Социализм с расквашенным лицом
СССР
«Секретные материалы 20 века» №19(509), 2018
Социализм с расквашенным лицом
Дмитрий Митюрин
историк, журналист
Санкт-Петербург
4020
Социализм с расквашенным лицом
Советские войска на улицах Праги. 1968 год

В Чехии часто говорят о магии числа 8, приводя в пример даты: 1918-й — создание Чехословакии, 1938-й — Мюнхенский сговор, 1948-й — приход к власти коммунистов и, конечно же, 1968-й — «Пражская весна», которая, как считается, была «раздавлена советскими танками».

КАК НАЧИНАЕТСЯ «ОТТЕПЕЛЬ»

Среди стран «социалистического лагеря» первые массовые антикоммунистические выступления произошли в 1953 году, вскоре после кончины Сталина, причем главными их участниками были рабочие, протестовавшие против повышения цен и снижения норм выработки. В начале мая была подавлена забастовка в болгарском городе Пловдиве, которая прошла мимо внимания тогдашних средств массовой информации. А вот демонстрации в Пльзене вызвали определенный резонанс. Менее крупные выступления прошли и в других городах Чехословакии. Власти поработали и «кнутом» и «пряником»: тюремные сроки получили более 300 человек, но решения о ценах и нормах выработки подкорректировали, запланированную денежную реформу сделали менее грабительской для граждан.

Потом был 1956 год, о событиях которого на Западе говорили, что взявшиеся за оружие венгры вели себя как воинственные поляки, поляки — как осторожные чехи, а чехи — как свиньи, поскольку ничего не сделали для освобождения от коммунистической диктатуры.

Но диктатура в Чехословацкой Советской Социалистической Республике была не особенно жесткой, а ситуация в экономике довольно стабильной. В 1968 году, увидев, как живут чехословаки, и побывав в тамошних магазинах, советские солдаты возмущались: «Чего им еще надо? Им бы с год пожить у нас, то, поди, задумались бы!»

Но в том-то и дело, что все познается в сравнении, а у чехословаков были другие критерии. Когда в 1967 году директор Института экономики Ота Шик опубликовал ранее скрывавшуюся статистику, свидетельствовавшую о серьезном отставании уровня жизни в ЧССР от соседней Австрии, нация возмутилась: ведь в Австро-Венгрии Чехия была самым богатым регионом империи. Естественно, пошли разговоры — вот до чего довели коммунисты. Вспомнили о том, как после Второй мировой войны Кремль заставил своих восточноевропейских союзников отказаться от «плана Маршалла». Теперь Западная Европа чувствовала себя неплохо, а Восточная на ее фоне — не очень.

Шик предложил концепцию реформирования, которая представляла собой сочетание преимуществ капитализма и социализма. У югославов собирались заимствовать практику, когда управление предприятием и распоряжение значительной частью прибыли передавались трудовому коллективу. При ценообразовании предполагалось ориентироваться на спрос, что должно было усилить конкуренцию.

Капиталистического в такой программе было не больше, чем в проводимой в СССР с 1965 года «косыгинской реформе», и много меньше, чем в польских и венгерских послаблениях частному бизнесу. Реально дальше разговоров об экономическом реформировании в ЧССР дело так и не продвинулось. Власть над предприятиями рабочие коллективы не получили, да и вообще в последующих событиях роль пролетариата оказалась крайне незначительной.
Тон задавала интеллигенция, поставившая вопрос о том, что капитализм может быть лучше социализма.

Наступлению либералов способствовали перестановки в высших слоях власти. С уходом Хрущева чехословацкий лидер Антонин Новотный лишился поддержки в Кремле. На родине его критиковали за причастность к репрессиям предшествующего периода, автократические тенденции, а также игнорирование звучавших из Словакии требований федерализации.

Среди словацких коммунистов, осужденных за буржуазный национализм, был и Густав Гусак. Его реабилитации добился глава словацких коммунистов Александр Дубчек, сменивший в январе 1968 года Новотного на посту первого секретаря чехословацкой компартии. Новотный до марта еще оставался президентом страны, но под давлением, оказывавшимся на него со всех сторон, подал в отставку, уступив место герою войны генералу Людвику Свободе.

В принципе, все происходящее напоминало запоздавшую хрущевскую «оттепель», с той разницей, что в Чехословакии общественная активность не только поощрялась сверху, но и подпитывалась неофициальными организациями и объединениями, такими как «Клуб ангажированных беспартийных» и «Клуб-231» (по номеру уголовной статьи, по которой обычно сажали оппозиционеров).

Практически исчезла цензуры, и через газеты, радио, телевидение журналисты просвещали публику в прозападном духе. В фельетонах высмеивались недостатки социалистической системы, появлялись карикатуры на лидеров соцстран, включая Брежнева и Косыгина.

