С каждым годом ветеранов становится все меньше и меньше, из жизни они уходят один за другим. И к сожалению, с ними уходят воспоминания прошлого, которые помогают нам восстановить и воспроизвести картины ужасающих событий Великой Отечественной войны. Особенно ее первых дней. Но многое и открывается — например, в архивах спецслужб. Например, о борьбе с финскими диверсантами в последние дни перед и партизанском движении в первые дни после начала войны.

«ОПЯТЬ ВОЙНА НАЧИНАЕТСЯ»

Ранним утром 17 июня 1941 года начальник Управления погранвойск НКВД Ленинградской области получил срочную телеграмму с погранзаставы № 14 Краснознаменного пограничного отряда. В ней сообщалось, что ночью после суточного преследования был убит неизвестный, перешедший государственную границу со стороны Финляндии. Все это время нарушитель умудрялся ускользать от преследовавших его пограничников и периодически отстреливался. Собаки никак не могли взять его след. Пытаясь в очередной раз выйти из окружения, высокий блондин с парабеллумом в руках наскочил на красноармейца. Тот успел опередить противника, выстрелив ему в грудь из винтовки. Было это в двух километрах от границы.

Обнаруженные у убитого вещи позволили телеграфировавшему высокому начальству капитану предположить, что нарушитель был самым настоящим шпионом: оружие, большое количество патронов, сапоги пропитаны каким-то едким составом, который сбивал собак со следа. «Раненый через 30 минут скончался. Его последние слова: «Опять война начинается». Он дважды повторил их по-русски. Поиски второго нарушителя продолжаются» — такими словами заканчивалась телеграмма.

Важнее всего была последняя фраза. Значит, есть второй, и он до сих пор где-то прячется, может быть, уже шпионит, выведывает, а может быть, даже готовит диверсию!

Второго нарушителя задержали через несколько часов в четырех километрах от советско-финской границы. Материалы архивного уголовного дела № 29703 не сохранили имени того зоркого пограничника из поисковой группы — старшего лейтенанта Бебякина, который сумел разглядеть сидящего на высокой ели замаскированного человека. «Улов» во время обыска был более чем серьезным: пистолет парабеллум, две полные обоймы, 29 патронов, финка, компас, мощный цейсовский бинокль, планшет с картами Выборгского района, изданными в Финляндии, и отмеченным на них неизвестным маршрутом, а также пузырек с едкой прозрачной жидкостью. Той самой, которая так отпугивала пограничных собак.

Чтобы допросить преступника, пришлось вызвать переводчика. 32-летний финн Никконен Вяйно-Ялмари Алти твердил лишь одно: перешел границу лишь для того, чтобы посмотреть на отчий дом в деревне Рантакюля под Выборгом (с конца 1940-х годов — Черниговка), который семье пришлось покинуть после окончания Советско-финской войны.

Объяснения были более чем неправдоподобными. Любые слова о желании взглянуть на дом перекрывали найденные при обыске вещи, а также содержимое брошенного Никконеном в лесу рюкзака, набитого концентратами, которые получали финские военные. Задержанный постоянно путался в собственных показаниях, в конце концов начал по крупицам выжимать из себя: шел к дому, чтобы выкопать зарытые в 1939 году 20 тысяч марок, и ради разрешения на переход границы согласился выполнить разведзадание некоего Кирвеса. После получения постановления на арест финна отправили во внутреннюю тюрьму УНКГБ Ленинградской области.

Вечером следующего дня Никконен сидел в кабинете следователя. По словам финна, второй нарушитель, Арно Ронту, был его земляком и тоже захотел посмотреть на свой дом под Выборгом. О себе рассказал, что родился и вырос в деревне Рантаккюля в большом доме, его отец держал пять коров, лошадь и имел 30 гектаров пахотных земель. Это безмятежное существование продолжалось до начала Зимней войны…

— Шестого октября 1939 года в связи с надвигающейся войной с Россией меня призвали в армию и зачислили рядовым в 3-ю особую противотанковую роту, в составе которой участвовал в боях с Красной армией, — под протокол рассказывал Никконен. — По окончании войны был зачислен в резерв и 1 июня 1940 года добровольно поступил на военную службу в погранстражу, где был обязан прослужить год. По окончании срока службы по подписке уволился…
— Вы сказали, что ваш отец закопал деньги во дворе дома? — спросил его следователь.
— Нет, это я их закопал, когда началась война и когда моя семья была эвакуирована из Рантакюля. Вы меня, наверное, неправильно поняли.
— Чьи это деньги?
— Это мои сбережения и моего брата, которые я взял с собой, идя на войну.
— Зачем же вы, идя на войну, взяли с собой эти деньги? Ведь вас же могли убить, и ваши сбережения могли пропасть.
— Вот поэтому, когда начались военные действия, я и решил пойти домой и зарыть деньги, если я буду убит, остались бы моим родственникам.
— Но вы же сказали, что, когда вы пришли в деревню, ваших родственников уже не было. Как бы они узнали о закопанных деньгах, если бы вас убили?
— Я решил, что разыщу родственников в Финляндии и сообщу им письменно.

