В конце прошлого года вышел в свет документальный фильм «Блокадная кровь», снятый известным писателем и публицистом Дмитрием Каралисом. Этот фильм рассказывает о развитии донорства в предвоенные годы и о донорстве в блокадном Ленинграде. Тема эта практически неизвестна не только широким массам, но даже специалистам по истории Великой Отечественной войны.

Историческим консультантом фильма выступил недавно ушедший писатель Даниил Гранин, один из авторов «Блокадной книги». А закадровый текст озвучил народный артист России Николай Буров, с удивлением обнаруживший во время этой работы, что ему никогда раньше не приходилось видеть многие показанные в нем кадры.

– Я смотрел огромное множество документальных фильмов о Великой Отечественной войне и блокаде, а память у меня хорошая, но то, что показал в своем фильме Дмитрий Николаевич, я точно увидел впервые, — сказал актер перед показом «Блокадной крови».

Людям, которые хоть раз сдавали кровь или даже только слышали о том, как это делается, рассказ о донорах-блокадниках кажется невероятным. А врачи и физиологи открыто заявляют, что это невозможно полностью объяснить с научной точки зрения. Каким образом страшно истощенный от голода человек, с трудом способный передвигаться, мог еще и быть донором?.. Каким образом многие из этих людей сумели пережить блокаду?.. Ответов на эти вопросы у медиков нет.

Хотя это далеко не единственная загадка, связанная с жизнью в блокадном Ленинграде. На вопрос о том, как вообще было возможно существовать в таких условиях и выжить, ответ тоже до сих пор не найден. Так что информация, которую удалось собрать для своего фильма Дмитрию Каралису, лишь добавила новую загадку к уже существующим.

А еще благодаря этому фильму стало известно, что в те страшные годы ленинградцы не только выживали, как могли, но и спасали тех, кто воевал на фронте, защищая окруженный город, кто прорывал блокаду и окончательно освобождал его. Спасали своей кровью, которую переливали раненым и вместе с которой, как говорили получившие ее бойцы, им передавалась их невероятная воля к жизни.

Как все начиналось

Первые успешные опыты по переливанию крови от одного человека другому имели место еще в начале XIX века. Чаще всего кровь требовалась женщинам, у которых открылось послеродовое кровотечение, а донорами в этих случаях становились их мужья. Но это были единичные случаи. Только в начале ХХ века были открыты группы крови и резус-факторы, а также найден способ хранить сданную кровь, не давая ей свертываться.

В 30-е же годы ХХ века медицина, прежде всего российская, сделала еще несколько шагов вперед в этой области. В СССР широко распространилось донорское движение и были определены самые оптимальные условия, при которых человек мог сдавать кровь, не вредя своему здоровью. Было создано семь институтов переливания крови, один из которых открылся в Ленинграде, и больше сотни донорских станций. При этом между всеми этими станциями и разными медицинскими учреждениями существовала транспортная сеть, охватывающая практически всю страну и позволяющая быстро доставить донорскую кровь нужной группы туда, где она требовалась.

Кроме того, шли поиски заменителя крови для тех случаев, если в ней все-таки будет нехватка, — так был создан физраствор, то есть дистиллированная вода с растворенными в ней в определенной пропорции солями, по своим свойствам близкий к плазме крови. Правда, он не мог заменить кровь полностью, и при больших кровопотерях его было недостаточно, так что поиски замены на этом не закончились. В результате в Ленинградском институте переливания крови была изобретена «жидкость Петрова», на 10 процентов состоящая из донорской крови первой группы и отрицательного резус-фактора и на 90 процентов из физраствора. Эта жидкость, названная по фамилии создавшего ее профессора Ленинградского института переливания крови академика Иоакима Петрова, несмотря на совсем небольшое содержание крови, помогала даже в очень тяжелых случаях. Она не просто возмещала потерю крови, но и не давала раненому войти в состояние шока.

Эти открытия спасли жизни множеству людей во время войны с Финляндией в 1939 году. Ближайшим институтом переливания крови к финскому фронту был ленинградский — именно там создавались физраствор и «жидкость Петрова», и именно оттуда их вместе с донорской кровью отправляли в полевые госпитали. А немного позже появилась еще и «таблетка Петрова», состоящая из тех же солей, которые входят в состав физраствора, в сухом виде — такую таблетку можно было растворить в дистиллированной воде уже на месте, в госпитале, и добавить туда же кровь нужной группы.

