Свертывание разведывательного сотрудничества с СССР не было случайным шагом. В отношениях с Москвой и Западом китайское руководство всегда занимало гибкую и прагматическую (если не сказать — своекорыстную) позицию. Как писал еще в 1940 году Мао Цзэдун, «наши тактические принципы по-прежнему заключаются в том, чтобы использовать противоречия (между великими державами — Авт.), завоевывать большинство, бороться против меньшинства, разбивать противника поодиночке».

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ВИЗИТ В ВАШИНГТОН

Далее эти принципы легли и в основу тактики политической разведки — она ориентировалась на тщательное изучение и анализ обстановки в конкретной стране, ее политического курса, различных группировок в ее правящих кругах, привлечение на свою сторону влиятельных персон, приобретение агентуры влияния и создание благоприятного имиджа КНР.

Начало «неформальным» контактам с США было положено по инициативе Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая (и с участием разведки КПК) летом 1936 года. Тогда в освобожденные районы Китая организовали поездку американского журналиста Эдгара Сноу. Журналист по возвращении издал нашумевшую книгу «Красная звезда над Китаем», способствовавшую формированию позитивного образа коммунистического движения сопротивления и лично Мао Цзэдуна. Показательно, что Сноу свели с начальником Управления политической охраны КПК Дэн Фа. В дальнейшем ставший доверительным лицом Мао журналист использовался для продвижения в правящие круги США выгодной для китайской стороны военно-политической информации (о «китаизации марксизма» и особой позиции по отношению к Коминтерну и СССР, «особом пути развития» Китая).

В 1937 году штаб-квартиру КПК посетила группа журналистов и разведчиков из США, а президент Ф.Рузвельт в 1941 году заявил — «видно за десять тысяч миль, что китайских коммунистов в нашей стране назвали бы социалистами». Резидентура разведки КПК в Чунцине («столице» Гоминдана) и ее руководитель Чжоу Эньлай прилагали усилия к установлению контактов с представителями посольства США. Как результат — в середине 1943 года дипломаты подали в Госдепартамент секретный меморандум: «в своей политике и практической деятельности китайские коммунисты далеко отошли от ортодоксального коммунизма», однако в Китае необходимо проводить разумную политику, дабы не допустить его союзнических отношений с СССР. Наконец, летом 1944 года в Особый (советский) район Китая по договоренности с КПК прибыла миссия во главе с кадровым разведчиком, помощником военного атташе США в Китае полковником Д.Барретом. Из 25 ее сотрудников лишь один был «чистым» дипломатом.

Сам полковник, вспоминал советский военный советник В.Чуйков, был «старым, опытным разведчиком, специалистом по Дальнему Востоку, провел в Китае более десяти лет, превосходно владел китайским языком, завязал обширные связи в среде китайских промышленников и военных», отлично ориентировался и в политических хитросплетениях, и в играх на бирже и черном рынке Китая. Приезд «Союзнической группы наблюдателей» позволил разведке США установить непосредственные контакты с руководством КПК. Мао Цзэдун, в свою очередь, убеждал США в том, что именно его сила удержит власть в Китае, и напрашивался на визит в Вашингтон. США — главный арбитр на Дальнем Востоке, льстил он представителям великой державы накануне начала «холодной войны». Лидер КПК настойчиво убеждал янки высадить свои войска в Китае, и решительно открещивался от каких-либо отношений с СССР — сообщал американский дипломат Д.Сервис.

Интересно, что коммунисты-разведчики за два года (1942–1944 гг.) сумели «подковать» и британского эмиссара, информатора МИД У.Бонда, доносившего: «китайские коммунисты создали свой собственный тип коммунизма», не подконтрольный советскому руководству. Мы уже писали, что в политике Мао преобладал китайский традиционализм конфуцианско-великодержавного характера, но радоваться по этому поводу Западу не приходилось — что и подтверждают процессы последних лет.

Однако флирт Мао с Америкой ко 2 апреля 1945 года потерпел неудачу — посол США Хэрли публично объявил об отказе своей страны от контактов с КПК. Штаты предпочли союзнические отношения с Гоминданом и оказали ему огромную военно-техническую помощь, благо антисоветизм Чаш Кайши гарантировано не вызывал сомнений.

КРАХ СТРАТЕГИЧЕСКОГО СОЮЗА

Немало написано о долгосрочных негативных последствиях ухудшения советско-китайских отношений после 1956 года, в конечном счете приведшего к прямой конфронтации и вооруженным столкновениям на Дальнем Востоке и туркестанском участке границы во второй половине 1960-х. Нередко основной причиной разрыва союза, способного коренным образом изменить соотношение сил на мировой арене, называют критику Н.Хрущевым политики И.Сталина, которого, дескать, уважал Мао Цзэдун.