ПРИГОВОР ОБОСНОВАН

В конце концов, устав выкручиваться, Никконен рассказал о том, как прошел через границу, о тех, кто ему помог, о том, какое задание получил, и о том, как ему удалось целый день и две ночи уходить от погони.

По словам Никконена, разведзадание в обмен на возможность перехода дал Кирвес, с которым незадолго до увольнения его свел командир роты. Переход границы назначили на поздний вечер 15 июня. За пару дней до этого Никконен и Ронту по указанию Кирвеса приехали в город Лаппеэнранта, нашли дом некоего человека по фамилии Паарма, который все последующее время проводил с ними инструктаж. Он же выдал оружие, патроны, одежду, компасы, продукты, жидкость для отпугивания собак. Все это время в комнате находился человек в финской военной форме, которого Никконену и Ронту так и не представили. К границе новоиспеченных шпионов Кирверс и Паарма доставили автомобилем.

— Вблизи границы мы минут 20 наблюдали, — рассказывал финн. — Потом смазали сапоги жидкостью и осторожно пошли. Встретившиеся проволочные заграждения преодолели свободно. Кирверс говорил, что на стороне СССР в этом месте нет никаких военных работ и поэтому со стороны русских нет такого внимания к этому району. Срок командировки он установил в четыре-пять дней, предупредил двигаться больше ночью, в случае задержания заявлять, что шли в свои родные деревни, а оружие осталось после войны. Перейдя границу, мы должны были идти к озеру Пиенмяенярви, от него направиться к деревне Вахвиалла, где выяснить есть ли там гражданские или только воинские части. На всем протяжении пути мы должны были наносить на карту все оборонительные укрепления и при обнаружении войск установить их род. Далее нам нужно было постараться пройти к Выборгской бухте на мыс Кейхяснием и отсюда в течение полусуток наблюдать за движением судов, идущих в Выборг, по возможности определяя тип военных кораблей и транспортов с войсками. Потом мы должны были пойти к деревне Терваеки, обойдя ее с севера, и взять направление на юг к мысу Пиркяниеми и также наблюдать за проходящими судами. Оттуда направиться обратно к границе и перейти ее в районе Ууситимпери, которая находится на финской стороне.

— По каким признакам вы должны были определять род советских войск? — поинтересовался следователь.
— По цвету петлиц. Я знаю, что у пехоты красные петлицы, у пограничников зеленые, а других я не знаю.
— Но как бы вы определили род войск, если бы увидели петлицы другого цвета?
— Тогда бы я просто записал цвет.

По словам Никконена, довольно скоро после перехода они натолкнулись на пограничный дозор. Попадая то и дело в окружение, прятались в кучах валежника, иногда забирались на деревья, несколько раз затевали перестрелку. Днем все время проводили в укрытии. Когда пограничники и пришедшие им на подмогу красноармейцы стали прочесывать лес, Никконен предложил затаиться в куче хвороста, но Арно Ронту решил прорываться и вскоре скрылся из виду.

Шпион дал ценные сведения о порядке комплектования финской пограничной разведки, личном составе, именах офицеров и их внешних приметах, обеспечении боеприпасами и продпайками, распорядке дня, учениях и так далее. 22 июня стало единственным днем, когда финна не допрашивали…

На следующий день дело из УПВ УНКВД ЛО передали в следственную часть УНКГБ ЛО. А уже 27 июня следствие было объявлено завершенным. Слушание дела состоялось 13 августа в военном трибунале Северного фронта. Никконнен полностью признал свою вину, заявив в последнем слове, что пошел на преступление в связи с финансовыми затруднениями, что и просит учесть. Через 35 минут был вынесен приговор — высшая мера наказания. Кассационная жалоба отклонена. 12 сентября, когда немцы уже совсем близко подошли к Ленинграду, приговор был приведен в исполнение.

В июле 2002 года дело финского шпиона пересматривали в порядке надзора. Даже спустя 60 лет вывод прокурора был категоричен: «В соответствии со статьями 4 и 8 закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.91 признать Никконена Вяйно-Ялмари Анти обоснованно осужденным по настоящему уголовному делу и не подлежащим реабилитации».

