Если говорить о специальных службах вообще, то надо признать, что они лишь одна из сфер деятельности любого государства. Правда, имеющая свою весьма и весьма особую, точнее, обособленную специфику. И главное в них — люди, их судьбы, которые причудливым образом пересекаются, порой не соприкасаясь. И все же. Предлагаемые заметки кому-то из читателей могут показаться обрывочными. Надеюсь, по здравом размышлении станет понятно, что клочковатость эта оправданна.

Начну с биографической справки. Бароян Оганес Вагаршакович (1906–1985) в 1932 году окончил 1-й Московский медицинский институт. С 1933-го по 1943-й работал в Дагестане заместителем директора Медицинского института, затем главным врачом Центральной клинической больницы. В 1939 году защитил кандидатскую диссертацию. О войне в Испании в официальной биографии — ни слова.

С началом Великой Отечественной в 1941 году он — заместитель наркома здравоохранения Дагестана и одновременно начальника Управления эвакогоспиталей Южного фронта. Военврач II ранга.

В 1943–1950 годах — уполномоченный Минздрава СССР и Красного Креста по обмену опытом организации борьбы с особо опасными инфекциями в Иране (был начальником советского госпиталя в Тегеране во время Второй мировой войны), Ираке, Индии, Пакистане, Эфиопии (возобновил работу существовавшего с дореволюционного времени российского госпиталя в Аддис-Абебе, который потом долго называли «советской больницей»). В 1947 и 1950 годах возглавлял работу по ликвидации вспышки чумы в Китае. Все эти сведения в официальных источниках даны вперемешку, без дат и конкретики.

В 1953 году защитил докторскую диссертацию. В 1953–1966-м руководил отделом эпидемиологии вирусных инфекций в Институте вирусологии имени Ивановского АМН СССР. В 1961 году Бароян был избран членом-корреспондентом АМН СССР и назначен директором НИИ эпидемиологии и микробиологии имени Гамалеи. В 1961– 1964 годах параллельно работал заместителем генерального директора ВОЗ, познакомился с эпидемиологической службой многих стран: США, Англии, Франции, Швеции, Бельгии, Голландии, Латинской Америки. Активно «интересовался достижениями микробиологии, иммунологии, генетики, которые впоследствии широко использовал при решении эпидемиологических задач». В 1965 году избран академиком АМН СССР. Тогда говорили — «академик медицины».

Советские награды — ордена Ленина, Трудового Красного Знамени и два боевых ордена Красной Звезды. Признание на Западе — почетный член Лондонского королевского общества, почетный член Американского географического общества, почетный член Международной ассоциации эпидемиологов. Автор более двух десятков монографий (две написаны в соавторстве с ведущими зарубежными специалистами) и научно-популярной книги «Блики на портрете».

Теперь о другом интересном человеке. В Большой советской энциклопедии о нем сказано следующее: «Планельес Хуан Хуанович (1900, Херес, Испания, — 1972, Москва), микробиолог и фармаколог, академик АМН СССР (1969; член-корреспондент — 1953); член-корреспондент Академии медицины Испании. По национальности испанец. Окончил лечебный факультет Мадридского университета (1921). В 1926–1936-м научный руководитель одного из испанских медико-фармацевтических предприятий и директор (с 1930) Института клинических исследований в Мадриде. В 1936–1939-м начальник санитарно-медицинской службы центральной республиканской армии, затем — статс-секретарь здравоохранения Испанской Республики. С 1939-го — в СССР; с 1943-го — в Институте эпидемиологии и микробиологии им. Н. Ф. Гамалеи АМН СССР».

Дополню: учился также в университетах Германии и Голландии, в период гражданской войны в Испании был не только руководителем санитарно-медицинской службы центральной республиканской армии, но и статс-секретарем здравоохранения Испанской Республики, в московском головном НИИ был руководителем отдела. Вот что писал о своем бывшем начальнике эмигрировавший впоследствии в США Шраер-Петров: «В конце 1920-х — начале 1930-х ночью в его дом постучали. В дверях стояла молодая женщина, закутанная в черную шаль. На руках у нее был ребенок. «Доктор, спасите моего сына, он умирает!» — «Почему же вы не обратились в больницу?» — спросил Х. Х. «Меня тотчас арестуют», — ответила незнакомка. Х. Х. пригласил ее войти, провел в свой кабинет, осмотрел ребенка. Это была тяжелая крупозная пневмония. Он назначил лечение и снабдил женщину лекарствами. В 1936 году он узнал из портретов, напечатанных в газетах, что незнакомка с больным ребенком была Долорес Ибаррури, вождь республиканской Испании. Она не забыла о «чудесном докторе» и разыскала Х. Х. Планельеса. Он стал главным врачом Республиканской армии. Встречался с Э. Хемингуэем, И. Эренбургом, М. Кольцовым». Далее: «Родители Х. Х. остались в Испании. Дети осели в Швейцарии». Добавлю от себя: со слов математика Рвачева, много лет работавшего с Барояном над прогнозированием эпидемий, Бароян знал как Планельеса, так и Ибаррури со времен испанской войны.