Одновременно со всеми этими исследованиями продолжались призывы становиться донорами, на которые люди с радостью откликались. А после окончания Финской войны донорская кровь была признана стратегическим ресурсом. В крупных городах, включая и Ленинград, были зарегистрированы тысячи доноров с первой отрицательной группой, которую можно переливать всем без исключения. В случае новой войны эти люди должны были сдать кровь в первую очередь.

И совсем скоро эти доноры с универсальной группой крови действительно получили повестки, в которых им сообщалось, что они должны явиться на станции переливания крови. Началась Великая Отечественная война.

Очередь не только за карточками

В первый день войны в Ленинграде к Институту переливания крови выстроилась огромная очередь из желающих поделиться своей кровью. Среди них были и те, кто делал это уже не раз, и те, кто пришел туда впервые.

– В тот момент в таком количестве доноров еще не было необходимости, — рассказывает Дмитрий Каралис. — В институте был большой запас крови, сделанный в довоенные годы, а кроме того, в Ленинграде были зарегистрированы около десяти тысяч доноров с универсальной группой, которым сразу же после нападения Германии на СССР разослали повестки. Но, конечно же, новых доноров тоже принимали — в первые месяцы войны институт каждый день брал кровь у примерно трехсот человек. В результате до конца 1914 года в институте побывали 35 856 человек. Уже после того, как город оказался в кольце блокады, после того, как продовольствие начали продавать по карточкам и нормы каждого продукта стали уменьшаться, доноры продолжали сдавать кровь — 170 миллилитров каждые пять-шесть недель. До войны здоровые и полные сил люди обычно сдавали по 200 миллилитров, то есть лишь немногим больше. Донорам в течение десяти дней после сдачи крови полагался дополнительный паек, но он был совсем небольшим — на 1050 калорий, а кроме того, в специальном магазине на Невском проспекте, где можно было отоварить карточки для получения этого пайка, не всегда были все необходимые продукты. Иногда мясо и рыба в нем заменялись консервами, а яйца — яичным порошком, а иногда доноры и вовсе обнаруживали там пустые полки. Тем не менее они продолжали сдавать кровь, а после этого у них хватало сил еще и для того, чтобы работать.

– Некоторое время назад в нашем институте было решено открыть музей, рассказала Наталья Алексеева, научный сотрудник Российского научно-исследовательского института гематологии и трансфузиологии (так Ленинградский институт переливания крови называется теперь). — И когда я разбирала фотографии, сделанные в годы блокады, мне несколько раз попалось фото бутылки с дистиллированной водой. Вроде бы ничего особенного — но когда я присмотрелась к этому снимку, то обнаружила, что на наклеенной на бутылку бумажке стоит время — шесть часов утра. То есть институт начинал работать еще раньше, потому что в шесть там уже были приготовлены бутылки с водой, из которой потом делали «жидкость Петрова».

Донорская кровь и «жидкость Петрова» из Ленинградского института переливания крови отправлялись в военные госпитали, и раненые, получившие эту кровь при переливании, нередко были уверены, что быстро выздоравливают именно благодаря ей. Врачи тоже замечали, что кровь и «жидкость Петрова», привезенные из Ленинграда, дают пациентам больше сил, чем кровь из других городов, — создавалось впечатление, что именно ленинградская кровь несет в себе какую-то особенно мощную энергию. Это можно было бы посчитать самовнушением раненых, однако исследования, которые проводились в ЛИПК, показывали, что кровь, которую сдавали истощенные жители города, действительно имела другие биохимические свойства, не такие, как кровь до войны.

Во время блокады и после нее в этом институте было исследовано 50 тысяч проб донорской крови. Именно тогда стало известно, что при длительном голодании в человеческом организме запускается особый механизм «внутреннего» питания: он начинает расходовать белок из всех органов и тканей на поддержание работы мозга и почек. Из-за этого все органы, кроме них, уменьшаются в размерах, в прямом смысле отдавая себя «на съедение», чтобы мозг и почки могли функционировать почти как в нормальных условиях. И по этой же причине меняется состав крови. В ней больше нет некоторых компонентов, которые человек получает с пищей, она переносит только те питательные вещества, которые отдают жертвующие собой органы.