В апреле соратники Дубчека Шик, Рихта и Аусперг выдвинули «Программу действий КПЧ», в которой говорилось об «идейном плюрализме». Тогда же появился термин «Пражская весна», — вероятно, его запустила в оборот супруга секретаря КПЧ Зденека Млынаржа Рита Янова, в будущем известная диссидентка. Другой эффектный термин — «социализм с человеческим лицом» — придумал сам Дубчек.

ЗАДИРИСТАЯ ПУГЛИВОСТЬ

Интересно, что в СССР считавшийся реакционером Михаил Суслов выступал против силового давления на ЧССР. Леонид Брежнев до поры до времени тоже не проявлял беспокойство, заявляя, что «верит Саше» (Дубчеку).

Тревогу били соседи, что и выявилось на совещании лидеров шести стран (СССР, ГДР, Польши, Венгрии, Болгарии и Чехословакии) в Дрездене 23 марта 1968 года. Резче всего высказывались лидер ГДР Вальтер Ульбрихт и поляк Владислав Гомулка, кстати пришедший в 1956 году к власти на сходной антисоветской волне и набравший кредитов на Западе. Поскольку кредиты теперь приходилось отдавать, ситуация в Польше становилась все напряженней, и Гомулка боялся, что пример южных соседей закончится какой-нибудь «варшавской весной» с печальным лично для него финалом.

После дрезденского совещания ЦК КПСС разослало партийному активу закрытую информацию: «В Чехословакии ширятся выступления безответственных элементов, требующих создать «официальную оппозицию», проявлять «терпимость» к различным антисоциалистическим взглядам и теориям. Неправильно освещается прошлый опыт социалистического строительства, выдвигаются предложения об особом чехословацком пути к социализму, который противопоставляется опыту других социалистических стран, делаются попытки бросить тень на внешнеполитический курс Чехословакии и подчеркивается необходимость проведения «самостоятельной» внешней политики».

Больше всего Кремль тревожили призывы выйти из Варшавского договора. Зондируя обстановку, прибывший в конце апреля в Прагу главнокомандующий войсками альянса маршал Иван Якубовский выразил желание провести на территории страны крупномасштабные маневры.

4 мая правительство официально объявило об этих планах, и в Праге прошли массовые демонстрации. Британский журналист Ричард Уэст поинтересовался у их участников, не бояться ли они прихода русских. Какая-то девушка ответила: «Нет», но ее тут же стали перебивать: «Боимся! Боимся!» Журналист отметил, что ни в Белграде, ни в Будапеште он бы таких криков не услышал.
Как ни странно, эта разумная пугливость сочеталась с задиристостью.

Когда 16 мая в Прагу прибыли министр обороны СССР маршал Георгий Гречко и премьер Михаил Косыгин, студенты начали фланировать с плакатами: «Косыгин, мы тебя вылечим». Что манифестанты хотели этим сказать, непонятно, но звучало издевательски.

Запад подогревал оппозицию, внушая ей, что СССР не решится на силовое решение чехословацкого вопроса, и в то же время давал понять Кремлю, что противодействовать такому решению не будет. Зачем? Сама капиталистическая система шаталась, о чем свидетельствовали майские волнения в Париже, деятельность «Красной армии» в ФРГ, вьетнамская война и расовые волнения в Америке. Силовое подавление «Пражской весны» одновременно скомпрометировало бы и социализм.

Заверяя, что реформы не означают отхода от социализма, Дубчек не обещал Москве главного — покончить с неконтролируемой критикой партии и остаться в Варшавском договоре.

27 июня представители либеральной интеллигенции опубликовали в пражской газете «Литерарни новины» «Две тысячи слов, обращенных к рабочим, крестьянам, служащим, ученым, работникам искусства и всем прочим» с требованием радикальных преобразований всей социально-политической системы.

14 июля лидеры СССР, ГДР, Польши и Венгрии встретились в Варшаве и составили обращение к руководству ЧССР, где было недвусмысленно сказано: «Чехословакия может сохранить свою независимость и суверенитет только как социалистическое государство и член социалистического сообщества».

В это время уже разрабатывались планы будущего вторжения, в котором помимо советских частей должны были участвовать и союзники. Самую миролюбивую позицию занимал венгерский лидер Янош Кадар. А «гений Карпат» и вождь Румынии Николае Чаушеску, который в это время тоже заигрывал с Западом, игнорировал совещание, боясь стать следующем в очереди на вылет.

23 июля на территории Украины, Белоруссии, Литвы и Латвии начались новые учения, а советская авиация приступила к патрулированию чехословацкой границы.

Отчасти это был психологический прессинг перед очередной встречей советского и чехословацкого руководства, которая прошла 29 июля — 1августа в Чьерне-на-Тисе. Брежнев предлагал встречу в Кремле, но Дубчек под благовидным предлогом ехать в Москву отказался. Коммунисты не доверяли друг другу.

