История спецслужб знает немало примеров, когда разведывательной деятельностью занимались супружеские пары. Существовали и семейные династии, когда сын или дочь наследовали профессию родителя. Один из самых драматичных тому примеров – судьбы Льва Маневича и его дочери.

Вполне возможно, что Лев Маневич, уроженец Могилевской губернии, никогда не попал бы в разведку, если бы не владел несколькими европейскими языками. Его старший брат Яков, приговоренный к каторге за активное участие в революции 1905 года, сумел бежать за границу и обосноваться в Швейцарии. Весной 1907 года к нему привезли 9-летнего Леву.

Находясь под опекой брата, мальчик учился в Политехническом колледже и постепенно освоил языки, на которых говорят в швейцарских кантонах – немецкий, итальянский и французский. В то время Женева являлась одним из центров русской политэмиграции. Лева не раз бывал на выступлениях Ленина, которые производили на него неизгладимое впечатление.

Летом 1917-го года братья выехали в Россию. С началом гражданской войны Лев вступил добровольцем в Красную армию, воевал на Кавказе, в Поволжье, на Восточном фронте. Занимал должности комиссара бронепоезда, командира особого отряда, прославившись также в качестве пламенного агитатора. Был случай, когда безоружный, в одиночку он отправился к мятежникам и лишь силой слова убедил их сложить оружие.

На одном из выступлений его приметила потомственная волжанка, студентка, дочь самарского фельдшера Надя Михина. А затем – вот чудо! – они оказались в одном вагоне пассажирского поезда. У Нади, между прочим, уже имелся жених. Но все прежние планы полетели кувырком под бурным натиском любви с первого взгляда. Молодые люди поженились, и в положенный срок у них родилась дочь Татьяна.

Незадолго до этого Москва начала собирать сведения о специалистах, знавших иностранные языки, а также имевших опыт длительного проживания за границей. Подразумевалось также их использование для комплектования кадров молодой советской разведки.

Лев Маневич, конечно же, оказался в списках, и вот уже он получает вызов в Москву! Затем учеба, в том числе, в Военной академии РККА, после выпуска из которой, в августе 1924 года, его направляют в распоряжение Разведупра Штаба РККА.

Почти полтора года – с ноября 1925 по март 1927 – он выполнял ответственные задания в Германии, действуя под оперативным псевдонимом «Этьен». А затем ему предложили выехать в Австрию, с последующей легализацией в Италии. В ту пору Италия занимала ведущие позиции в области создания новейших вооружения для авиации, подводного флота, быстроходных катеров.

Перед «Этьеном» ставилась задача найти доступ к секретам итальянской военной промышленности.

Однако тут же возник пресловутый семейный вопрос. Командировка была рассчитана на длительный срок. Как разведчику, пусть даже беззаветно преданному своему делу, провести в разлуке с семьей несколько лет? Наконец, нашли компромиссный вариант: жена и дочь тоже выедут за рубеж, но поселятся отдельно, а в Вене «Этьен» будет периодически их навещать.

Дело осложнялось тем, что Надя не знала ни одного иностранного языка. 7-летняя Танюша, и та опередила маму по этой части. Благодаря занятиям с папой, немецким девочка владела весьма уверенно.

Но язык – это еще не все. А местные обычаи, привычки, особенности быта? Тем не менее, «Директор», идя навстречу настойчивым просьбам разведчика, дал добро на этот рискованный эксперимент. Первым за границу выехал «Этьен». Устроившись в Вене по документам австрийского гражданина Конрада Кертнера, он через несколько месяцев вернулся в Москву за семьей.

По легенде, Надежда Дмитриевна была теперь гражданкой Финляндии, уроженкой Выборга, что в определенной степени объясняло ее склонность к русской речи. Она, конечно же, прошла ускоренный курс некой общей подготовки. А вот обучить малолетнюю Танечку, ставшую «финкой» «Айно», правилам конспирации, было нереально.

Доставив не без приключений своих женщин в Вену через Берлин, и поселив их на съемной квартире, разведчик провел несколько дней в кругу семьи, после чего отбыл по делам. Ничего путного из этой «семейной» затеи, увы, не вышло.

