К 1914 году международное сообщество имело хорошо проработанную правовую систему, призванную максимально гуманизировать правила ведения боевых действий. Однако между теоретическими построениями и их практическим исполнением зачастую лежит дистанция огромного размера. И хотя почти все державы выразили готовность следовать нормам гаагских и женевских конвенций, их соблюдение оказалось сопряжено с огромными трудностями.

8 миллионов

Начавшаяся в августе 1914 года Первая мировая война охватила большую часть Европы, приведя к формированию армий, оккупации целых государств, использованию оружия массового поражения и жесткой идеологической обработки населения воюющих стран в духе ненависти к противнику. Враг представлялся носителем инфернального зла, и, следовательно, соблюдение правил гуманизма становилось необязательным.

Пожалуй, наиболее явно это проявилось в отношении к пленным, относительно которых в Гаагской конвенции 1899 года категорически утверждалось, что плен не есть «акт милосердия со стороны победителя – это право безоружного».

Однако в период с 1914-го по 1918 годы общее количество пленных – порядка 8 миллионов – достигло цифры сопоставимой с населением не самого маленького европейского государства. Попробуй соблюсти права в отношении такой массы!

Рекордсменами по количеству пленных стали Россия (около 2 миллионов 400 тысяч) и Австро-Венгрия (2 миллиона 200 тысяч), что, кстати, косвенно проливает свет на причины гибели двух империй. Далее в рейтинге шли Германия (990 тысяч), Италия (600 тысяч), Франция (500 тысяч), Великобритания (более 300 тысяч), Турция (250 тысяч), Сербия (150 тысяч).

По отношению к общей численности вооруженных сил показатели были несколько иные: на первом месте оказывалась Австро-Венгрия (около 35%), Россия, Италия, Турция, Бельгия и Сербия находились примерно на одном уровне, поскольку цифры их потерь военнопленными из-за неточности статистики колеблются в диапазоне от 25 до 35%. Далее шли Британская империя (12–18%), Германия (13–14%), Франция (10–12%). Любопытно, что по количеству удачных побегов как в абсолютных, так и в относительных цифрах (около 200 тысяч, почти 10%), лидировали русские (хотя из 73 пленных генералов побег совершил только один – Лавр Корнилов).

В среднем шансы выжить у сдавшегося в плен были выше, чем у того, кто тянул лямку на фронте. Среди русских военнопленных смертность, например, составила порядка 6%.

Однако цифровые показатели смазаны невозможностью вывести точную статистику по финальному этапу войны, когда экономика всех стран-участниц (за исключением прибывших к шапочному разбору Соединенных Штатов) рухнула в глубокую пропасть, а во многих государствах вдобавок произошли крупные социально-политические потрясения, сопровождавшиеся территориальными переделами и революциями. Да и начиналось все не слишком красиво…

Первыми, кто почувствовал на себе ужасы войны, стали, кстати, не пленные, а лица, оказавшиеся к моменту боевых действий на территории вражеских государств. Для них, как правило, устанавливался крайний срок выезда, по окончании которого оставшиеся объявлялись интернированными.

Воспоминания русских туристов, спешно покидавших германские курорты, содержат рассказы об издевательствах со стороны германских пограничников. Немцы, в свою очередь, могли бы указать на прошедшие в Петрограде и Москве погромы, в ходе которых пострадали не только подданные Германии и Австро-Венгрии, но и россияне с иностранными фамилиями.

Переходящий в шовинизм патриотический угар может быть опасен и для самих его носителей, но в целом взаимная эвакуация прошла относительно нормально, что объяснялось простым фактом: репрессии немцев в отношении русских туристов и предпринимателей должны были повлечь за собой аналогичные действия. И еще не известно, с какой стороны оказалось бы больше пострадавших.

Вообще, высказываемая некоторыми исследователями мысль о том, что противники пытались воздерживаться от чрезмерных жестокостей не во имя человеколюбия, а исключительно из опасения мести, действительно, имеет под собой определенные основания.