Можно предположить, что такая лишенная питательных веществ кровь, попадая в организм раненого, начинала особенно активно переносить питательные вещества, что и приводило к более быстрому выздоровлению. Но не исключено, есть и другие причины столь сильной «энергетики» блокадной крови, о которых в те годы узнать было невозможно, так как некоторые исследования тогда еще не проводились.

Кроме того, большинство ученых сходится в том, что все удивительные вещи, связанные с ленинградской блокадой, имеют еще и психологические, а также духовные причины. Страдающие от голода ленинградцы смогли выжить благодаря сильнейшей воле к жизни, особенно острому желанию дождаться окончания войны, или встречи со своими воевавшими на фронте близкими, или еще чего-то значимого для них. Едва передвигающиеся от слабости люди могли работать на заводах, потому что понимали, что их работа крайне важна для фронта и для победы. А после работы им удавалось дойти домой, потому что там их ждали совсем ослабевшие близкие, не встающие с кровати и умершие бы без них.

Так же обстояло дело и с донорством. Умирающий от голода человек мог сдать кровь, потому что знал, насколько это важно, знал, что эти отданные им 170 миллилитров спасут жизнь одному из тех, кто защищал его страну и его город, кто прорывал блокаду и приближал победу и мирную жизнь.

В 1944 году в СССР было введено звание почетного донора, которое присваивалось тем, кто сдал кровь больше сорока раз. В Ленинграде его получили большинство из тех, кто начал сдавать кровь еще до войны. А еще три тысячи блокадников, которые тоже могли стать почетными донорами, до этого дня не дожили.

«Тайный знак» петербуржцев

Что было причиной блокадного феномена, а что следствием? Была ли у жителей города на Неве изначально какая-то особая воля к жизни, которая и проявилась в самое страшное для них время, или, наоборот, блокадные дни сформировали у ленинградцев такой характер? На этот вопрос ответ тоже пока не найден. После войны об исследованиях Ленинградского института переливания крови говорили и писали мало. Мысль о том, что кровь ленинградцев как-то отличается от крови других людей, могла показаться крамольной — от этого было недалеко до разговоров о запрещенной в те годы генетике.

Однако с тех пор в стране появилось такое понятие, как «ленинградский характер». Жители других городов, встречаясь с ленинградцами, с легкостью догадывались, откуда они родом, еще до того, как те сообщали об этом. Те, кто пережил блокаду, а также первое поколение ленинградцев, родившееся после окончания войны, отличались спокойным, сдержанным характером, умением не показывать свои эмоции и огромной силой воли. Эти черты сохранялись и у тех, кто переезжал жить в другие города, они проявлялись и у следующих поколений жителей Ленинграда, и даже теперь, спустя больше семидесяти лет, они остаются отличительными особенностями коренных петербуржцев.

– Это, разумеется, не значит, что жители Петербурга лучше, чем жители остальных городов, — заметил Николай Буров. — Просто мы — другие. У нас есть что-то общее, что даже трудно описать словами, но что позволяет двум петербуржцам узнать друг друга, где бы они ни встретились.

Немцы нашей крови не получат!

В Германии в 30-е годы ХХ века тоже начало развиваться донорство, но нацистская идеология резко тормозила прогресс в этой области. Сдавать кровь имели право только «истинные арийцы», и переливать ее тоже можно было исключительно «чистокровным» немцам. Поэтому запасы донорской крови у нацистов к началу войны были невелики, а после первых же сражений немецкие госпитали столкнулись с ее нехваткой. Каждый пятый пациент в них умирал от потери крови и от невозможности восполнить эту потерю. Видя такое положение дел, гитлеровцы стали брать кровь у военнопленных и у заключенных концлагерей — и обнаружили еще один удивительный и не имеющий строгого научного объяснения факт. У пленных, не желающих помогать фашистам, кровь из проколотой вены почти не текла. Иногда такое случается с донорами, сдающими кровь в первый раз, если они сильно волнуются — кровь идет очень медленно, потому что напряженные мышцы в руке пережимают сосуды. Но это бывает довольно редко, а кроме того, сдать кровь нервному донору в таких ситуациях все-таки удается — просто на это уходит больше времени. Здесь же явление было массовым: подавляющее большинство заключенных, которых немцы заставляли быть донорами, могли сдать лишь несколько капель. Как и у ленинградцев, способных, наоборот, расстаться с кровью, несмотря на истощение, воля у пленных оказалась сильнее физиологии. Как такое возможно, пока можно лишь догадываться.

