником» и в марте 1942 года снят с должности. Снимал Лев Захарович и многих других командиров.

Между тем боевые действия по освобождению Крыма шли неудачно: с 27 февраля по 13 апреля войска фронта трижды переходили в наступление, но прорвать оборону фашистов так и не смогли. После этого Ставка приказала наступательные действия временно прекратить и организовать прочную оборону. Возобновить наступление предполагалось 20-25 мая.

«ОХОТА НА ДРОФ»

Любой профессиональный военный знает, что боевой порядок (построение войск) в наступлении и в обороне разный. При обороне войска больше распределены в глубину фронта, части имеют в тылу заранее подготовленные позиции, сильные резервы и т. д. Однако, получив указания об обороне и дальнейших действиях, командование фронта не пошло на коренную перестройку наступательных боевых порядков. Логика этого решения была проста, но одновременно и безответственна: «Зачем перестраивать боевой порядок, если скоро придется наступать».

В предвкушении освобождения Крыма на Керченский полуостров от редакции «Красной Звезды» в качестве корреспондента был направлен Константин Симонов. «Свежим взглядом» он сразу же «схватил» основной порок обороны, записав в своем дневнике следующее: «Здесь на Крымском фронте, существует сейчас истерический лозунг: «Всех вперед, вперед, вперед!». Может показаться, что доблесть заключается только в том, чтобы толпиться как можно ближе к передовой, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не окажется вне артиллерийского обстрела противника. Непонятная и страшная мания! И как только мы выехали на 10 километров в тыл,  мы уже не видели ничего — ни войск, ни узлов противотанковой обороны, ни окопов, ни артиллерийских позиций. От фронта до Керчи было пустое пространство».

Имея значительное превосходство в пехоте, большое количество танков и артиллерии, командование фронта даже не предполагало, что враг может прорвать нашу оборону. Недооценкой противника особенно отличался представитель Ставки. В своих мемуарах «На флотах боевая тревога» адмирал Николая Герасимович Кузнецов вспоминал «Всякие разговоры о возможном наступлении немцев и нашем вынужденном отходе Л. З. Мехлис считал вредными. А меры предосторожности излишними».

Правда, разведывательный отдел штаба фронта своевременно обнаружил факт сосредоточения немецкой наступательной группировке. Именно благодаря разведчикам уже 6-7 мая накануне немецкого наступления, советскому командованию были известны не только дата, но и весь план операции, вплоть до такой «мелочи», как тактический десант противника на шлюпках со стороны Черного моря в нашем ближайшем тылу.

Организованное гитлеровцами наступление получило название «Охота на дроф». Противник предполагал нанести удар на южном крыле Крымского фронта вдоль побережья Черного моря. После прорыва главной полосы обороны в полосе 44-й армии в образовавшуюся брешь фашисты планировали ввести 22-ю танковую дивизию, которая частью сил должна сделать поворот на север и, выйдя к Азовскому морю, окружить войска 47-й и 51-й армий. Другой части дивизии вместе с пехотными соединениями следовало стремительно наступать на Керчь. Главной ударной силой противника стала авиация, которая была стянута в этот район со всего южного крыла советско-германского фронта.

МОМЕНТ ИСТИНЫ

Было еще раннее утро 8 мая, когда в темноте началась артиллерийская подготовка, после чего в дело включились люфтваффе. Основной удар был направлен по войскам 44-й армии, в результате чего многие командные, наблюдательные пункты, узлы связи, огневые позиции и склады оказались уничтожены или временно вышли из строя. В 5 часов утра нашу передовую линию атаковали пехота и около 100 танков. Первые цепи наступающих были по существу полностью уничтожены уцелевшей артиллерией и пулеметами. И все же противнику  в первые часы наступления удалось вклиниться в нашу оборону. Одновременно вражеская авиация завоевала господство в воздухе. Сделать это удалось благодаря численному превосходству, поскольку 8 мая враг бросил в бой до 650 самолетов.

К исходу дня части Крымского фронта отошли на вторую позицию главной полосы обороны. Командование фронта стало готовить контрудар силами 44-й армии, которую усилили частями фронтового резерва. Но к исходу дня стало ясно, что сил у 44-й армии недостаточно. Правда, у 51-й армии появилась возможность произвести удар в левый фланг наступающего противника. Именно туда и начали перебрасываться дополнительные резервы, однако в условиях неустойчивой связи подобная передислокация внесла сумятицу в управление войсками и  привела к катастрофе. Содержание  приказа об изменении направления контрудара в штабе  44-й армии стало известно только в 4 часа утра 9 мая.  Рассвет нового дня застал большинство резервных соединений на марше, чем сразу же и воспользовался противник, бросив против пехотных колонн авиацию.