Известен эпизод, когла Верховный главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич приказал расстреливать австрийских пленных, захваченных с оружием с разрывными пулями, использование которого запретила Гаагская конвенция. Австрийцы за каждого своего пленного пригрозили расстреливать двух русских; Николай Николаевич за каждого расстрелянного русского пообещал отправлять на тот свет четверых австро-венгров и добавил, что «у нас на это, слава Богу, пленных хватит».

Плен как спасение?

От воспоминаний очевидцев складывается впечатление, что наибольшее количество эксцессов в отношении сложившего оружие неприятеля происходили непосредственно в момент пленения и при конвоировании. К числу впечатляющих артефактов Первой мировой войны относятся дубинки, которыми германцы добивали раненых противников.

23-я статья Гаагской Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 года однозначно запрещала «убивать или ранить неприятеля, который, положив оружие или не имея более средств защищаться, безусловно сдался», «объявлять, что никому не будет дано пощады». Однако в пылу боя и сразу после него о конвенции обычно не думали. Как писал жене командир германского 33-го эрзац-батальона, «мои люди были настолько озлоблены, что они не давали пощады, ибо русские нередко показывают вид, что сдаются, они поднимают руки кверху, а если приблизишься к ним, они опять поднимают ружья и стреляют, а в результате большие потери». Вполне возможно, что дело было не в коварстве русских, а в том, что в хаосе боя какой-нибудь офицер или унтер приказывал сдающимся солдатам сражаться и они снова хватались за оружие.

В случае с русскими имели место эпизоды, когда, сами находясь в окружении и готовясь сражаться до последнего, они отпускали немецких пленных, поскольку не могли обеспечить их безопасность.

Многое зависело от ожесточенности противостояния в конкретный момент и на конкретном участке фронта. Например, когда в августе 1914 года солдаты Могилевского пехотного полка освободили своих соотечественников, выяснилось, что заботливые австрийцы уже успели снабдить их теплыми одеялами из своего госпиталя. Хотя вполне возможно, что это были не австрийцы, а, например, чешские подданные империи Габсбургов, традиционно относившиеся к русским с большой симпатией.

Теперь представим, что пленного отконвоировали в тыл и определили в лагерь. Как могла сложиться его судьба? Формально он оказывался под защитой Гаагской конвенции, а также внутренних положений о военнопленных, принятых всеми воюющими державами и ни в чем принципиальном Гаагской конвенции не противоречащих.

Возьмем частный случай поручика Михаила Тухачевского, который за неудачные попытки побега был переведен в специальный лагерь в Ингольштадте, где, судя по воспоминаниям его товарищей по несчастью, среди которых оказался и будущий президент Франции Шарль де Голль, условия содержания оказались вполне сносными. В результате Тухачевский бежал, когда его и полковника Черновецкого выпустили на прогулку в сопровождении пожилого охранника. Любопытно, что перед прогулкой будущий маршал революции дал письменное обязательство не предпринимать попыток побега, но подпись свою поставил напротив фамилии Черновецкого, Черновецкий же расписался напротив фамилии Тухачевского. Черновецкого немцы поймали, но никаким особым репрессиям не подвергли, хотя имели для этого определенные основания.

Еще свидетельство очевидца относительно русских в Австро-Венгрии: «Пленные, давно жившие без женщин, искали их при каждом удобном случае. Многие ухитрялись ходить к знакомым женщинам или в небольшие замаскированные дома терпимости, которых было немало в окрестных городах. В стране ощущалась острая нехватка мужчин, мобилизованных почти поголовно, и чешки были очень благосклонны к русским и предпочитали их венгерцам и немцам, гарнизоны которых стояли в Чехии и которых чехи ненавидели». Чтобы пленные не слишком наслаждались жизнью, охрану обычно подбирали из немцев и венгров, но и они ближе к концу войны при виде таких «ходоков» просто отворачивались. Какая-то пастораль получается.

