Весной 1943 года Гитлер утвердил директиву № 6, в которой конкретизировались задачи германских вооруженных сил в наступательной операции «Цитадель», нацеленной на окружение и уничтожение советских войск в районе Курска. Немецкое верховное командование придавало этой операции, к которой предполагалось привлечь лучшие войска вермахта и наиболее опытных генералов, исключительное значение, рассчитывая в случае успеха развить наступление в юго-восточном направлении. Подготовка к летней кампании велась в обстановке строжайшей секретности.

Гитлер приказал пресечь возможную утечку информации, усилить борьбу против «большевистских шпионов» по всем направлениям. Результатом стал разгром ряда резидентур советской военной разведки в Западной и Центральной Европе. Еще в марте 1943-го немецкая служба радиоперехвата зафиксировала работу нелегальной радиостанции, которая выходила в эфир с территории Швеции – страны, заявившей о своем нейтралитете в мировой войне.

Не было, однако, полной ясности, на кого работает этот передатчик – на русских или на англичан, какого рода информация утекает через него, из каких источников ее черпают. Но, по мнению абвера, опасная радиоточка в любом случае подлежала ликвидации.

Действовать свободно на территории нейтральной страны германские контрразведчики не могли, но у Берлина имелось немало рычагов давления на Стокгольм.

Достаточно сказать, что начальник шведской контрразведки Вальтер Лундквист давно уже был завербован абвером и работал в тесном контакте с резидентом германской военной разведки в Швеции майором Гансом Вагнером.

Так или иначе, за дело вскоре взялась шведская криминальная полиция, подкрепленная подразделением службы пеленгации.

Охота за таинственным радиопередатчиком велась в течение нескольких недель. Наконец был определен дом, из которого в эфир периодически улетали радиосигналы. В доме жила обыкновенная шведская семья. Мужа звали Туре Георг Эриксон, жену – «швею на дому» – Сигне Елида Эриксон. Ни в чем предосудительном ранее они не были замечены. Вот разве что Сигне состояла членом шведской компартии.

Сыщики следили за супругами почти все лето, рассчитывая выявить и разоблачить крупную сеть русских шпионов.

Однако все, что им удалось зафиксировать, сводилось к контактам Эриксонов с сотрудником советского торгового представительства Князевым.

Между тем сеансы радиосвязи из дома продолжались.

Не видя иной перспективы, полиция арестовала супругов 14 августа того же, 1943 года. Князев, как иностранный подданный, был взят под наблюдение и спустя какое-то время выслан из страны.

Местная пресса бурно, скорее, даже нервозно отреагировала на это событие. Вплоть до оглашения приговора тема русского шпионажа в нейтральной Швеции стала ведущей на страницах стокгольмских газет.

Главный резидент советской военной разведки в Швеции подполковник (позже полковник) Николай Иванович Никитушев («Акасто», «Орн») незамедлительно сообщил в Центр о провале радистки «Акмы». Потеря надежного канала связи с Москвой была для резидентуры столь же чувствительным ударом, сколь и неожиданным, ибо шведские спецслужбы прежде не отличались особым усердием в выявлении агентов, работавших против Германии и ее союзников. Собственно говоря, эта операция «по задержанию нелегальных радистов» стала первой в летописи шведской контрразведки с начала войны.

Да и «Акма» действовала профессионально, стараясь аккуратно соблюдать оптимальный режим радиосеансов.

Известно, что Сигне Эриксон в 1941 году по заданию Коминтерна прошла обучение на курсах радисток, после чего была завербована разведупром Красной армии.

Единственным ее куратором был Никитушев, прибывший в Стокгольм в начале января 1940 года как военный атташе при полномочном представительстве СССР в Швеции.

Муж Сигне – Туре Георг никакого отношения к разведке не имел, хотя, конечно, мог догадываться о тайной стороне жизни своей жены и даже оказывать ей посильную помощь при налаживании работы радиопередатчика.