Эта переориентировка главного удара с 44-й, на 51-ую армии явилась своеобразным «моментом истины» в ходе всего сражения. В ночь на 9 мая и утром происходил кризис, который решился не в нашу пользу…

Итак, запланированный штабом фронта контрудар 9 мая не состоялся. В свою очередь противник повернул часть сил на север и нанес упреждающий удар по 51-й армии. Как мы видим, гитлеровцы действовали строго по своему плану «Охота на дроф». Обозначилось угроза окружения 47-й и 51-й армий. В этой ситуации днем 9 мая начальник штаба фронта генерал-майор Вечный обратился в Военный совет фронта и лично к Мехлису с предложением об отводе войск 47-й армии на рубеж Турецкого вала западнее Керчи, где строились оборонительные линии. Однако, командование фронта еще надеялось ликвидировать вражеский прорыв, и с таким предложением не согласилось.

Рано утром 10 мая Ставка решительно потребовала перемещения 47-й армии, но в условиях потери управления, приступить к этому удалось только вечером. Загруженность дорог и размягчение грунта из-за начавшегося сильного дождя резко замедлили движение колонн 47-й армии, автомашины и боевая техника из-за бездорожья стали выходить из строя, их приходилось бросать. Колонны начали расползаться по степи, рассредоточиваться, распыляться на мелкие группы. Вся эта масса, теряя управление, двигалась вне дорог. Даже командование 47-й армии из-за грязи бросило штабные машины и двигалось пешком. В район Турецкого вала оно прибыло только к утру 12 мая.

Между тем, уже к исходу 9 мая, противник окончательно прорвал оборону в полосе 44-й армии и передовым механизированным отрядом, еще по сухим дорогам, не встречая сопротивления ( частей же здесь не было), быстро преодолел расстояние до Турецкого вала, где и закрепился на двух господствующих высотах. Это произошло так быстро, что в оперативных документах говорилось о воздушных десантах противника, которых в действительности не было.

«МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЕ ОТРЯДЫ»

Пехота и танки противника рвались к Азовскому морю. Вечером 10 мая около станции Семисотка развернулись особо ожесточенные бои. Врага контратаковала 77-я горно-стрелковая дивизия и 55-я танковая бригада. Боевые позиции сторон неоднократно переходили из рук в руки. Фашисты здесь оставили горы трупов и искореженной техники. Удержание этого района в течение 10 и 11 мая (до 11 часов утра) дало возможность командованию 47-й и 51-й армий вывести основные силы из полукольца в которое их взял противник. Таким образом, фашистам не удалось выполнить свой план по окружению двух наших армий. В этом бою во время бомбежки около горы Кончи был убит командующий 51-й армии генерал-лейтенант Львов.

Близ Керчи находилась всего одна 156-я стрелковая дивизия. Вот ее-то и решили бросить на оборону Турецкого вала. Из-за дождя и распутицы первые подразделения этой дивизии стали прибывать туда только утром 10 мая, и сразу же вступали в бой с прорвавшимся противником. Позже оборона здесь усиливалась за счет  прибывающих частей и подразделений. К этому времени погода улучшилась, и немецкая авиация снова начала действовать активно.  Из-за жары на дорогах появилась пыль, под покровом которой вслед за отходящей колонной днем 13 мая прорвались на своих машинах немцы. Они захватили село Султановку и подошедшими танками начали «утюжить» наши окопы.

В эти же часы на самолете в Керчь прилетел маршал Семен Михайлович Буденный, главнокомандующий Северо-Кавказским направлением. Когда ему сообщили о прорыве обороны на Турецком валу, он понял: Керчь не удержать. Сразу же приказал командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Октябрьскому готовить суда для эвакуации.

Октябрьский начал выполнять это указание, но одновременно обратился к Сталину с такой телеграммой: «Главком приказал приступить к эвакуации Красной Армии из Керчи. Невозможно поверить, что есть такое решение. Такого решения быть не может. Прошу категорически запретить эвакуацию. Мы должны драться и во что бы то ни стало отстоять территорию вокруг Керчи… Общая эвакуация Керченского полуострова смерти подобна. Прошу немедленно вмешаться». В ответ, вечером 14 мая из Москвы пришло указание: «Керчь не сдавать, а организовать оборону по типу Севастополя… К 15 мая представить план эвакуации». Последнее положение свидетельствовало, что в Москве не надеялись удержать саму Керчь. К тому же было уже и поздно, ибо к вечеру 14 мая фашисты захватили гору Митридат, господствующую над центром города.

В распоряжении советского командования для эвакуации оставались причалы восточнее города на берегу Керченского пролив. Вот сюда  в основном и катилась масса людей, автомашин, повозок и уцелевшей боевой техники. Я видел фотоснимки этой части побережья в немецких журналах военного времени. Это были тысячи машин, которые облепили берег пролива и тянулись многокилометровыми хвостами-колоннами в глубь суши. Они оказались идеальными целями для авиации, а потом и для артиллерии противника.