ВРАГА НУЖНО ВЗРЫВАТЬ ИЗНУТРИ

Одним сражением вдоль линии фронта войну не выиграть. Это понимали и понимают все военачальники. Врага нужно также взрывать изнутри. Поэтому в первые же дни войны из Москвы были разосланы указания и директивы, адресованные в первую очередь местным управлениям НКВД. Именно на них ложилось создание диверсионных и разведывательных резидентур в пока еще незанятых врагом областях и районах, организация партизанских отрядов и истребительных батальонов. Только высшим партийным и военным руководителям становилась известна информация, которую получали разведотделы НКВД и созданные в них опергруппы, координировавшие работу во вражеском тылу. Для «простых смертных» сведения, добытые разведчиками и партизанами, многие годы оставались засекреченными.

Спецсообщения УНКВД ЛО о работе в тылу врага и обстановка на оккупированной территории Ленобласти, адресованные партийным органам территории Ленобласти и военному командованию хранятся ныне в Архиве УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. В докладной записке от 11 августа 1941 года говорится, что «в 19 районах области до занятия их немецкими войсками были оставлены 316 агентов». Но по мере наступления врага начались сложности.

В записке было сказано: «Практика последующей работы показала, что из этого относительно значительного количества агентуры действующей, с которой можно поддерживать связь и работать, остается меньшая часть. До занятия территории Ленобласти во всех районах были сформированы партизанские отряды численностью до 250 человек. Практически после занятия территории противником эти партизанские отряды коренным образом переформировались, так как большое количество людей ввиду недостаточно серьезного отбора отряды покинули».

Конечно, партизаны не были только стихийным явлением, группами ушедших в леса людей, которые вредили оккупантам, как им вздумается. Как всякое движение, партизанское предусматривало некую организацию и руководство. В начале июля 1941 года Ленинградский обком ВКП(б) утвердил специальную группу из трех человек, в состав которой вошел, в частности, начальник разведотдела УНКВД ЛО капитан госбезопасности Кожевников. На группу возлагалось руководство партизанским движением в области. Ядро партизанских отрядов формировалось из партийных работников, сотрудников НКВД и милиции, комсомольского актива. Постепенно в отряды вливались и местные жители, и красноармейцы, выходившие из окружения, и бойцы истребительных батальонов, созданных в начале войны для борьбы с парашютными десантами, вражескими диверсантами, предателями и дезертирами. Для связи с каждым отрядом или резидентурой опергруппы разведотделов НКВД подбирали связных, ходивших через линию фронта. И практически в каждом партизанском отряде и истребительном батальоне был оперативный сотрудник НКВД, который сообщал о внутренней обстановке.

На начало августа, как следует из докладной записки за подписью начальника разведотдела УНКВД ЛО Кожевникова, в Ленинградской области действовало 53 партизанских отряда общей численностью 1500 человек; 57 из них должны были докладывать об обстановке внутри отрядов через связистов по заранее условленным паролям. «Необходимость этого мероприятия вызывалась еще и тем, что стали поступать сигналы о развале отдельных отрядов по вине руководителей, о нездоровой обстановке и политически неверном направлении их деятельности», — было сказано в записке.

Аналогичным образом формировались разведывательно-диверсионные группы и истребительные батальоны. В архиве сохранились списки людей, которые специально проверялись и отбирались еще в советском тылу, снабжались оружием, рацией и забрасывались на оккупированную территорию с самыми различными заданиями. Так, например, разведывательно-диверсионный отряд Александра Сосноры был заброшен в занятую немцами Псковскую область 4 августа 1941 года. Отдельным пунктом плана подготовки отряда предусматривалось «оформить участникам группы уход с предприятий, обеспечив сохранение за ними среднемесячного заработка», а также выдать «липовые документы». В частности, для группы Сосноры сотрудники УНКВД ЛО изготовили три справки об окончании отбывания сроков по статье УК РФ за хулиганство и два паспорта с указанием места рождения в Лужском районе и последней пропиской во Пскове.

Все сведения от партизан и разведчиков обрабатывались в опергруппах разведотделов. Военные данные местного значения направлялись в штабы воинских соединений, те, что имели значение для всего фронта, — в штаб фронта. Данные же о положении в оккупированных районах Ленобласти суммировались в специальные сообщения. У этих секретных документов было три самых важных адресата — Климент Ворошилов, Андрей Жданов, Лаврентий Берия.