Резидентура Никитушева была организована таким образом, что «Акма» не знала в лицо ни одного агента, кто собирал сведения, которые она передавала затем в Центр.

Неизвестно в точности, встречалась ли она хоть раз с самим Никитушевым. Все шифровки радистке приносил связной – сотрудник советского торгового представительства в Швеции Князев («Кольмар»), который, в свою очередь, получал их от одного из агентов резидента.

Кстати говоря, только за год «Акма» передала в Центр 74 донесения по Германии, 31 – по Норвегии, 21 – по Финляндии, шесть – по Италии и три – по Румынии. Между прочим, по одной из версий, Князев в разведке не состоял, а всего лишь «выполнял свой гражданский долг». Так что шведские спецслужбы лишь теряли время зря, пытаясь через слежку за Сигне Эриксон и ее окружением выйти на разветвленную шпионскую сеть. Все эти ниточки попросту замыкались одна на другой и при аресте радистки оборвались.

Крупным процессом здесь и не пахло.

Шведский суд приговорил Сигне Эриксон к двум с половиной годам тюремного заключения «за пользование нелегальной радиостанцией». Князев, как уже отмечалось, был выслан из страны.

Среди тех жителей Стокгольма, кто внимательно следил за публикациями по делу радистки, был некий скромный, уже немолодой сотрудник небольшой киностудии, где он переводил на шведский язык надписи из русских фильмов. Впрочем, с такой же легкостью он мог бы переводить немецкие, французские и английские титры, поскольку прекрасно владел этими языками.

Звали его Владимир Арсеньевич Сташевский.

Руководителям советской военной разведки он был известен также как «Адмирал». Агенты именно его группы собирали основной массив секретной информации, который через Никитушева и Князева попадал затем к «Акме».

За плечами у «Адмирала» была богатая биография.

Выходец из состоятельной дворянской семьи, сын генерал-лейтенанта русской армии, он с юных лет выбрал военно-морскую стезю. Окончил Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге, Минный офицерский класс, плавал на кораблях императорского флота, преподавал на офицерских курсах. В 1911 году окончил Николаевскую морскую академию и дополнительный курс там же, после чего был направлен в распоряжение иностранной (разведывательной) части морского Генерального штаба. С 17 февраля 1914 года – на должности морского агента (этим словом тогда называли атташе) в Швеции, Норвегии и Дании.

В период Первой мировой войны Сташевский добывал ценные сведения о германском военном флоте и заслуженно получил звание капитана первого ранга. Вместе со своим помощником Бескровным он сумел наладить регулярное получение и передачу разведывательной информации.

Даже после того, как новые власти в Петрограде сначала прекратили финансирование его службы, а затем упразднили и саму должность, Сташевский продолжал отсылать на родину по наработанным каналам конфиденциальные сведения, заботясь о защите интересов России. Так, в июне 1918-го он сообщил в Петроград о том, что Германия подталкивает Финляндию к военному захвату земель в Восточной Карелии.

В этот период Сташевский жил на личные сбережения, кроме того, давал частные уроки по русскому языку и высшей математике. В 1933 году в его судьбе произошли важные перемены. Бывший морской офицер обратился в посольство СССР в Швеции с ходатайством о предоставлении ему советского гражданства и разрешении вернуться на Родину.

Согласие было получено.

Но в те же дни со Сташевским имел обстоятельную беседу помощник военно-морского атташе при советском посольстве Артур Александрович Риттер, являвшийся сотрудником разведупра («Рудольф»). Риттер предложил собеседнику все же остаться в Швеции и организовать эффективную агентурную сеть по добыче секретов в интересах советской военной разведки.

В ту пору, после прихода Гитлера к власти, начальник разведупра Красной армии Ян Берзин старался создать в Германии и сопредельных с ней странах опорные резидентуры для будущей борьбы с фашизмом, чья агрессивная сущность не вызывала у многоопытного разведчика никаких сомнений.