Публицист Олег Каминский недавно писал: «В отличие от больших групп авиаторов, танкистов, пехотинцев и других советских военных специалистов в Испании, исчислявшихся сотнями, количество «бойцов в белых халатах» было совсем не велико: всего десять человек. К сожалению, не обо всех из них есть исчерпывающая информация». Историк Мещеряков писал, что в санитарной службе интербригад в 1937 году было 224 врача. В Германии в городе Уккермюнде есть мемориал этим врачам-добровольцам. Впрочем, вряд ли Бароян был под своей фамилией.

В 1960-х Хуан Хуанович Планельес ездил в Швейцарию и по делам ВОЗ, и к детям, и «просто по делам». Доверие к нему было полным. Замечу — заграничное представительство запрещенной при Франко испанской компартии тоже располагалось в Швейцарии. Кстати, уже упоминавшийся выше бывший сотрудник Планельеса однажды получил строгий выговор за провод в отдел постороннего. И затем писал о подозрительности своего бывшего шефа, не удивительной для человека, вынужденного в свое время стать беженцем.

Что касается Барояна, то он долгие годы возглавлял засекреченную союзную противоэпидемическую комиссию, курируя все разработки в этой области в стране. В частности, сам Оганес Вагаршакович впервые в мире добился реального успеха в прогнозировании эпидемий. В связи с этой стороной его деятельности мне и довелось с ним познакомиться в 1977 году. К слову, характер у академика был достаточно открытым.

Тут необходимо небольшое отступление.

Иногда случается так, что современники даже не знают, что ученым удалось обуздать какие-то грозные природные процессы, ранее вызывавшие панический страх. Именно так в свое время, уже лет сорок пять тому назад, произошло с разработанной отечественными специалистами системой, позволившей эффективно прогнозировать распространение эпидемий по территории страны.

Автору этих заметок, тогда молодому специалисту-биофизику, посчастливилось спустя всего несколько лет после внедрения в практику системы прогнозирования неоднократно и очень подробно беседовать об истории ее создания с теми учеными, которые были ее основными авторами — академиком Оганесом Вагаршаковичем Барояном и профессором Леонидом Алексеевичем Рвачевым. Увы, знаменитый эпидемиолог Бароян умер в 1985 году, а математик Рвачев — в 1986-м. Система осталась, но в общедоступных изданиях информации о ней было мало. Между тем во всей этой истории было много почти что невероятного.

Итак, в обычной мирной жизни к 1960-м годам уже только один грипп свободно гулял по стране. Однако и от него только экономический ущерб исчислялся миллиардами. Между тем в разных странах специалисты предпринимали попытки предсказать ход эпидемий. Речь здесь не о годах их возникновения — тут играет свою роль активность Солнца. Практикам важно и другое — точно знать, к какому числу в том или ином крупном городе следует ожидать массовой заболеваемости. Это позволяет подготовиться к нашествию болезни, заблаговременно провести вакцинацию, завезти лекарства.

Но простейшие подходы вроде аналогии с цепной реакцией не давали четких прогнозов. Озабоченный безопасностью населения академик решил поискать такого математика, который бы взялся решить задачу. Так получилось, что Леонида Рвачева, одного из первых выпускников МГУ по специальности «прикладная математика и программирование», к тому времени отчислили из аспирантуры. Он работал в военном ВЦ, где имелась одна из редких тогда достаточно мощных вычислительных машин. На предложение перейти в НИИ эпидемиологии Леонид согласился и набрал группу столь же молодых и строптивых математиков, ставшую затем лабораторией. Опустим подробности и перейдем к сути.

Оказалось, что сеть из сотни крупнейших городов страны и соединяющих их транспортных артерий можно представить в виде единой среды, а к распространению эпидемий применить уравнения, используемые обычно в гидродинамике. Для простоты назовем подход, примененный Рвачевым, «сетевой волной». Интенсивность потока между узлами сети зависела от числа перемещающихся по той или иной «нити» людей. Раз уж речь шла не о теории, а о практике, потребовалась статистика. А ведь не зря говорят, что есть три вида лжи — ложь, наглая ложь и статистика.

Очень сложно было собрать данные про реальные пассажиропотоки между всеми городами, но усилиями академика Барояна и его сотрудников это удалось сделать. Ненамного проще было получить и подлинную статистику по ежедневной (!) заболеваемости в тех же городах. Но и это удалось — часто сотрудникам приходилось ездить в командировки туда, где по-другому данные давать не хотели. И наконец, пришлось вводить весьма занятные поправки, совершенно не связанные ни с математикой, ни с медициной.

