Для современного мира характерно стирание грани между терроризмом, партизанской войной и войной в ее классическом смысле. И эти реалии неизбежно должны были отразится в сфере международного права. 

КТО МОЖЕТ БЫТЬ ЖЕСТОКИМ?

В 1977 году к Женевской конвенции 1949 года были приняты два дополнительных протокола, касающиеся в основном прав комбатантов. 

Теперь к ним относились не только бойцы полувоенных и партизанских организаций, имеющие форму или опознавательные знаки, открыто носящие оружие и соблюдающие законы войны, но и «вооруженные участники национально-освободительных движений, борющихся против колониализма, расизма и иностранного господства в осуществлении своего права на самоопределение».

Таким образом, на статус комбатанта, а, следовательно, и на соблюдение своих прав военнопленного при определенных условиях могли рассчитывать и те, кого правильнее было бы назвать террористами; ведь и разного рода террористы-сепаратисты, как правило, тоже борются за право своего народа на самоопределение и носят оружие (правда, не всегда открыто).

Лицами, не участвующими в боевых действиях и фактически приравненными по своим правам к мирному населению, считались такие носящие форму категории, как военные журналисты, интендантский, военно-медицинский персонал и военные юристы. Использовать оружие они не могут, а если берутся за него, то со статусом комбатанта им приходится распрощаться.

В отдельную категорию были выделены наемники — то есть лица, не являющиеся гражданами стороны или стран-участниц конфликта. Правами комбатанта или обычного военнопленного они не обладают, хотя мучить и убивать их, судя по букве и духу Женевских конвенций, запрещается. 

На самом деле здесь имеет место настоящая словесная эквилибристика. Допустим, английский наемник в начале 1970-х годов вступил в португальскую армию, чтобы сражаться с партизанами, добивающимися независимости Анголы. Попав в плен, он мог быть замучен на относительно законных основаниях именно как «наемник, сражающийся не за свою страну, а за денежное вознаграждение». Его противники — чернокожие партизаны в юбочках из пальмовых листьях — боролись за право своего народа на самоопределение, и, открыто нося копье или автомат Калашникова, вполне подпадали под статус комбатантов. При этом, не являясь представителями официально существующего (на тот момент) государства, соблюдать требования женевских и гаагских конвенций, они, в общем-то, были не обязаны. Так что, отрубив голову английскому наемнику, формально они военного преступления вроде бы и не совершали. А вот английский наемник, скормив чернокожего партизана крокодилам (случалось и такое), военным преступником считался.

Среди тех, кто частенько страдал от подобного рода юридических двусмысленностей, были, например, солдаты знаменитого французского Иностранного легиона. Отслужив некоторое количество лет, они получали французское гражданство, но до тех пор являлись, строго говоря, наемниками, со всеми вытекающими из этого неприятными последствиями в случае пленения.

Представители Кремля всегда ожесточенно клеймили колониальные режимы и, напротив, с большой снисходительностью относились к представителям национально-освободительных движений. Такая политика вернулась к СССР бумерангом в период Афганской войны, когда душманы-моджахеды стали представляться на западе как борцы против «советского колониализма». 

Свирепые, не носящие форму или иных знаков отличия и зачастую скрывающие оружие в складках своей одежды, во времена британской колониальной империи такие «борцы за свободу» однозначно считались бы бандитами и пускались в расход без лишней судебной волокиты.

Однако, с учетом всех гаагско-женевских новаций, они вполне подпадали под понятие комбатантов, и, угодив в руки советских «шурави», претендовали на то же обращение, что и классические военнопленные.

КАК ПЛОХО БЫТЬ ШПИОНОМ

Террористы уже на уровне названия часто стремятся позиционировать себя в качестве подобия регулярной армии. Один из примеров — Ирландская республиканская армия (ИРА), бывшая в 1970-1980-х годах едва ли не самой известной в мире террористической организацией. Другой пример — Армия освобождения Косово, балансировавшая в 1990-х годах на грани терроризма и откровенной уголовщины. А чего стоят борцы за независимую Ичкерию, также представлявшиеся сначала комбатантами, затем бойцами регулярной армии, но не стеснявшиеся осуществлять «боевые операции» вроде захвата больницы в Буденновске или школы в Беслане!

Вообще, из дополнительных протоколов к Женевской конвенции, принятых в 1977 году, следует, что «Статусом военнопленного обладает любой комбатант, попавший во власть неприятельского государства, а также некомбатанты, входящие в состав вооруженных формирований». И далее, внимание — «Нарушение данным лицом международных норм ведения военных действий не является основанием для лишения его этого статуса, за исключением случаев шпионажа. Тем не менее, за совершение международных преступлений (но не за участие в боевых действиях) военнопленный может быть подвергнут уголовному преследованию».

Что сие означает на практике? Допустим, какой-нибудь бородатый ваххабит, одетый в обычную гражданскую одежду, швыряет гранату в полицейскую машину. В этом случае он — террорист (поскольку борода сама по себе не является опознавательным знаком бойца нерегулярных формирований), которого можно достаточно свободно пристрелить на месте или достаточно жестко «отпрессовать» в случае задержания (то есть формально нельзя, но фактически — можно). Однако, если этот ваххабит спасается от полиции в лесу, одетый в камуфляжную форму и с автоматом в руках, то, в принципе, в случае поимки он может претендовать на статус военнопленного, а его физическое и психическое здоровье должно чутко оберегаться победителями. 