Но затем Берзин попал в опалу. Репрессиям подверглись многие его соратники, в том числе Риттер, срочно отозванный в Москву. Связь со Сташевским возобновилась только после приезда в Стокгольм Никитушева.

Бывалый моряк дал согласие на сотрудничество, но поставил ряд условий. Одно из них заключалось в том, что агентов для своей группы он, «Адмирал», будет подбирать лично.

Среди русских эмигрантов, осевших в Швеции, был бывший прапорщик Адмиралтейства Виктор Николаевич Бук.

В период революционных потрясений он был уволен со службы в военно-морском флоте, после чего записался к белым. Затем угодил в плен и добровольно вступил в ряды Красной армии. Участвовал в советско-польской войне, раненым попал в плен к полякам. Бежал и, оказавшись в Риге, нанялся на торговое судно, перевозившее товары в Швецию и Финляндию.

В 1923 году остался в Швеции, поселился в Стокгольме, женился на шведке и со временем получил шведское гражданство.

К тому времени, о котором пойдет речь, его жизнь на новом месте вполне наладилась. Он работал вторым штурманом на одном из шведских торговых пароходов, который совершал рейсы в порты Германии. Неплохо зарабатывал, в семье подрастала дочь. Словом, по европейским меркам у Бука не было никаких причин для недовольства. Однако Сташевский, зная бывшего прапорщика как убежденного патриота, все же решил провести с ним откровенную беседу.

Поначалу Бук отказался от рискованного предложения.

Но спустя несколько месяцев, когда фашистская Германия напала на СССР, сам пришел к Сташевскому и согласился работать на Москву, причем без всякого материального вознаграждения. В Центре он получил псевдоним «Барбо».

«Барбо» действительно оказался ценным приобретением.

Он хорошо знал особенности всех немецких портов, прежде всего Киля, Бремена и Эмдена, судоходные качества германских и шведских торговых и пассажирских транспортных средств, их грузоподъемность. У него была возможность регулярно собирать информацию о перевозках из Швеции в Германию и обратно промышленных изделий, сырья и других грузов.

Будучи знакомым с капитанами многих других судов, он «втемную» получал от них данные о германских минных полях в Балтийском море, о движении немецких военных конвоев, о переброске германских войск и военной техники на Скандинавский полуостров. У «Барбо» был приятель-швед, работавший в офисе германского военного атташе в Стокгольме. Через этого человека Бук получал множество секретных сведений о тайных контактах между Германией и нейтральной Швецией.

Еще одним ценным агентом «Адмирала» был таинственный швед, носивший псевдоним «Тюре». Его подлинная фамилия засекречена до сих пор. Этот человек не только занимал видное положение в шведских политических кругах, но и был вхож в семью короля Густава V. По одной из версий, в годы далекой молодости «Тюре» оказал важную услугу будущему монарху, тогда юному офицеру, и Густав навсегда сохранил в сердце самоотверженный поступок своего подданного. Периодически «Тюре» передавал «Адмиралу» содержание писем, которые Густав направлял Гитлеру.

Однажды он сообщил, что король согласился предоставить Германии свободный транзит для перевозки войск, боевой техники и боеприпасов через территорию Швеции.

На первых порах в Центре отнеслись к этой информации с недоверием. Но когда факты подтвердились, что называется, на практике, то донесения, поступавшие со ссылкой на «Тюре», встречали с полной серьезностью.

Кроме сведений из королевского окружения, а также из высших политических кругов, «Тюре» добывал ценную информацию о Финляндии и Германии. Но в отличие от Бука, «Тюре» работал исключительно за денежное вознаграждение. Необходимые для расчета с ним финансовые средства «Адмирал» получал от Князева, который, в свою очередь, действовал по поручению Никитушева.