С другой стороны, самым распространенным наказанием для нарушителей режима в обычных немецких лагерях было привязывание к столбу, напоминающее пытку на дыбе. Русские, в свою очередь, секли нарушителей режима розгами.

Гаагская конвенция не исключала возможность применения санкций к лицам, не выполняющим распоряжения лагерной администрации, что создавало предпосылки для определенных злоупотреблений.

Понимая двусмысленность ситуации, противники решили обратиться к Международному Красному Кресту.

С 1915-го по 1918 годы на нейтральной территории, сначала в Стокгольме, затем в Берне, противники провели четыре раунда переговоров, по ходу которых были устранены любые противоречия между национальными конвенциями о военнопленных, оговорен порядок взаимных инспекций.

Конечно, присланные с вражеской стороны делегации допускали не во все лагеря. Очень заметны были в подобного рода акциях элементы пропаганды и показухи, но в целом, как справедливо констатировал немецкий исследователь Р. Нахтигаль, «поездки сестер – необычный пример готовности воюющих друг с другом европейских держав – России, Австро-Венгрии и Германии – из гуманитарных соображений разрешить представителям неприятельских стран ознакомление с условиями внутренней жизни. Эта форма прозрачности для пленных Центральных держав в России стала бесценной удачей, а иногда служила и просто спасением жизни».

Помимо инспекционных целей подобного рода миссии передавали пленным дополнительное питание и медикаменты, оценивали физическое состояние соотечественников, что, в ряде случаев, могло привести к их возвращению на Родину в порядке обмена.

Но вот фрагмент из доклада российской Чрезвычайной Следственной комиссии по расследованию нарушений противником норм международного права, сделанный на основе одной из таких инспекций: «Как на общественных работах, так и на частных работоспособность пленных жестоко эксплуатировалась, причем ни болезнь, ни изнурение не принимались во внимание. Пленных, выбивавшихся из сил от чрезмерного физического утомления, заставляли работать с шести утра до восьми часов вечера с одним кратким обеденным перерывом. Конвойные неустанно следили за тем, чтобы ни одна минута трудового дня не оставалась неиспользованной. Особенно тяжело приходилось пленным на полевых работах, когда при помощи особых приспособлений их по 14–16 человек запрягали в плуги и бороны, и они целыми днями, заменяя рабочий скот, вспахивали и уравнивали поля».

Здесь речь идет об использовании труда военнопленных, которое практиковали все участники конфликта. Страдали не только русские. Из-за невыносимых условий труда на строительстве Мурманской железной дороги умерло, по разным данным, от 20 до 30 тысяч германских и австрийских военнопленных. С другой стороны, их более удачливые соотечественники могли жить в русской глубинке на положении вольных, обзавестись, подобно будущему лидеру югославских коммунистов Тито, женой, получать приличную зарплату и даже принимать участие в забастовках.

Закон об обязательном привлечении к труду не распространялся на пленных офицеров, но и здесь на практике грань между добровольным и принудительным оказывалась весьма зыбкой. Кто-то начинал работать от скуки, а кого-то могли заставить зуботычиной. И, с примерно равной вероятностью, подобное могло произойти и в России и в Германии.

Геноцид и депортации – новая реальность

В целом положение военнопленных оказалось более выгодным по сравнению с тем, в котором оказывались целые национальные группы и даже народы, пострадавшие от депортаций и геноцида. Ни в какие гаагские и женевские нормы близко не вписывалось сопоставимое разве что с холокостом истребление армян турками или меньшие по масштабам и проведенные теми же турками акции против греков и ассирийцев. В Галиции неблагонадежные, по мнению австрийских властей, русины отправлялись в концентрационные лагеря, превратившиеся в настоящие «лагеря смерти». Те же австрийцы в оккупированной Сербии уничтожали целые деревни. Но, пожалуй, наибольший международный резонанс вызвало поведение германских войск в оккупированной Бельгии. Ссылаясь на особые условия прифронтовой зоны и в целях пресечения возможных партизанских акций, немецкое командование выбрало стратегию устрашения. В результате около 1,5 миллиона (20 % населения страны) стали беженцами, а около 6 тысяч (включая детей и женщин) были убиты, зачастую прямо на городских площадях, не только пулями, но и штыками, прикладами.