Автор, конечно, несколько утрирует, но, в общем, нормы гуманитарного права не всегда удачно совпадают с реалиями жизни. Ситуация, когда солдат регулярной армии, захватив в плен какого-нибудь партизана, хочет прихлопнуть его на месте как нечестного противника, прикрывавшегося маской мирного жителя, вообще типична для самых разных военных конфликтов. В разных конкретных случаях эта коллизия решается по-разному, хотя есть один особенно распространенный прием, помогающий пустить пленника в расход на относительно законном основании — объявить его шпионом. 

Из норм международного гуманитарного права следует, что «любое лицо из состава вооруженных сил стороны, находящейся в конфликте, попадающее во власть противной стороны в то время, когда оно занимается шпионажем, не имеет права на статус военнопленного, и с ним могут обращаться как со шпионом, то есть его могут подвергнуть уголовному преследованию».

Старая шутка гласит, что «наши — это разведчики, а их — шпионы». На самом деле «разведчиком считается лицо из состава вооруженных сил стороны, находящейся в конфликте, которое от имени этой стороны собирает или пытается собирать информацию… если, действуя таким образом, оно носит форменную одежду своих вооруженных сил». Разведчик считается военнопленным, а шпион, который собирает информацию, не нося форму своих вооруженных сил, претендовать на этот статус не имеет права и может подвергаться уголовному преследованию, которое в боевых условиях носит не слишком формальный характер. При этом плененного комбатанта не сложно объявить шпионом — достаточно сорвать с него какую-нибудь эмблему и сказать, что так и было.

ВОЙНА И ПРЕСТУПЛЕНИЯ НЕРАЗЛУЧНЫ

Теперь посмотрим, что говорит современное международное гуманитарное право о соблюдении прав мирного населения. В соответствии с Дополнительными протоколами запрещается:

- делать мирное население, отдельных его представителей или мирные объекты целями ударов;

- наносить неизбирательные удары (не направленные на конкретную военную цель или оружием, не допускающим возможность неизбирательного удара), а также удары, в результате которых можно ожидать избыточное количество жертв среди мирного населения по сравнению с достигнутыми военными успехами;

- использовать голод среди мирного населения как средство войны;

- наносить удары по объектам, имеющим важное значение для жизнеобеспечения мирного населения;

- наносить удары по сооружениям, обладающим значительным энергетическим потенциалом (к таковым относятся плотины, дамбы, АЭС), если высвобождение этой энергии может привести к значительным потерям среди мирного населения (за исключением случаев, когда такие сооружения оказывают непосредственную поддержку вооруженным силам, и нет другого разумного способа прекратить эту поддержку).

Теперь вспомним, насколько точечно и избирательно НАТО бомбило Югославию, Ирак или Ливию. Комментарии, как говорится, излишни… 

Оправдывая большое количество жертв среди мирного населения, современные «миротворцы» обычно указывали, что ни одно оружие не может похвастаться абсолютной точностью, что мирные объекты на самом деле использовались в военных целях, или что число случайных жертв нельзя признать избыточным (и попробуй поспорь с такой математикой). Еще один аргумент, также представляющий собой ссылку на Дополнительные протоколы, гласит, что «наличие гражданского населения в определенном месте не является препятствием для проведения военных операций в этом месте». 

К чему это приводило на практике? В 1969 году американцы осуществляли антипартизанскую операцию в районе южновьетнамской деревушки Сонгми и по ходу дела устроили резню местного населения (более 500 погибших в возрасте от 1 до 82 лет, в том числе 173 ребенка и 17 беременных женщин). 

В 1982 году экстремисты из числа ливанских христиан, борясь с палестинскими боевиками, напали на лагерь для беженцев в Сабре и Шатиле. Погибло от 700 до 3500 мирных жителей. Примеры можно множить и множить. Тем более что жизнь не стоит на месте. Расширяется список запрещенных видов оружия. Все чаще «точечные» авиаудары превращаются в ковровые бомбардировки. Повышается градус межнациональных и межплеменных конфликтов, которые зачастую принимают форму настоящего геноцида. 

Для расследования военных преступлений были созданы Международные трибуналы по бывшей Югославии (1993) и Руанде (1995), и хотя политическая ангажированность югославского трибунала уже давно стала притчей во языцех. Сегодня идет речь о создании постоянного Международного уголовного суда для расследования военных преступлений, который руководствовался бы именно нормами Международного гуманитарного права. Его формирование началось в 2002 году, но и Соединенные Штаты, и Россия отнеслись к этой идее весьма сдержанно. 

По данным специалистов, во время Первой мировой войны потери среди мирного населения по отношению к общему количеству жертв составили 10%, во время Второй мировой — уже около 50%, а в современных конфликтах этот показатель приближается к 90%. 

Так может, гуманнее просто махнуть рукой и вернуться в средневековье, когда победитель просто поступал, как считал нужным? Или будем по-прежнему пытаться увязать понятие войны с понятием закона?