К «Тюре» мы еще вернемся, а пока приведем несколько фраз из той iхарактеристики, которую Никитушев дал «Адмиралу», отмечая его осторожность и склонность действовать только наверняка: «Его связи давно проверены и закреплены надежно. Подход к нему полиции чрезвычайно затруднен тем, что он доступа к секретным сведениям не имеет, а сам является руководителем небольшой нелегальной группы, работу с источниками организовал искусно, поэтому собрать на него компромат исключительно трудно». Группа «Адмирала» казалась неуловимой.

Добавим, что в нее входил по меньшей мере еще один агент, известный под псевдонимом «Август», но сведений о нем в открытой печати найти, к сожалению, не удалось.

При первой же возможности Никитушев сообщил «Адмиралу» об аресте его радистки, которую, как уже говорилось, тот никогда не видел и даже не знал ее имени.

Впрочем, если учесть, что шведская полиция вылавливала «нелегальных радистов» не каждый день, то «Адмирал» из газетных репортажей сам мог бы прийти к выводу о том, что арестованная госпожа Эриксон работала именно на его группу. Опытный нелегал, он хорошо понимал, что вспышка активности со стороны местных спецслужб диктовалась нажимом из Берлина. За судьбу своей группы он был спокоен. Пока. Причиной провала могло стать лишь предательство, а уж он-то позаботился, чтобы исключить этот фактор. Как бы там ни было, но разведывательную деятельность следовало продолжать.

Несмотря на потерю важной радиоточки, главный резидент имел другие каналы связи с Центром, включая дипломатическую почту. «Директор» (такая подпись ставилась под шифровками из Центра) продолжал слать новые указания и запросы. В них неизменно повторялись такие строки: «Продолжайте учитывать все воинские перевозки немцев через Швецию. Учитывайте также характер и количество шведских поставок стратегического сырья в Германию и Финляндию».

Следует отметить, что, помимо группы «Адмирала», сведения для резидентуры Никитушева добывали и другие его агенты – «Левангер», «Гунар», «Мауриц», «Эйнар», «Огюст»… Именно «Огюст», имевший хорошие связи среди шведских антифашистов», стал связником «Адмирала» после ареста «Акмы» и высылки Князева.

Никитушев и сам собирал немало ценных сведений, не прибегая при этом к методам вербовки. Дело в том, что в Стокгольме официально были аккредитованы военные представители государств, чьи правительства находились в эмиграции в Лондоне. Речь идет о Норвегии, Чехословакии, Югославии и ряде других оккупированных фашистами стран. Их военные атташе, являвшиеся, как правило, офицерами разведки, собирали по своим каналам, через собственную агентуру и патриотов-соотечественников, сведения о Германии, которые отсылали затем в Лондон, в свои штабы.

Первым делом Никитушев установил доверительные отношения с норвежским военным атташе Бёрдом и военно-морским атташе Хариксеном. Эти два офицера делились с нашим резидентом информацией о дислокации германских частей на территории Норвегии, о прибытии в Норвегию пополнений, а также о переброске немецких войск из Норвегии в Данию и Финляндию.

Эти сведения помогали нашим аналитикам в Центре отслеживать дальнейшие перемещения указанных частей вермахта на Восточный фронт и сыграли немаловажную роль при планировании нашим Генштабом операции «Багратион». Такие же полезные связи сложились у Никитушева с военным атташе Чехословакии Чеславкой.

В 1944 году, после выхода из войны Финляндии, Никитушев установил контакты с финским военным атташе полковником Стивеном. Тот передал нашему резиденту полные сведения о составе немецких войск в Финляндии, а также о сроках и маршрутах вывода частей вермахта с финской территории. До самого окончания Второй мировой войны Центр получал от главного шведского резидента информацию, которая нередко использовалась в стратегических планах Генштаба.