Например, оказалось, что кривая заболеваемости зубчатая: люди предпочитали брать больничные не в пятницы, а в понедельники. Причина тут чисто психологическая, но в конце 1960-х о таких моментах не задумывались, поэтому объяснить «зубчатость» смогли не сразу. Несмотря на некоторые не подлежавшие огласке моменты, результаты работы в целом авторы смогли опубликовать в научных изданиях. Есть и толстая книга «Моделирование и прогнозирование эпидемий гриппа для территории СССР», вышедшая небольшим тиражом в 1977 году, когда модель уже несколько раз показала свою высокую точность. А там подоспели и новые вакцины...

Однако замечали ли те читатели, которым за сорок пять, что в последние лет двадцать грипп стал менее значимым явлением жизни? Увы, это следствие не столько усиления «противоэпидемического щита», сколько побочный эффект тяжкого кризиса, потрясшего наше общество в 1990-е годы. В свое время Чижевский обратил внимание на то, что двух эпидемий разных болезней в одни и те же годы не бывает. Скажем, если в прежние столетия возникала эпидемия чумы или холеры, то о гриппе тогда было не слыхать. Другое наблюдение: в годы наиболее жестоких войн, таких как Вторая мировая, грипп также «уходит в тень». Считают, что в условиях сильного стресса, когда организм мобилизован на решение задач выживания, либо иммунитет укрепляется, либо люди просто не замечают легких и даже не очень легких недомоганий.

События, последовавшие за распадом СССР, — конфликты на прежних «национальных окраинах», гиперинфляция, резкое падение производства, вынужденная смена многими людьми специальности или, по крайней мере, места работы, разрушение веры в прежние идеалы — в совокупности сыграли примерно ту же роль, что и война. Людям было не до гриппа. Так что неудивительно, что даже в условиях раскрытия многих прежде «закрытых» или «полузакрытых» научных тем о реально работающей системе прогнозирования эпидемий позабыли. Между тем за рубежом в XX веке не было ничего подобного. Система, кстати, модернизирована и используется и по сей день, уже другими людьми.

Немного о невероятных совпадениях, связанных с работой над системой прогнозирования. Когда Рвачев в 1968 году защищал кандидатскую диссертацию в совете при Институте кибернетики, ему единодушно хотели присвоить степень доктора физико-математических наук. Но в перерыве заседания пришло известие о гибели Юрия Гагарина. Академик Глушков посчитал неудобным сочетание траурного сообщения и столь сильных похвал в адрес еще не внедренной тогда системы. В итоге ограничились присвоением степени кандидата. Спустя четыре года, после первых успешных прогнозов, в том же Институте кибернетики Рвачев все же защитил докторскую диссертацию...

К слову, в диссертации была «загрифованная» глава. И академик Бароян рассказывал своему доктору физико-математических наук (на тот момент единственному в медицинских НИИ), что его старые друзья захотели почитать ее — сравнить с данными, полученными из-за рубежа. Официальный запрос был неудобен. Тогда провели учения по проникновению на охраняемый объект. Диссертацию перефотографировали ночью прямо в спецчасти НИИ. Рассказывал директор и академик своему подчиненному «на всякий случай» — вдруг какие неприятности. Их, правда, не было. Были ли у охраны — мне неведомо. Не жившим в то время все это кажется невероятным. Ан нет — все это правда.

Академик Бароян, работавший в свое время и в системе Всемирной организации здравоохранения при ООН, ездил во многие страны. Сотой по количеству в 1977 году стала Австралия. И как раз тогда и вышла та самая толстая книга о моделировании эпидемий для ста городов нашей тогдашней страны, которая стала затем лучшим памятником этому незаурядному человеку. У автора этих строк осталась и другая монография — о международных аспектах проблемы эпидемий — с дарственной надписью Барояна. В ней ученый вспоминает Пифагора, утверждавшего, что смысл жизни — в числах. Надо сказать, что руководителем академик был весьма жестким, хотя даже недоброжелатели отмечают его колоссальную эрудицию. «Бароян мог говорить на одном языке и с ученым, и с карьеристом, и с кагэбистом, и с доносчиком. Он мог быть обаятельным и даже интеллигентным; он хорошо говорил по-английски и знал восточные языки» — так писал один из постоянно конфликтовавших с ним специалистов».

Любопытно, что и Бароян, и математик Рвачев были среди экспертов в самом начале существования телепередачи «Что? Где? Когда?».