В конце концов Дубчек все же подписал соглашение, предусматривавшее возвращение контроля партии над СМИ, а также удаление из правительства неблагонадежных с кремлевской точки зрения политиков. Вернувшись в Прагу, он сообщил соотечественникам, что привез им мир. Тридцатью годами ранее, подписав с Гитлером Мюнхенский договор, британский премьер Чемберлен тоже сообщил британцам, что привез мир. Совпадение любопытное и знаковое…

На самом деле выполнять обещанное Дубчек не спешил и, вероятно, не собирался. 12 августа провести с ним профилактическую беседу попытался Вальтер Ульбрихт, а потом позвонил Брежневу и сообщил, что пришло время действовать.

СИГНАЛ «ВЛТАВА-666»

Окончательное решение о вводе войск было принято в Кремле на заседании Политбюро 16 августа. 18 августа, приехавшие в Москву лидеры ГДР, Польши, Болгарии и Венгрии тоже согласились выделить для операции свои воинские контингенты.

Самым активным оказалось участие поляков — пять дивизий общей численностью до 40 тысяч человек. Болгары дали всего два мотострелковых полка и танковый батальон (чуть более двух тысяч). Кадар раскошелился на мотострелковую дивизию и несколько мелких подразделений — около 12,5 тысячи. Армия ГДР дала мотострелковую и танковую дивизии — около 15 тысяч, хотя, по утверждению некоторых авторов, в последний момент, во избежание ассоциаций с фашистской оккупацией, эти войска остановили на границе, а в ЧССР ввели только оперативную группу из нескольких десятков военнослужащих.

Правда, рассказов о том, как восточные немцы гоняли чехов, так много, что более вероятным выглядит другой вариант — ввели несколько подразделений, но только в прилегающие районы Судетской области.

В любом случае Советская армия вполне могла управиться самостоятельно, но присутствие союзников должно было продемонстрировать сплоченность социалистического лагеря.

Командующим группой вторжения стал генерал армии Иван Павловский, в подчинении которого находились специально сформированные Прикарпатский (части Прикарпатского округа и поляки), Центральный (Прибалтийский округ, Группа советских войск в Германии плюс польские и восточногерманские подразделения) и Южный (Южная группа советских войск в Венгрии) фронты.

В общей сложности СССР выделил 18 мотострелковых дивизий и 22 авиационных полка, что по количеству бойцов и техники в 2,5 раза превышало контингенты союзников.
20 августа в 22.15 в войска поступил сигнал «Влтава-666». Командиры частей вскрыли приказы, в которых расписывались их действия.

Поскольку бронетехника в армиях Варшавского договора была советского производства, для отличия своих танков от чехословацких на них наносились белые полосы. Чехословацкие подразделения и технику предписывалось нейтрализовать без применения силы, если не получится — блокировать. Стрелять только в крайних случаях.

В два часа ночи над столичным аэродромом Рузине появился советский пассажирский самолет, запросивший вынужденную посадку из-за поломки. Когда разрешение было получено, из севшего самолета высыпали бойцы 7-й воздушно-десантной дивизии, захватившие диспетчерскую вышку. Один за другим на взлетную полосу стали приземляться Ан-12 с десантом и боевой техникой.

По некоторым свидетельствам, десантники выпрыгивали на взлетную полосу, съезжая по специальным «лоткам». Не останавливаясь, самолет снова взмывал в высоту, а следом уже шла следующая машина.

В начале шестого утра всего за 10 минут были захвачены аэродромы Туржаны и Намешть. Сухопутные войска вошли в Чехословакию через 18 пунктов. Исходя из плана операции «Дунай», войска занимали города и крупные населенные пункты, устанавливали контроль над важнейшими административными и промышленными объектами. Блокировали чехословацкие части, которые получили приказ собственного командования не сопротивляться.

Сразу после получения известия о захвате Ружене Дубчек созвал заседание ЦК партии. Заявление, осуждающее вторжение, одобрили семь из 11 участников. Кроме того, было принято решение о внеочередном созыве партийного съезда.
Здание ЦК было окружено в 04.30. Партийных лидеров под конвоем посадили в БТРы и повезли на аэродром для последующей доставки в Москву.

Командир 7-й дивизии ВДВ Лев Горелов вспоминал, что потрясенный Дубчек попросил у него чекушку водки: «Я говорю: «Товарищ Генеральный секретарь, у нас сухари есть, сухпай есть, все у нас есть, накормить вас могу, но водки нету...» А сержант сзади стоит и говорит: «Товарищ генерал, у меня есть чекушка!»

Улицы Праги заполнялись народом. Танкам пытались перегораживать дорогу, выстроившись в живую цепь или сооружая баррикады. Самое драматичное противостояние разыгралось у Дома радио.
Дикторы в прямом эфире передавали подробности штурма, потом зазвучал гимн, сквозь аккорды которого было слышно, как десантники взламывают двери.