Свою версию ссоры с Китаем как «геополитического преступления» выдвинул покойный востоковед, профессор Бондаревский (один из разработчиков специальных информационно-психологических операций советской разведки, референт по китайским вопросам политического руководства СССР).

По мнению ученого, не китайская сторона являлась инициатором разрыва — она занимала прагматическую позицию, и премьер-министр КНР Чжоу Эньлай предлагал Н.Хрущеву и Политбюро ЦК КПСС свой план построения двухсторонних отношений.

Однако США на фоне потепления отношений с СССР постарались навязать Кремлю свой сценарий (Бондаревский был участником этих встреч с участием партфункционеров, дипломатов и разведчиков). Янки убеждали советскую сторону: необходимо создать «предсказуемый мир», своего рода «новую Ялту», согласовывать политику в регионах мира, при этом СССР должен отказаться от влияния на Китай. После урегулирования Карибского ракетного кризиса 1962 года мнение хрущевского руководства окончательно склонилось в пользу «стабильных» отношений с США, пусть и ценой отказа от союзничества с КНР.

Москва, по мнению востоковеда, сама разорвала стратегическое партнерство с Пекином, чем и предопределила свое поражение в Третьей мировой войне (каковой реально была «холодная война»). Рухнула мощная евразийская геополитическая реальность. Резко осложнились условия помощи Индокитаю. Начались боевые столкновения на Дальнем Востоке, там пришлось увеличивать группировку войск, вводить 39-ю армию в Монголию, создавать колоссальную оборонительную «линию Брежнева» вдоль границ с КНР, прокладывать рокадную Байкало-Амурскую магистраль. Сама КНР впала в изнурительные кампании «культурной революции», и ослабленный длительными волюнтаристскими «рывками» Китай в 1972 году пошел на сближение с США, что, естественно, не усилило позиции СССР в мире. В 1977 году положение об СССР как враге №1 закрепил ХІ съезд КПК, в 1978 году этот «статус» внесли и в Конституцию КНР.

СКОЛЬКО НАЦИОНАЛИСТА НЕ КОРМИ…

Конечно, с многими выводами профессора Бондаревского трудно не согласиться. Однако, по нашему убеждению, разрыв отношений с Москвой имел и глубокие причины в самой политической практике Китая, берущей начало в представлениях о себе как о «Срединной империи, окруженной варварами, достойными лишь быть вассалами императора». Думается, все было значительно сложнее, нежели представляет ученый — установка Мао «использовать древность ради современности» была и остается одним из ведущих элементов идейно-политической жизни КНР.

По мнению исследователей, еще в 1930-х годах у Мао Цзэдуна существовало скептическое отношение к СССР, ему он отводил второстепенную роль в мировом коммунистическом движении (правда, и тогдашний СССР не имел статуса великой державы). Мао мечтал о масштабном военном конфликте Москвы и Токио (или советско-гоминдановском), что могло облегчить судьбу китайской революции. Он считал, что СССР не оказал достаточной помощи (!) коммунистам Китая (при том, что все трофейное оружие миллионной Квантунской армии безвозмездно передали НОАК, не считая иной военной помощи в 1920–1949 годах).

На фоне почти культовой кампании в духе «русский и китаец — братья навек» от советских людей, в духе православной всечеловечности с налетом пролетарского интернационализма искренне уважавшем «братский китайский народ», скрывали фактическую советофобию и русофобию, распространившуюся даже в период «медового месяца» советско-китайских отношений. Как отмечалось в секретном докладе советского представителя в Харбине (июнь 1946 года), не трогая проливших моря крови японцев, китайцы «повсеместно враждебно» относятся к русским, акты насилия допускают не только обыватели, но и воины 8-й Армии НОАК. Органы народной власти формируются преимущественно из русофобов, лица, желающие изучать русский язык, изгоняются из партаппарата, захватываются советские учреждения и имущество. «Русских надо изгнать из Китая, так как это китайская земля и нечего здесь делать белолицым иностранцам».

В конце 1940-х годов среди верхушки КПК не было единства по отношению к дружбе с СССР, немало ответственных работников стояли на националистических позициях в древнем духе «превосходства Срединного государства над окружающими варварами». Органы безопасности «ограждали» китайцев от контактов с советскими гражданами. Не желая потерять советскую помощь, эти настроения до поры до времени подавлялись.