Было бы, конечно, весьма интересно прочитать его мемуары, узнать подробнее об эпизодах, связанных с событиями 1930-х — 1940-х годов. Однако многочисленные невероятные истории, о которых мог бы рассказать Бароян, пока что так и не стали известными. Поэтому сказанное ниже можно рассматривать скорее как попытку хоть чуть-чуть приоткрыть завесу, за которой скрывается еще много интересного.

Писать о причастных к разведке людях, у которых не было провалов, тяжело. Не хватает фактов, поскольку соответствующие события не любят (что, надо полагать, правильно) рассекречивать и спустя много лет. Иногда помогают косвенные свидетельства, иногда сопоставления. Вот так и в данном случае. Кратко о еще одном интересном человеке — писателе Юрии Слепухине. Что о нем сейчас пишут? Юрий Григорьевич (1926–1998) многие годы жил во Всеволожске под Питером, где в его честь теперь названы улица и центральная городская библиотека. Публиковался с 1958 года, за год до этого вернулся из Аргентины. Как он туда попал? Пишут, что его настоящая фамилия — Кочетков, что он был угнан в 1942 году на принудительные работы в Германию. Кстати, советую, в особенности любителям «махать шашкой», почитать его роман «Тьма в полдень» про подполье на оккупированных территориях.

В 1945 году был вывезен англичанами в Бельгию, где жил два года уже как Слепухин (девичья фамилия бабушки по материнской линии), и затем оттуда уехал в Аргентину. Владел семью языками. В эмиграции был членом небезызвестного антисоветского НТС. Однако в 1955 году вышел из этой «народно-трудовой» организации, в 1956 году обратился в советское посольство в Буэнос-Айресе с просьбой о возвращении на родину. Несмотря на бывшее членство в НТС, просьбу удовлетворили. Вернулся он в 1957 году, ехал теплоходом. Интересны романы о жизни в Аргентине («У черты заката», «Ступи за ограду», «Южный Крест»). В последнем очень похожий на автора человек с фамилией Полунин ищет в Аргентине и Парагвае беглых нацистов.

Едет в СССР морем, и его соседом по каюте оказывается некий «человек восточного облика», Тигран Вартанович Оганесян, врач. Далее цитирую Юрия Слепухина: «Поговорив с ним несколько минут, Полунин понял, что его собственная одиссея — небольшая прогулка по сравнению с кругосветными странствованиями доктора Оганесяна. Тот, как выяснилось, уже успел побывать и на Ближнем Востоке, и в Африке, и в Австралии, и в Штатах, и в Аргентину приехал через Бразилию.

– Что это вас так носило? — с изумлением спросил наконец Полунин.

– Судьба, понимаете, так сложилась, — виноватым тоном ответил Тигран Вартанович. Иногда сам удивляюсь, честное слово…»

Сами понимаете, читатели, художественное произведение. Тут есть неточности — фамилия, имя и отчество персонажа, да и в Австралии «странствующий доктор», как его называет Слепухин, к 1957 году еще не побывал…

Теперь немного о Тегеране. Иран в 1941 году был занят союзниками — СССР ввел войска в северную часть страны, Великобритания — в южную. В Тегеране были советские войска. Однако в стране была весьма сильна агентура гитлеровцев. Советский госпиталь Бароян возглавлял в 1943 году, в период известной встречи «Большой тройки» в Тегеране. О том, как наша разведка сумела предотвратить покушение на лидеров стран антигитлеровской коалиции, немало писали, да не все. Сравнительно недавно была частично рассекречена биография Героя Советского Союза нелегального разведчика Геворка Андреевича Вартаняна (1924–2012). Тогда ему было девятнадцать лет и он руководил группой молодых людей, помогавших выявлять немецкую агентуру. Конечно, связь они держали не непосредственно через посольство. Замечу, что гражданство у Вартаняна тогда было иранским. А вот про его знакомство с начальником советского госпиталя никто не писал. И верно — Вартанян с супругой работал нелегально во многих странах, с разными легендами вплоть до конца 1980-х. Зато теперь можно найти его официальную фотографию в форме полковника госбезопасности и с наградами.

И ни тебе погонь, ни перестрелок… «Запомни: там, где начинается перестрелка, заканчивается разведка» — так учил молодого тогда разведчика еще один известный теперь нелегал Иван Иванович Агаянц (1911–1968; генерал госбезопасности с 1965 года).

Именно он, работая в парижской резидентуре, обеспечил вывоз в СССР из Испании Долорес Ибаррури, в 1943 году под именем советника посольства в Тегеране Ивана Авалова руководил группой молодых разведчиков, охотившихся за германской агентурой. И еще выезжал летом 1943 года по заданию Сталина в Алжир для установления первого контакта с французским генералом Шарлем де Голлем. В общем, шума мало, а толку много, в противовес известной поговорке.

Точку в подобных историях поставить нельзя, только многоточие…