То, что творилось в Арсхоте (156 убитых), Анденне (211 убитых), Таминесе (383 убитых), Динане (674 убитых) было сопоставимо и даже превосходило по масштабам Хатынь, Орадур и Лидицу. Наибольший резонанс вызвали преступления в Левене, где были убиты 248 жителей и сгорели 300 000 средневековых книг и рукописей, хранившихся в библиотеке местного университета.

Конечно, в годы Второй мировой войны количество жертв оккупационных режимов, а также уничтоженных и похищенных материальных и культурных ценностей выросло на порядок, но тогда под пятой немцев оказалась едва ли не вся Европа. В Первую мировую войну войска Антанты сражались почти исключительно на своей земле (не считая короткого вторжения русских в Восточную Пруссию и Галицию, а также более длительного по времени занятия восточных районов Турции). Немцы же оккупировали Бельгию, север Франции, Сербию, Черногорию, западные окраины Российской империи. И то, что на них творилось, зачастую выглядело предчувствием фашизма…

Чего в Первую мировую войну практически не было, так это тотальных бомбардировок населенных пунктов, подобных налетам немцев на Гернику, Ковентри, Ленинград, британцев и американцев – на Дрезден, американцев – на Токио. Однако не было как таковой и бомбардировочной авиации, а приспособленные под соответствующие цели самолеты или цепеллины могли в лучшем случае вывести на некоторое время из строя железнодорожный узел.

Зато в обращение вошел термин «неограниченная подводная война», под каковой понимались не согласующиеся с Гаагской и Женевской конвенциями боевые действия на море, жертвами которых становились торговые корабли не только противника и направляющихся к нему нейтралов, но и госпитальные суда вроде «Британика» и даже пассажирские лайнеры. Потопление «Лузитании» дало Соединенным Штатам повод объявить войну Германии. Это был третий со времен Женевской конвенции 1864 года случай, когда факт совершения представителями одной из стран-подписантов преступления против человечности приводил к полновесному межгосударственному конфликту (первым таким случаем стало объявление в 1877 году Россией войны Турции с целью защиты южных славян; вторым – заступничество в 1898 году американцев за восставших против Испании кубинцев).

Интересно, что не получили широкого распространение ни в Первую, ни во Вторую мировую войну такие осужденные мировым сообществом виды оружия, как разрывные пули и ядовитые газы. Конечно, они использовались, но в ограниченных масштабах. Срабатывали здесь какие-то моральные факторы, или просто оружие оказалось недостаточно эффективным, судить трудно.

Характеризуя итоги Первой мировой войны, можно сказать, что экзамен по соблюдению Женевской и Гаагской конвенций державы-участницы в среднем сдали на тройку. Нарушений было много, но они, как правило, не являлись частью официальной политики, осуждались властями (хотя и не особо громко). Из военных преступников перед судом предстали только второстепенные организаторы геноцида армян, главных же преступников армянским боевикам пришлось уничтожать стандартными террористическими методами.

Возможно, подсудимых оказалось бы больше, если бы по окончании войны ее участники не увлеклись перекройкой карты Европы. Последовала череда малых войн и военных конфликтов между латышами и немцами, немцами и поляками, поляками и литовцами, поляками и украинцами, чехами и венграми, венграми и румынами, турками и греками, югославами и итальянцами, британцами и ирландцами. Большевистская Россия выясняла отношения с возникшими по периметру ее границ странами-лимитрофами, а также пыталась выставить со своей территории экспедиционные силы британцев, французов, японцев.

