Более ста лет назад в пригородах Петрограда появились детские летние колонии, занявшие пустующие дачи, дома и даже дворцы. Руководили ими специальные подразделения органов народного образования – коллегии Комиссариата просвещения Союза коммун Северной области, которые в 1920 году были реорганизованы в комиссии, а чуть позже в колониальные секторы Ленгубоно. Колониальных секторов было несколько: Лужский, Ириновский, Петергофский, Невский, Царскосельский, Слуцкий, Финляндский.

Итак, школьников и детдомовцев вывозили на отдых за город, но под лозунгом «Все лучшее – детям!» кипели нешуточные страсти.

Все лучшее никто отдавать детям, да еще только на лето, не стремился, поскольку было негде жить. В большинстве дач, домов и дворцов уже поселились люди. Не забудем, что к октябрю 1917 года Петроград и окрестности были полны беженцев – Первая мировая война продолжалась параллельно с революционными событиями. К тому же столица и до войны, и в войну притягивала тысячи жителей России, приезжавших сюда в поисках работы и нуждавшихся в жилье.

«Квартирный вопрос» уже тогда начал «портить характер» будущих советских людей. Местные власти – волостные исполнительные комитеты Советов – держались руками и зубами за любое мало-мальски целое помещение. Сами граждане (кое-где в домах продолжали жить их владельцы, кое-где – самовольно или «по бумаге» вселившиеся) были полны решимости сохранить свое жилье.

Весной 1921 года некто Григорьев Петр Алексеевич писал в Рябовский волостной совет: «Настоящим имею довести до Вашего сведения, что мне сообщили о предполагаемом перемещении какой-то детской колонии на ст. Марьино, для каковой цели будто бы намечено занять некоторые дачи, в том числе, и занимаемую мной (быв. Анисимовой) в следствие чего настоящим прошу принять к сведению, что означенная дача мною занимается не для особого удовольствия, а в следствие необходимости, потому что в окружности этой дачи я обрабатываю отведенный мне земельным отделом в количестве одной десятины огород. При нем часть земли, в количестве 1,4 десятины засеяна рожью, а вся земля удобрена и подготовлена к посадке с осени, и этот огород я обрабатываю в течение 5 лет.

А потому прошу при разверстке дач под колонии вышеозначенную дачу, предоставленную мне земельным отделом, совершенно освободить, как уже занимаемую мною и таковую оставить в моем распоряжении».

Уцелевшие владельцы дач тоже были не в восторге от заселения их домов петроградскими детьми. Заведующий Ириновским колониальным сектором Жугрин обращался в коммунальный отдел при Рябовском волисполкоме: «Прошу Вашего распоряжения о выселении жильцов из дома № 14 по Алексеевской ул., пущенных владельцем без ведома моего, так как дача занимается под летние колонии. Посему предлагается освободить как дачу, так и дворницкую».

Граждане вселялись на любую жилплощадь. Большая часть дворцов князей Львова и Орлова в Стрельне были переданы в аренду «деткомам» и «детсекторам», но и здесь, в помещениях площадью 5, 9, 10 кв. м, были жильцы (часть Львовского дворца до сих пор занята квартирами).

Дачу Матильды Кшесинский с трудом удалось отстоять благодаря добросовестному сторожу и... интересам сельского хозяйства.

В декабре 1918 года сторож дачи написал заявление: «В Революционный Комитет Стрельнинской волости от гражданина Константина Александровича Александрова, проживающего на бывшей даче Кшесинской в качестве надсмотрщика за оной. Имею честь заявить Рев. Комитет, что я охраняю имущество и здание вышеозначенной дачи пятый месяц и не получал ни от кого за мою службу никакого вознаграждения. По словесному моему заявлению председателю означенного комитета товарищу Кириченко о том, что я не получаю за это вознаграждения, он отказал в платеже от совета за прожитое время, а впредь, с декабря месяца, если я пожелаю, то могу переходить на службу от совета. В чем я и прошу не отказать в просьбе зачислить как советского служащего на этой ли должности или на какую другую должность. Обязуюсь выполнять работу с доброй совестью».

Никем, кроме сторожа, не занятое хорошее помещение привлекло внимание местных распределителей жилья. Но в январе 1919 года жилищный подотдел Стрельнинской волости отказался от своих намерений под давлением земельного отдела Петергофского райисполкома, который предупредил, что участок и дача Кшесинской отводится под метеорологическую станцию: «Земля отведена, относительно постройки просим вас не чинить препятствия». Жилищному отделу подробно объяснили, что метеорологическая станция важна для сельского хозяйства.