Потерпев неудачу с заключенными, фашисты стали открывать концлагеря для детей-доноров — детская кровь была объявлена «чистой» и подходящей для «высшей расы». Рядовые немцы, которых современные либералы считают «невинными» и жалеют больше, чем их жертв, пользовались кровью из 16 детских концлагерей в Белоруссии, а также нескольких в Латвии и на Украине… Младшим детям в этих лагерях был всего год от роду, и все они сдавали кровь, пока не умирали, — всего таких жертв было около 50 тысяч. При этом от детей немцы тоже получали довольно мало крови, и их госпиталям ее по-прежнему не хватало. Их командование пыталось узнать, откуда получают донорскую кровь русские врачи, и когда им сообщали, что кровь им привозят из блокадного Ленинграда, не верили этому. По их расчетам, все ленинградцы давно должны были умереть от голода, а представить себе, что они могут еще и быть донорами, нацисты и вовсе были не в состоянии.

Правда не нужна, нужны развлечения

«Блокадная кровь» — вторая киноработа Дмитрия Каралиса, посвященная блокаде Ленинграда. В 2015 году вышел в свет его фильм «Коридор бессмертия» о второй Дороге жизни, железнодорожном пути, известном далеко не так хорошо, как путь через Ладожское озеро. После того как был снят этот фильм, Дмитрий Николаевич продолжил собирать малоизвестную информацию о войне и блокаде, и ему в руки попали записи о том, как доставлялась донорская кровь на Невский пятачок. Каралис стал узнавать, откуда именно она перевозилась, и в итоге у него появилось достаточно информации о донорстве в блокадном Ленинграде, чтобы выпустить фильм на эту тему.

На предпоказ фильма были приглашены члены Обществ блокадников, а также сотрудники Российского научно-исследовательского института гематологии и трансфузиологии. После того как фильм закончился и в зале зажегся свет, зрители в один голос заявили, что его должно увидеть как можно больше людей. Однако с этим, как признались Дмитрий Каралис и Николай Буров, по всей видимости, будут серьезные трудности.

– Современные телеканалы не хотят показывать никакую документалистику об исторических событиях, — рассказал Буров. — В России ежегодно создается множество документальных фильмов о разных периодах нашей истории, но показывают их только на фестивалях. Попасть на экраны телевизоров такие фильмы не могут, особенно если это фильмы о войнах или еще каких-то тяжелых, страшных событиях. Руководство телеканалов хочет показывать только развлекательные, смешные фильмы и передачи, только веселить своих зрителей. Само по себе это неплохо, смеяться тоже надо — но смеющемуся человеку все же иногда необходимо остановиться хотя бы на минуту и подумать о более серьезных вещах. Но этого на телевидении не понимают.

О том, чтобы показать «Блокадную кровь» в школах, тоже не может быть и речи. По словам Николая Витальевича, руководство некоторых петербургских школ, которым они с Каралисом предлагали устроить такой показ для старшеклассников, в ужасе отказались от этого.

– Школы сейчас сопротивляются любой серьезной информации для учащихся. Нам так и говорят прямым текстом: мы не хотим грустного, не хотим негатива, пусть дети развлекаются, они пока еще маленькие, — поделился с пришедшими на просмотр фильма зрителями Буров.

Тем не менее Дмитрий Каралис пообещал, что постарается организовать показы своего фильма везде, где только будет возможно. Потому что это действительно должны увидеть и мы, жители Петербурга и потомки блокадников, и все остальные неравнодушные к истории нашей страны люди.

И потому что сам Дмитрий Николаевич не мог не снять этот фильм, а теперь не может не поделиться им с другими людьми — ведь в нем тоже течет та самая блокадная кровь, кровь его пережившего блокаду отца.