Присоединиться к Женевской и Гаагской конвенциям новорожденные государства еще не успели, а те, кто успел – не считали нужным соблюдать их в отношении своих противников-неподписантов. Так что сражались без правил. Например, во время советско-польской войны 1920 года от голода и болезней, вызванных плохими условиями содержания, умерло, по разным данным, до 80 тысяч красноармейцев (или почти 40%, хотя цифры могут быть сильно завышенными). Сегодня этот факт выдвигается в качестве контраргумента польским претензиям по Катыни. Во время греко-турецкой войны, при занятии турками Смирны, было вырезано от 60 до 150 тысяч греков и армян, военнопленных и мирных жителей. В завершение же этой войны из Турции депортировали до миллиона греков, а в обратном направлении проследовали почти 600 тысяч турок.

В целом, если в смутную эпоху 1919–1922 годов военнопленные и не истреблялись на месте, а отправлялись в какие-то лагеря, то происходило это по трем причинам. Во-первых, кадровые военные старой школы еще помнили, что какие-то нормы существуют. Во-вторых, одна из сторон могла рассчитывать использовать пленных в собственных военно-политических целях (например, поляки направляли добровольцев из пленных красноармейцев на пополнение русских и украинских антибольшевистских отрядов). И, в-третьих, – человеческий фактор, или, говоря проще, – человечность.

Перед очередной бойней

Осмысление ужасов Первой мировой и серии последовавших за ней локальных войн потребовало у мирового сообщества определенного времени. Предшественница ООН – Лига наций была организацией аморфной и не слишком авторитетной, а потому воздержалась от серьезных комментариев по поводу депортаций и геноцида, ограничившись вынесением на повестку дня вопроса о статусе и положении военнопленных.

В результате 27 июля 1929 года в Женеве была подписана предпоследняя из череды соответствующих конвенций. В сущности, этот документ на завершал, а лишь обобщал уже признанные международные нормы. Более пространным оказался раздел, касающийся комбатантов, к каковым относились участники вооруженных формирований, имеющие собственное командование, носящие явственно видимые отличительные знаки и соблюдающие законы войны. Таким образом, под действие Женевской конвенции попадали разного рода сепаратисты, ратующие за создание еще не признанных международным сообществом государств и участники иррегулярных партизанских формирований.

Особо оговаривались права военнопленных на уважение их личности и чести и право женщин на обхождение, соответствующее их полу. Указывалось, что «держава, взявшая военнопленных, обязана заботиться об их содержании». Статьи 5-я и 6-я рассказывали о правах военнопленных, о личных вещах, обмундировании и денежных средствах.

Статьи 7-я и 8-я регулировали порядок эвакуации военнопленных из зоны боевых действий, вплоть до продолжительности дневных маршей. Тщательно прописывались условия содержание в лагерях, рационы, обеспечение одеждой, медицинским обслуживанием, свобода отправления религиозных обрядов, взаимоотношения с администрацией, порядок переписки с родственниками и, разумеется, условия труда, включая оплату (для офицеров участие в работах оставалось не обязательным).

Статьи с 68-й по 74-ю оговаривали, что тяжело раненные и тяжело больные должны были быть отправлены на родину при возможности их безопасной транспортировки.

Конвенцию подписали и ратифицировали 53 страны, но Советского Союза среди них не оказалось. Вопрос о том, шла ли здесь речь о некоем фрондерстве по отношению к «буржуазной морали» или кремлевские дипломаты проявили юридическую безграмотность, служит предметом дискуссии среди исследователей. Германия же конвенцию подписала, в связи с чем имеет смысл привести и такое суждение: «Если на случай войны одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших» (Ю. Веремеев).

Подписант Германия во время Второй мировой войны самым вопиющим образом нарушала взятые на себя обязательства, так что даже не подписавший конвенцию сталинский Советский Союз выглядел на ее фоне бастионом гуманизма.

Впрочем, в разразившейся вскоре над Европой катастрофе было столько всего нового и ужасного, что даже предшествовавшая ей Первая мировая война стала восприниматься как «рыцарская».