Лишь в 1973 году Чжоу Эньлай в беседе с французским корреспондентом передал тогдашние настроения: в результате Ялтинского соглашения СССР и США поделили мир на сферы влияния, помешали китайцам самим реализовать результаты победы над японцами (совместной, мягко говоря, победы — прим. автора), и лишь позднее им удалось восстановить суверенитет, добиться эвакуации как американцев, так и русских. «Русские такие же империалисты, — поведал товарищ Чжоу ошарашенному Жану Марену аккурат в те годы, когда в Китае вовсю печатались «правильные» карты «восстановления исторической территории» Китая, — как и все другие, все империалисты одинаково плохие». Сотрудничество с СССР неизбежно помешало бы КНР стать независимой.

Мао Цзэдун долго придерживался выжидательной позиции, склонившись наконец к точке зрения группы Лю Шаоци и необходимости ориентации на СССР по прагматическим военно-стратегическим соображениям. Наступила полоса в двусторонних отношениях, когда в обмен на полотенца и перьевые ручки Китай получал все — от квалифицированных кадров и индустриальных новостроек до ракетного оружия и лицензий на производство современного вооружения. В июне 1949 года Мао в статье «О демократической диктатуре народа» объявил СССР главой «антиимпериалистического фронта» и призвал искать «настоящую дружескую помощь» на его стороне.

Дружить было велено не за страх, а на совесть. Дошло до того, что 9 июля 1949 года Мао дал указание чаще встречаться с советскими товарищами, являться точно во время, быть любезными и не обижать хозяев: они будут угощать вином, поэтому китайские товарищи, способные пить, должны пить добросовестно, а не могущие пить — объяснить причину.

Одновременно китайская разведка продолжала искать неофициальные контакты руководству КПК с правительствами США и Англии. Этим странам по неформальным каналам передали пожелания «нормальных, равноправных и взаимовыгодных отношений с западными державами». На встрече в 1949 году с упомянутым полковником Д.Барретом, Чжоу Эньлай даже обсудил вопрос о возможной позиции Китая в случае войны между США и СССР. Правда, на прямой вопрос о возможности высадки войск США в Китае деятель КПК ответил твердым «нет».

ПРОТИВ ВЧЕРАШНЕГО СОЮЗНИКА

После ІХ съезда КПК (апрель 1969 года), провозгласившего антисоветизм государственным курсом, китайская разведка активизировала работу против недавнего союзника. За месяц до того произошел известный кровавый конфликт вокруг острова Даманский.

Уже в первой половине 1960-х годов посольство КНР в Москве превратилось в «штаб» разведывательно-подрывной деятельности против СССР, где кадровые сотрудники спецслужбы работали под прикрытием дипломатических, внешнеторговых работников, журналистов, сотрудников культурных миссий. Особый интерес китайские разведчики проявляли к Средней Азии, Дальнему Востоку, Кавказу, Прибалтике (уже с 1952 года Кашгарское управление разведки КПК получило задание организовывать наблюдение за советским Туркестаном и Средней Азией).

Разведывательно-подрывная деятельности КНР распространялась и на страны социалистического содружества — в ГДР, Болгарии, Венгрии. В Варшаве польские контрразведчики разоблачили подпольную группу, имевшую связь с посольствами КНР и Албании — при обыске обнаружили свыше 200 тыс. экземпляров антиправительственных брошюр.

ТИБЕТСКИЙ СКИТАЛЕЦ

…В марте 1959 года в Индию бежал глава тибетского правительства и духовный авторитет буддистов Далай-лама ХІV с ближайшим окружением, родственниками и караваном имущества из нескольких сотен мулов (к 1950 году в Тибете существовало 2138 монастырей с 150 тыс. монахов, им принадлежало 40% дефицитной пахотной земли, 30 октября 1950 года КНР объявила о том, что Тибет является частью китайской территории и началась активная китаизация региона).

Сразу же Китай обвинил Индию в «похищении» верховного ламы и «организации подрывной деятельности» против КНР. Китайские власти ликвидировали органы самоуправления Тибета, в ходе подавления восстания в Лхасе 19-22 марта и последующих репрессий погибло несколько десятков тысяч тибетцев. В августе начались вооруженные столкновения на границе между китайскими и индийскими войсками. К тому времени в Тибете дислоцировалась 300-тысячная группировка НОАК и проживало до 2 млн. ханьских переселенцев.