Из книжных магазинов исчезли все карты Праги, и советским солдатам приходилось конфисковывать их у туристов. Вместо табличек с названиями улиц запестрели плакаты «Иван, уходи домой!», «Твоя Наташа найдет себе другого!», «Не по-чешски не говорить!».

Хотя боевые патроны были розданы, стрелять в безоружную толпу запрещалось. А из толпы в солдат начали кидать камни, а также «всякую дрянь» вроде дохлых кошек. Против танков и БТР использовались «коктейли Молотова». И все равно к вечеру 21 августа Прага и основные населенные пункты оказались под контролем сил вторжения.

«НОРМАЛИЗАЦИЯ»

Феноменальный в своем роде военный успех был в значительной степени нивелирован отсутствием сколь-нибудь значительных фигур, которые могли бы заменить Дубчека и его команду.
Собравшийся полуподпольно XIV съезд КПЧ единодушно осудил вторжение. Ситуация на улицах Праги оставалась напряженной.

Роль посредника в переговорах с арестованным, но все еще строптивым чехословацким руководством взял на себя Людвик Свобода. 24 августа он прибыл в Москву с заместителем главы правительства Густавом Гусаком, имевшим репутация русофила.
Именно благодаря президенту к 27 августа было найдено подобие компромисса, зафиксированное в так называемом Московском протоколе.

По мере того как обязательства выполнялись, иностранные войска постепенно выводились. К середине ноября процесс завершился. В ЧССР остались лишь те части, которые находились на постоянных военных базах.

По официальным данным, за период с 21 августа по 20 сентября боевые потери советских войск составили 12 человек погибшими и 25 ранеными, а небоевые — 84 погибших и умерших. Но здесь важно иметь в виду, что гибель в спровоцированных манифестантами авариях также проходила по графе «небоевые потери».

Даже болгары с их символическим контингентом имели одного погибшего — зарезанного на посту часового, автомат которого убийцы похитили. Венгры тоже потеряли убитым одного бойца, а вот поляки — 10. По современным данным чешских историков, в ходе вторжения было убито 108 и ранено более 500 граждан.

О настроениях в ЧССР можно судить по эпизоду, случившемуся 23 августа в городке Кошиц, где толпа едва не линчевала русскую супругу полковника Беласа, считавшегося «пособником оккупантов». Один из участников нападения Войтех Пастор жив и недавно дал такой комментарий: «Она была русской, и из-за этого с ней поступили так сурово».
Впрочем, Пастор и трое его подельников в тюрьму все-таки угодили. В стране началась «нормализация»…

В апреле 1969 года на Пленуме ЦК КПЧ Дубчек был снят с поста первого секретаря. Его место занял Гусак, который поначалу проявлял по отношению к Кремлю определенную строптивость, но постепенно становился все послушней. Все реформаторы были отправлены в отставку. Несколько десятков тысяч представителей интеллигенции эмигрировали, другие ушли в так называемую «внутреннюю оппозицию», став дворниками и кочегарами.

Можно сказать, что во «внутреннюю оппозицию» ушла вся Чехословакия. Формально послушная Москве страна соцлагеря с тоской смотрела на Запад и ненавидела собственное руководство. Еще в начале ХХ века, будучи подданными Габсбургов, чехи были настроены пророссийски, а мае 1945 года встречали Красную армию цветами. Теперь славянская дружба пошла прахом.
Понять такую смену настроений нетрудно, поскольку чехословакам не дали делать в своей стране то, что они хотели.

Можно понять и советское руководство, над которым довлел «венгерский синдром». В Венгрии тоже все начиналось с брожения интеллигенции, а закончилось зверскими расправами над коммунистами и уличными боями. Вероятный выход Чехословакии из Варшавского договора пробивал брешь в самом центре того «санитарного кордона», которым Москва отгородилась от НАТО. Дубчек же и его команда, рассуждая о плюрализме и «социализме с человеческим лицом», не особенно старались убедить Кремль, что ЧССР останется в соцлагере.

Другое дело, что ввод войск был не самым лучшим решением. Как показал польский опыт 1956 года и пример той же «нормализации», решить проблему можно было и политическими средствами. Хотя такая работа требовала больше терпения, интеллектуальных усилий, но не гарантировала успеха.
Итоги 1968 года как бы уравняли социализм и капитализм общим империалистическим знаменателем.

«Бархатная» революция 1989 года подвела черту под коммунистической главой истории Чехословакии, а «бархатный развод» 1993 года ликвидировал и само государство, разделившееся на Чехию и Словакию. Сегодня давняя обида на русских зарастает быльем и заросла бы совсем, если бы эту рану не ковыряли.


30 сентября 2017


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847