Мама и дочка периодически попадали в ситуации, когда приходилось ловить на себе недоуменные взгляды окружающих. Однажды воспитательница, водившая «Айно» в церковь, вернулась с девочкой домой в совершеннейшем изумлении: «Скажите, фрау, как могло случиться, что ваша дочь ничего не знает о Христе?»

Вскоре Надежда Дмитриевна почувствовала слежку; затем в дом зачастили люди в штатском, которые расспрашивали о муже. С немалым трудом семью удалось вывезти обратно в Советский Союз.

«Этьен», он же Конрад Кертнер, приступил, между тем, к выполнению своего основного задания.

Открыв в Вене патентное бюро, он завязал знакомства с изобретателями, сделался завсегдатаем различных авиасалонов и воздушных гонок, входивших в Западной Европе в моду. Его интерес к авиации выглядел естественным, ведь он сам был пилотом, членом одного из аэроклубов. В Советском Союзе Маневич прошел стажировку в 44-м авиаотряде и был аттестован как «летчик-наблюдатель» с опытом ночных полетов.

Через некоторое время «Этьен» перебрался в Италию, открыв в Милане патентное бюро «Эврика». Здесь он создал обширную агентурную сеть, основу которой составили высококлассные специалисты, источники «горячей» информации по военной технике.

Особый интерес разведчик проявлял к пилотированию по приборам, к оборудованию для полетов в тумане и в ночное время, а также к новинкам военного судостроения. В частности, его агенты добыли чертежи опытных образцов самолетов, чертежи и описания авиамоторов, подводных лодок, стрелкового оружия… Ценные сведения военно-технического характера потекли в Москву непрерывным потоком.

Но все чаще давало о себе знать нарастающее нервное напряжение. Не все риски оказывались оправданными. Некоторые из тех, кого он пытался завербовать, уклонялись от сотрудничества.

Находясь уже на грани нервного истощения, он обратился к руководству с просьбой прислать ему замену. «Нельзя так долго держать парня над жаровней», – писал он в одной из шифровок. Москва обещала подготовить достойного преемника и даже сообщила, что им будет болгарский коммунист.

К нему вернулось былое спокойствие духа. В мыслях «Этьен» уже видел себя на родине, в кругу горячо любимой семьи, с которой не виделся более трех лет. Но месяц проходил за месяцем, а сменщик все не приезжал. Москва, сетуя на сложности с подбором кандидата, советовала крепиться и мобилизовать все свое терпение. Между тем, итальянская контрразведка не дремала. Был арестован один из членов группы «Этьена», который под давлением назвал имя своего резидента.

А затем настал черед самого «Этьена». Его взяли с поличным в одном из кафе, спровоцировав передачу ему пакета с чертежами. На допросах наш разведчик вел себя с исключительной выдержкой и мужеством. Он занял твердую позицию, решительно отрицая свою причастность к шпионажу, а факт получения чертежей объяснял особыми интересами своего патентного бюро. Для итальянского трибунала он так и остался австрийским гражданином Конрадом Кертнером.

Приговор: 16 лет каторжной тюрьмы.

Поразительно, но, даже находясь в заключении, «Этьен» продолжал передавать Москве ценную информацию. Дело в том, что в той же тюрьме томилось немало антифашистов, которые поддерживали связь со своими родственниками и единомышленниками, остававшимися на воле. Многие из лиц этого круга работали на военных заводах и в конструкторских бюро. Одновременно контакт с узником установила наша военная разведка, оказывая ему юридическую поддержку и даже передавая деньги.

По этому каналу в обратном направлении текла собранная по крупицам информация. Руководители «Этьена» разработали несколько вариантов его освобождения, включая силовые акции. Зная об этом, Маневич жил с надеждой оказаться в обозримом будущем на родине.

Справедливости ради, нужно отметить, что, по другой версии, разведчик провел большую часть своего тюремного срока в одиночной камере и не имел никаких контактов с Центром. Как бы там ни было, но в ответ на все предложения стать двойным агентом и получить за это свободу, он лишь пожимал плечами, продолжая играть роль оступившегося австрийского патентоведа.

Беда подкралась с нежданной стороны: разведчик заболел туберкулезом. Болезнь прогрессировала столь заметно, что весной 1941 года узника перевели на юг страны, в знаменитую тюрьму, расположенную на крохотном островке Санто-Стефано в Тирренском море. На острове не было ничего, кроме здания тюрьмы с 99-ю камерами, в которых содержались под стражей порядка тысячи узников, в основном, политических.