Не только отдельные граждане, но и организации самовольно захватывали дома и дачи. В 1921 году заведующий Петроградским Губернским отделом народного образования писал в Совет коммунального хозяйства: «Подотдел недвижимых имуществ Петроградского Губернского отдела народного образования просит подотдел недвижимых имуществ Совкомхоза закрепить за подотделом единой трудовой школы нижепоименованные помещения в Петергофе под организацию летней детской колонии:

Дачу Шумилина по Александровской ул., Уткина и Ширяева по Гостилицкой улице, дачи №№ 4–6 по Баумгартенской ул., дачи Боброва по Английскому пер. , Брандта – дер. Бобыльская, по Сампсоньевскому пр., Поперечный музыканский дом, дачи Жданова и Петрова в Заячем Ремизе.

При этом Петрогуботнароб просит принять меры к выселению лиц, занявших самовольно некоторые дачи, формально закрепленные Местным отделом за Петрогуботнаробом. Так, например, дача Брандта занята спасательной станцией Трансбалта, Поперечный дом занят самовольно милицией. Что же касается дачи Петрова, то она предоставлена дому отдыха, но никто в ней до сего времени не живет. В даче Жданова два года подряд помещалась детская колония, но теперь почему-то она передана под дом отдыха, но организации этого дома до сих пор не происходит, и дача пустует, тогда как Петрогуботнароб находится в крайне затруднительном положении по вывозу детей в колонии из-за недостатка свободных помещений».

В конце концов Петергофскому Колониальному сектору было предоставлено 47 дач и четыре дворца (Знаменский, Английский, Орловский и Львовский). Но радоваться колонистам было рано. Практически все дома и дворцы нуждались в ремонте. Нужны были стройматериалы и рабочие руки, которых не хватало, поэтому в ремонтах участвовали старшие школьники.

Не хватало еды, и колонии становились «самопроизводящими»: им отводилась земля, выдавались (с большим «скрипом») семена овощей, по возможности колонистам давали лошадей. Но местные организации беззастенчиво игнорировали интересы колоний. И руководство Сектора было вынуждено писать такие заявления:

«В Петергофское общество животноводства. В виду дошедших до нас сведений, что вами сданы под покос некоторые земли, находящиеся при дачах, переданных колониальному Сектору, уведомляем, что все земли (покосы), находящиеся при дачах сектора, как-то: дачи Новоселова, Рахманова и пр. принадлежат вышеупомянутому Сектору по договору с коммунальным отделом, и покос на этих землях без особого на то разрешения от Петергофского Колониального Сектора не может быть сдан кому-нибудь. И посему прошу не касаться их и не сдавать их».

Впрочем, местных жителей в чем-то можно понять. Из Ленинграда летом приезжали отнюдь не ангелы. Набеги колонистов на окрестные поля становились сущим наказанием для соседних хозяйств.

«Заведывающему Ириновским колониальным сектором т. Жугрину. Ленинский Волисполком предлагает принять меры к прекращению порчи детями детских домов растений, а также к недопущению их на поля крестьян, ввиду поступивших жалоб граждан. Председатель И.К. Громов, секретарь Мишенькин».

Но что мог сделать заведующий колониальным сектором, если катастрофически не хватало воспитателей, педагогов, отряды дисциплинированных пионеров еще только зарождались, а среди детдомовцев встречались настоящие бандиты?

Перед ликвидацией колониальных секторов подобные запросы были не редки: «Отделение угрозыска просит срочно сообщить, находился ли в 1921–22 годах на даче Милюкова по Собственному проспекту детский дом, кто являлся заведующим этого дома и не поступало ли в Колониальный сектор в указанное выше время заявление о хищении колес от кареты, мраморного стола, статуэтки, посуды и других вещей».

Колонии обходились государству дорого во всех смыслах этого слова. Поэтому груз ответственности за летний отдых подрастающего поколения постепенно начал перемещаться «на плечи» заводов и фабрик.

«В правление Ленинградского ТЕКСТИЛЯ (имеется в виду Ленинградский всесоюзный Государственный Текстильный трест. – А.З.).

Петергофский Колониальный Сектор предлагает тресту, если ему желательно, чтобы его школа, занимавшая дачи бывшие Данчича в Старом Петергофе под летние колонии и впредь занимала бы их, заключить договор с вышеупомянутым сектором о закреплении дач Данчича за трестом, взяв на себя ремонт и на иждивение сторожа этих дач, который за сокращением штатов сокращен и в настоящее время дачи остались без сторожа. Просим в непродолжительном времени дать ответ на наш запрос».

В 1925–27 годах колониальные секторы были ликвидированы, а им на смену пришли ведомственные пионерские лагеря.