Со временем стало ясно, что Далай-ламу сознательно провоцировали на бегство. Его специально оскорбляли и запугивали военные власти. Спецслужбы КНР приступили к инспирации массовых беспорядков путем распространения слухов о готовящемся аресте ламы… за «организацию волнений». Когда тот обратился за советом об эмиграции к Национальной ассамблее Тибета, дворец заседаний «для убедительности» обстреляли из минометов — ассамблея, наводненная агентурой спецслужб КНР, проголосовала за отъезд первосвященника. Когда его караван двинулся в сторону королевства Бутан, оказалось, что все мосты на этом маршруте взорваны. Зато на пути в Индию им не встретился ни один китайский солдат!

Как считают специалисты, в Тибете спецслужбами КНР была реализована многоходовая операция, позволившая:

– обезглавить тибетское движение сопротивления;

– найти повод и физически разгромить местные оппозиционные силы;

– окончательно ликвидировать тибетскую автономию и монастырскую собственность;

– спровоцировать своего рода разведку боем Индии на фоне нарастающих территориальных претензий к соседям;

– вывести в Индию массовую агентуру под прикрытием беженцев (всего в Индию бежало до 85 тыс. тибетцев).

Это была своеобразная обкатка механизма специальной операции по внедрению агентуры на территорию потенциального противника, что показали события 1962–1963 годов уже на советско-китайской границе.

КИТАЙСКИЕ «РОДСТВЕННИКИ» ИЗ СИНЬЦЗЯНА

К 1962 году на территории Синьцзян-Уйгурского автономного района (захваченного Китаем в ходе столетий кровавых войн и примыкавшего к советскому Казахстану) из 5 млн. населения китайцы составляли лишь 2 млн. Здесь же проживало до 120 тыс. выходцев-эмигрантов из России, получивших в 1945–1946 годах советское гражданство (к 1962 году не выехала в СССР 21 тыс.). С конца 1950-х годов начинается активная китаизация региона и подавление «местного национализма».

Было объявлено, что советские подданные переводятся в гражданство КНР, начались их массовые беспричинные аресты с содержанием в специальных «трудовых лагерях» с 14-часовым рабочим днем. В провинции резким ограничением поставок продуктов спровоцировали голод.

Психологическим и физическим давлением, объявлением о прекращении выезда в СССР население подталкивали к нелегальной миграции. Обстановку сознательно накаляли до предела. 29 мая 1962 года возмущенная толпа в г.Кульдже направилась к парткому за разъяснениями, но на площади была обстреляна из пулеметов. Погибло несколько десятков людей, включая детей. Власти ввели военное положение, советские учреждения блокировали войска, начались аресты членов Общества граждан СССР в Кульдже, бесчинства по отношению к представителям СССР, закрыли все советские торгпредства (подобные враждебные акции проходили и на все территории КНР).

Как результат, в апреле-мае 1962 года на территорию СССР стихийно перешло со скарбом и скотом около 68 тыс. человек, среди них — немало этнических китайцев. В период 15 октября 1962 — 1 мая 1963 годов в СССР дополнительно репатриировали 46 тыс. человек. Органы контрразведки КНР под угрозой заставляли репатриантов вписывать в документы китайских «родственников».

Таким образом, китайскими спецслужбами была проведена с территории Синьцзяна стратегическая разведывательная операция. Она позволила спецслужбам КНР комплексно решить ряд далеко идущих задач:

– «подвести основу» для полномасштабного ухудшения отношений с СССР, его пропагандистской дискредитации перед китайским народом, насаждения психоза вокруг «советских ревизионистов и империалистов»;

– окончательно «интегрировать» Синьцзян в состав Китая путем этнической чистки и усиления военно-административного присутствия, избавиться от просоветски настроенной части его населения;

– максимально сократить советское официальное присутствие и влияние в Китае (в том числе — и как базы прикрытия для деятельности спецслужб СССР);

– провести массовый вывод агентуры в СССР по каналам репатриации и спровоцированного стихийного бегства;

– обострить обстановку на границе, нащупать ее уязвимые места.

Анализ контрразведывательных дел НКГБ-КГБ СССР по фактам китайского шпионажа (1945–1983 годы) показал, что 43% из них велись по лицам, попавшим в СССР именно в 1962–1963 годах. По оценкам КГБ СССР, в 1962 — 1963 годах по каналам эмиграции китайские спецслужбы вывели в СССР до 30 тыс. агентов, из них до 2 тыс. агентов «особого периода» для проведения диверсионно-террористических актов в случае войны. Агентура получала задания на оседание вблизи важных военных и транспортных объектов, выявление боеготовности Советской Армии, проникновение в агентурный аппарат КГБ и ГРУ ГШ, создание позиций в рамках «старой» китайской диаспоры. Значительная часть агентуры была выявлена и перевербована органами госбезопасности.