Но вот и в самой Италии разгорелись судьбоносные события. 25 июля 1943 года Муссолини был арестован после визита к королю и заключен под стражу, фашистский режим рухнул. Новое правительство начало переговоры с американцами и англичанами о перемирии, а 8 сентября заявило о капитуляции Италии. В ответ взбешенный Гитлер приказал оккупировать северную часть страны. В итоге политические узники Санто-Стефано оказались в руках гестапо. Судьба нашего разведчика повисла на волоске. Ведь его должны были доставить в Австрию, в ту общину, из которой он происходил, согласно своим документам, а это означало неизбежность разоблачения.

Но «Этьену» удалось, воспользовавшись неразберихой, выдать себя за другого человека – Якова Никитича Старостина, старого боевого товарища по Самаре, якобы попавшего в плен на Западном фронте. Под этим именем он и кочевал по нацистским концлагерям: Маутхаузен, Мельк, Эбензее... В начале мая 1945-го лагерь Эбензее освободили американцы. Политических узников поселили в скромной гостинице. Перспектива возвращения к своим, долгожданной встречи с семьей была реальна, как никогда, но… 9 мая (по другим данным, двумя днями позже) разведчик умер в своем номере от туберкулеза. Перед смертью он открылся своему лагерному товарищу, назвав свой оперативный псевдоним и московский адрес, по которому просил сообщить о своей судьбе.

Похоронили его как советского полковника Якова Никитича Старостина. Почти два десятилетия прах разведчика покоился под плитой с этим именем. 20 февраля 1965 года, в год 20-летия Победы, в газете «Правда» был опубликован указ о присвоении полковнику Льву Ефимовичу Маневичу звания Героя Советского Союза (посмертно). А это означало, что его имя рассекречено.

Страна впервые узнала еще об одном герое невидимого фронта. Тогда же, в 65-м, останки разведчика были торжественно перезахоронены в Линце, на мемориальном кладбище, где покоятся павшие советские воины. На гранитном памятнике со звездой запечатлено его подлинное имя.

Позднее начали появляться документальные и художественные произведения о разведчике, был снят кинофильм «Земля, до востребования» по одноименному роману Евгения Воробьева, где роль «Этьена» сыграл популярный актер Олег Стриженов.

После известия об аресте «Этьена» руководители военной разведки позаботились о трудоустройстве и учебе членов его семьи. Надежда Дмитриевна после возвращения из Вены была зачислена в кадры Красной Армии. С середины 1930-х находилась в распоряжении военной разведки. К этому времени она в совершенстве овладела немецким языком. В период Великой Отечественной войны служила в Разведупре Генштаба. В отставку вышла в звании подполковника.

Дочь Маневича Татьяна Львовна до конца войны прослужила военным переводчиком в Управлении войсковой разведки ГРУ (эта спецслужба не раз меняла свое название). Через ее руки прошли тысячи подлинных немецких документов, многие с грифом «совершенно секретно». На исходе 1943 года Татьяне и двум ее коллегам поручили задание особой важности: срочно перевести весьма объемный документ под названием «Fall Barbarossa», добытый нашей разведкой.

Им дали понять, что перевод делается специально для Сталина. Речь в документе шла о скором нападении на Советский Союз, о целях и перспективах грядущей большой войны на Востоке. Слово «Fall» в данном конкретном случае не поддавалось буквальному переводу. И тогда Татьяна предложила взять название по смыслу – «план». Так, с ее легкой руки, название документа – «План Барбаросса» – утвердилось в советских учебниках, энциклопедиях и справочниках.

Татьяна Львовна переводила также надписи на трофейных гитлеровских знаменах, которые наши солдаты должны были повергнуть на брусчатку Красной площади во время исторического Парада Победы 24 июня 1945 года.

Позднее, в 1945–1946 годах, работала переводчицей оперативных отделов лагерей военнопленных под Ригой и Калининградом. Затем преподавала английский язык в Военной академии Генштаба и в Высшей школе КГБ имени Дзержинского.

Позднее, выйдя в отставку в звании подполковника, Татьяна Львовна Попова-Маневич подготовила воспоминания о своем горячо чтимом отце. Она снова повторила, что те несколько дней, которые она провела с отцом в Вене, остаются самыми счастливыми в ее жизни.