17 сентября 1944 года в квартире Сташевского раздался странный телефонный звонок. Звонивший назвался Борисом Михайловичем Четверухиным, бывшим офицером императорского военно-морского флота. Далее он сообщил, что имеет свою торговую фирму в Хельсинки, но ввиду тревожной обстановки вокруг Финляндии хотел бы перевести дело в Стокгольм. Будучи наслышанным о широких связях господина Сташевского, он хотел бы посоветоваться с ним по ряду практических вопросов.

Как можно было отказать собрату по былой морской службе?!

Встретились в одном из стокгольмских ресторанов.

После двух-трех рюмок водки Четверухин неожиданно резко переменил тему разговора. Он признался, что давно уже работает на английскую разведку, намекнул, что оказывает услуги и некоторым другим разведкам, включая германскую.

Затем его словно бы прорвало. Четверухин заговорил о том, что после войны они вместе могли бы неплохо зарабатывать, поскольку информация обо всем, что связано с Россией, возрастет в цене. Весьма вероятно, что особый интерес к «этому товару» проявит богатый покупатель из-за океана. Ждать осталось совсем недолго.

У Сташевского сложилось впечатление, что собеседник говорит не от своего имени. В резкой форме он отклонил предложение и попросил более не беспокоить его.

При очередной встрече с резидентом «Адмирал» без утайки поведал ему о нежданном визитере. Никитушев одобрил линию поведения Сташевского. А еще через три месяца, 14 декабря 1944-го, «Адмирал» был арестован шведской полицией. Одновременно задержали «Барбо» и «Тюре». Газеты писали, что Сташевский – русский, точнее, «царско-русский» шпион и что его агенты собирали секретные сведения о Швеции.

Но вот что показательно. Истинное имя «Тюре» так и осталось тайной для публики. Криминальная полиция мотивировала свой отказ раскрыть имя этого шведского гражданина тем обстоятельством, что этот факт может негативно отразиться на состоянии здоровья его родных. Кроме того, сообщалось о его психической неустойчивости и даже о возможном освобождении из-под стражи до начала судебного разбирательства…

Каким же образом сверхосторожный «Адмирал» вдруг оказался под колпаком?

Уже позднее выяснилось, что вскоре после его встречи с Четверухиным в криминальную полицию Стокгольма поступило анонимное письмо, в котором Сташевский обвинялся в шпионаже против Швеции. Полиция в течение двух месяцев вела за ним скрытую слежку, в результате чего в поле ее зрения оказались также «Барбо» и «Тюре».

По одной из версий, поддерживаемой рядом экспертов, «Адмирала» «сдала» английская разведка. Подослав к нему своего агента Четверухина, англичане рассчитывали заполучить в свои сети двойного шпиона, который снабжал бы их информацией о действиях советской военной разведки в Скандинавии. Но «Адмирал» отказался от предписанной ему роли и был за это наказан…

Уже 20 декабря в городском суде Стокгольма начался «разбор дела шпионской группы Сташевского». При этом шведская полиция бережно, что называется, «увела в тень» «Тюре», оберегая честь своего короля от излишних пересудов.

В репортажах Сташевский характеризовался как «очень маленький, сухой старичок с гитлеровскими усиками, но не без подтянутости. Когда судья предложил ему стул, он ответил, что ему и так хорошо, и продолжал стоять»…

На суде «Адмирал» держался твердо, не отступая от той позиции, что сбор сведений о фашистской Германии, как и о поставках шведской промышленной продукции в порты Третьего рейха, не является преступлением против Швеции. Своей вины он не признал, принадлежности к советской военной разведке не разгласил.

Суд приговорил Сташевского к двум годам и 10 месяцам тюремного заключения. Наказание он отбывал в тюрьме города Фалуна, в 200 километрах к северо-западу от Стокгольма, где давал некоторым узникам уроки русского языка.

Его освободили вскоре после окончания Второй мировой войны. Выйдя на волю, Сташевский жил в Стокгольме, где и скончался 30 октября 1950 года, на 72-м году жизни.