Все это надо было переправлять через пролив… Но сначала следовало задержать неприятеля. Задача невероятно тяжелая, поскольку управление частями было потеряно. Впрочем, боевые части как таковые уже не существовали, они оказались распылены и небоеспособны. И все же командованию фронта  удалось организовать оборону северо-восточнее Керчи по рубежу: завод им. Войкова – Аджимушкай – Булганак — Юрагин Кут. Этот рубеж держал личный состав некоторых тыловых частей и пограничники. Но главную роль играли сводные отряды, наскоро сформированные из «лучших бойцов, командиров и политработников фронта». Интересно, что сведения об этих своеобразных формированиях зафиксированы даже в «застольных разговорах» Гитлера, которые тогда тщательно записывались стенографистками. 19 мая фюрер говорил с удивлением о каких-то «мировоззренческих отрядах» (перевод дословный), которые  сражаются под Керчью до последнего солдата.

«МЫ ОПОЗОРИЛИ СТРАНУ И ДОЛЖНЫ БЫТЬ ПРОКЛЯТЫ»

Центром сопротивления на подступах к переправам стал район поселка Аджимушкай. Общее руководство обороной в этом районе было возложено командованием на бывшего командира дивизии полковника Ягунова. Он опирался на резерв командиров и политработников фронта, а также курсантов авиационных школ, посланных на передовую из-за отсутствия самолетов.

Между тем, в самом узком месте пролива, происходила эвакуация, для чего сюда было стянуто более 100 судов ( в основном небольших).  Сначала переправляли только раненых. Медицинских работников возглавлял военврач 1-го ранга Николай Устинов. Позже в своем интересном и объективном донесении в Москву он писал: «Начиная с 12 мая, никто из медперсонала в работающих госпиталях в укрытия не уходил. Бомбы потеряли свое значение, так как все равно нужно пройти переправу любой ценой… Хирургическая помощь оказывалась раненым в условиях, невиданных ни на каком фронте. Весь оставшийся в наших руках район Керчи был под огнем бомб и снарядов, мин и пожаров… 14 мая для спасения медицинских кадров госпиталей я приказал переправлять в первую очередь врачей-хирургов и женщин-врачей… В тяжелых условиях нам удалось вывести 42324 раненых, из них 4919, раненных тяжело».

Одновременно с ранеными эвакуировались и тяжелые орудия калибра 122 и 152 мм.(25 штук) и секретная материальная часть (гвардейские реактивные установки — 47 штук). Не желая дожидаться судов, люди пытались переправляться вплавь на подручных средствах. Правда, из-за сильного течения перебраться через пролив удавалось далеко не всем.

Оборону северо-восточнее Керчи сводные отряды удерживали с 15 по 17 мая включительно. Однако еще 16 мая группа из 40 танков с пехотой прорвалась севернее Аджимушкая. Около 16 часов гитлеровцы появились вблизи переправ. Против наступающего противника было брошено несколько установок гвардейского минометного полка под командованием майора Зайцева, несколько зенитных орудий поставили на прямую наводку. Закипел ожесточенный бой.

По примеру командиров и политработников, а зачастую и «стихийно» (так сказано в одном документе), под звуки «Интернационала», который играл сводный оркестр, люди бросились в контратаку. Это был по-настоящему мощный, неудержимый людской вал. Оставшихся в живых немцев гнали несколько километров.

В ночь на 17 мая проходила массовая эвакуация личного состава. К исходу дня значительно опустевший берег начали захватывать фашисты. Впрочем, в наших руках оставался участок в районе Капканы-Еникале, эвакуация с которого продолжалась до утра 20 мая. Всего было спасено около 120 тысяч человек. Многие из этих солдат и офицеров впоследствии в составе 47-й армии обороняли Таманский полуостров, но основная их часть сражалась в Сталинграде. А с оборонительного рубежа северо-восточнее Керчи мало кто сумел отойти к переправам. Эти герои были окружены и долго сопротивлялись фашистам. Читателю покажется фантастикой, но последние защитники Аджимушкайских каменоломен погибли или попали в плен 31 октября 1942 года!

Что же произошло с командованием фронта и Мехлисом? Некоторые участники этих боев рассказывали мне, что они позорно бросили подчиненных, улетев из Крыма на самолете. Но это была грубая ложь, созданная пропагандистами Геббельса. В действительности Мехлис переправился через пролив 14 мая и с таманского берега (где имелась связь с Москвой) дал Сталину такую телеграмму: «Бои идут на окраинах Керчи, с севера город обходится противником… части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной. Мы опозорили страну и должны быть прокляты». После этого он возвратился на Крымский берег и из старинной крепости Еникале занимался эвакуацией и организацией контратак против наступающего противника, который явно тоже выдыхался. Только 19 мая под ожесточенным обстрелом Лев Захарович переправился на таманский берег и чудом остался жив.

За провал оборонительной операции под Керчью Мехлис, командование фронтом и армий понесли наказание, но никто из них не был отдан под суд, как это случалось в 1941-м. Ставка и лично Сталин также несли долю за случившееся, хотя никогда это не признавали. Главным же выводом, сделанным из допущенных ошибок, стали введение единоначалия и отмена института военных комиссаров (9 октября 1942 года) существенно укрепившие армию и флот Советской державы.