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР

Из спецсообщения от 11 августа 1941 года: «По дополнительным разведданным, полученным из районов Ленобласти, устанавливается, что немецкие воинские части продолжают повальный грабеж и издевательство над оставшимся населением. Наряду с активным сопротивлением и противодействием мероприятиям немецкого командования, оказываемым оставшимся населением, отмечаются также факты предательства и прямых антисоветских проявлений со стороны некоторых элементов из числа населения. В деревне Изобное Дедовического района открытую антисоветскую работу начала проводить группа евангелистов, которая поощряется немецким военным командованием, немцы привезли несколько ящиков нательных крестов для раздачи населению. Евангелисты призывают «менять комсомольские и профсоюзные билеты на кресты». В деревне Самро Осьминского района немецким командованием открыта церковь, которую население должно посещать в обязательном порядке. Перед боем в этой же церкви устраивается богослужение для немецких солдат. В деревне Железница Дедовического района учительница школы Никольская установила тесную связь с немецким командованием и деятельно помогает немецким частям в поисках партизанских отрядов, указывает лесные тропы и дороги.

За последнее время учащаются факты оголтелого зверства, учиняемого немецкими военными частями над населением. В селе Осьмино немцы загнали в подвал здания Госбанка около ста жителей, подозреваемых в принадлежности к партийному и советскому активу. Здание Госбанка было подожжено, и население держалось взаперти до тех пор, пока все здание не сгорело и не обрушилось. В деревне Новоселье немцы, подозревая в связях с партизанами, запрягли в повозку колхозника Павла Шершнева и избивали его до тех пор, пока он не потерял сознание. Грабежи, издевательства и отдельные факты предательства усиливают злобу и ненависть населения к фашистским захватчикам. Население более охотно и активно помогает партизанам».

Но в некоторых местах немцы не так зверствовали, о чем сообщал руководитель одного из партизанских отрядов, скрывавшихся в лесах у населенного пункта Струги Красные, капитан Терехов. К августу в его отряде, который провел немало боевых операций, оставалось всего пять человек. Кто-то погиб, кто-то был переправлен в тыл после ранения, кого-то выдали немцам предатели из местных. Но многие разошлись сами, не в силах бороться с… голодом.

Из рапорта капитана Терехова от 6 августа 1941 года:
«По двое-трое суток приходилось быть без еды, и достать негде. У местного населения хлеба также нет, а кормятся они тем, что немец раздавал им оставшиеся на складах отруби, овес и ячмень, который они мололи и из него пекли хлеб. Немцы сейчас ездят по населенным пунктам по пять-шесть человек и, кроме этого, на машины сажают маленьких детей якобы для того, чтобы те показывали им дорогу, а на самом деле из-за боязни нападения партизан. Безобразий над местным населением не делают, за исключением отдельных случаев со стороны финских солдат, которые приезжают и забирают все, что им понравится. А немцы, когда берут, за все платят деньги. Свои ручные маленькие часы дарят девкам, а как увидят кого с нашими часами, без всяких разговоров забирают и платят рубль денег».

18 августа 1941 года начальник штаба опергруппы УНКВД ЛО полковник Антонов получил через связного донесение из партизанского отряда № 15: «27.07.41 у деревни Завердужье Гдовского района к нашему отряду пристал командир Гдовского истребительного батальона старший лейтенант Литвинов, который за все время нахождения в отряде пользовался общим неуважением со стороны партизан за трусость и панику, — говорилось в донесении. — 6 августа в районе станции Папортнная Литвинов, услыхав на дороге лязганье гусениц и гул мотора, поднял панику, что идут немецкие танки, и с частью неустойчивых партизан бежал в лес. Партизанский отряд расположился у дороги, приготовив связки гранат и бутылки для борьбы с танками. Но выяснилось, что никаких танков не было, а прошел трактор из одной деревни в другую на ремонт. Когда Литвинов вернулся к отряду, лейтенант Кившик, командовавший группой, обругав его за трусость и панику, предложил сдать оружие (пистолет ТТ) и уходить из отряда куда хочет. Литвинов заявил, что оружие не отдаст, и стал угрожать Кившику, при этом схватился за пистолет. Находившийся сзади него командир отделения партизанского отряда Сергеев выстрелом из винтовки убил Литвинова наповал».

Уже к 6 сентября, как говорится в докладной записке военному совету Ленинградского фронта, на оккупированной территории Ленобласти только истребительных батальонов было 46 общей численностью 8729 человек. Одиннадцать из них на линии фронта вели бои совместно с частями Красной армии. К тому же времени при УНКВД ЛО был сформирован мотомехотряд для подавления беспорядков в городе. Особый кавалерийский эскадрон патрулировал городские улицы.