В учебниках физики, в той главе, где идет речь о явлении механического резонанса, приводится пример, как под строем марширующих солдат рухнул прочный мост. Следует пояснение, что в те времена военные еще не знали, что четкий, ритмичный шаг множества людей вызывает колебания, которые могут совпасть по своей частоте с собственными колебаниями моста и привести к катастрофе. Но позднее, мол, во всех армиях мира установился порядок — офицеры, ведущие колонну, на подходе к любому мосту отдают подчиненным команду шагать «не в ногу», вразнобой.

Случай, попавший в учебники, произошел в Петербурге около полудня 2 февраля 1905 года (по старому стилю). Действительно, при движении колонны военнослужащих на глазах десятков изумленных очевидцев обрушился цепной Египетский мост, соединявший берега Фонтанки близ Суворовских бань (на этом месте сейчас находится гостиница «Азимут»).

Однако конкретные обстоятельства этого происшествия по-прежнему ставят много вопросов.

Начать с того, что по мосту двигались не марширующие солдаты, а кавалеристы лейб-гвардии Конно-гренадерского полка, выполняя полученный накануне приказ покинуть столичные казармы и направиться в Петергоф, к месту своего постоянного квартирования. В момент обрушения два первых взвода уже вышли на противоположный берег Фонтанки, а взвод, двигавшийся в арьергарде, еще не полностью вступил на мост.

На мосту фактически находилось порядка пятидесяти всадников. Навстречу им катили несколько легковых экипажей и две-три груженые телеги. Сомнительно, чтобы эта немногочисленная группа всадников и извозчиков, двигавшихся в разных направлениях, могла бы стать источником гармонических колебаний, приведших к катастрофе.

Что касается самого моста, то это было весьма основательное сооружение, ведущее к Балтийскому вокзалу. Движение здесь не прекращалось ни днем ни ночью, через мост то и дело тянулись вереницы телег, груженных камнем и железом, а также экипажи, всадники и пешеходы. Городская управа следила за исправностью моста, последний раз его капитально ремонтировали менее чем за три с половиной года до обрушения.

Все участники и свидетели этого ЧП (многие десятки горожан) говорили позднее примерно одно и то же. Вдруг раздался громкий треск, по сооружению зазмеились ветвистые трещины, и в какое-то мгновение мост развалился на куски по всей своей длине, будто разорванный изнутри какой-то чудовищной силой, рухнув вниз вместе со всеми, кто на нем находился. Под тяжестью каменных обломков провалился лед. Люди и лошади очутились в студеной воде, среди ледяного крошева и тонущих телег. От моста же остались лишь береговые башенные устои со свисающими обрывками массивных чугунных цепей да загадочные сфинксы — творение известного скульптора Павла Соколова.

Но ведь если бы катастрофу вызвало явление механического резонанса, то непосредственно перед моментом обрушения должны были возникнуть сильнейшие вибрации, которые, в свою очередь, не могли бы не встревожить людей и лошадей, находившихся на мосту. Однако и гренадеры, и животные до последнего момента вели себя спокойно. Все произошло стремительно. Лошади испуганно заржали, лишь оказавшись в ледяной воде.

Катастрофа произошла в людном месте, и на помощь попавшим в беду первыми бросились случайные прохожие. Вскоре к ним присоединились служащие расположенного на набережной окружного инженерного управления, а еще через пять минут прибыли пожарные.

Спасательная операция продолжалась менее часа. Никто из 55 невольных пленников ледяной купели серьезно не пострадал. Вытащенных из воды людей окрестные жители уводили к себе домой, переодевали в сухую одежду, отпаивали горячим чаем. Были спасены и почти все лошади, кроме одной, которая все-таки захлебнулась, да еще двух пришлось пристрелить, так как при падении они сломали ноги.

Ученые объясняли происшедшее явлением резонанса. Позднее именно эта версия и вошла во все учебники физики. Правда, авторы немного слукавили. Понимая, что небольшая группа всадников плохо вписывается в теорию резонанса, сочинили полк марширующих солдат.

Но что же действительно могло произойти в тот день над замерзшей Фонтанкой?

За полтора года до этой катастрофы Петербург был потрясен другим загадочным событием. Вскоре после полудня 12 июня 1903 года в своей домашней лаборатории, в доме по улице Жуковского, 37, в квартире на пятом этаже, был найден мертвым известный ученый доктор Михаил Михаилович Филиппов, публично объявивший накануне о создании им оружия страшной разрушительной силы.

Вечером он предупредил домашних, что будет работать допоздна, и попросил разбудить его ровно в полдень.

Однако в назначенный час на стук профессор не отозвался. Поскольку дверь в кабинет была заперта изнутри, замок пришлось взломать. Бездыханный Филиппов покоился в глубоком кресле (по другой версии — лежал на полу в луже крови). Мертв он был уже несколько часов. Окно кабинета, выходившее на улицу, было распахнуто настежь. На рабочем столе громоздилась некая установка, подключенная к электрической схеме. Рядом лежала записка технического содержания.

Домочадцы профессора еще не успели прийти в себя от жуткой картины, как в квартиру нагрянула полиция, тут же приступившая к скрупулезному обыску. Сыщики даже сдирали обои и прощупывали обшивку мягкой мебели. Все бумаги, на которых рукой профессора была записана хотя бы одна фраза, они откладывали в сторону, дав понять, что намерены забрать их с собой.

В ходе обыска произошел инцидент, породивший позднее волну самых фантастических слухов. Один из сыщиков, намереваясь разобрать электрическую схему, передвинул какой-то прибор на лабораторном столе.

Буквально через секунду в районе Большой Охты раздался тугой звук, похожий на раскат грома. Но в небе не было ни облачка. Кто-то из полицейских предположил, что взлетел на воздух пороховой погреб на Пороховых. Однако вскоре разнеслась весть, что взорвался каменный флигель на Большеохтинском проспекте.

Очевидцы рассказывали, что ни с того ни с сего послышался страшный треск, по стене флигеля пробежали трещины, затем все стало рушиться и из-под развалин вырвались громадные языки пламени. Жертвами трагедии стали два человека.

Столь странное совпадение, ставшее достоянием гласности, заставило по-новому осмыслить заявление, сделанное профессором накануне его загадочной гибели.

Речь идет о письме, которое Филиппов отправил в редакцию газеты «Санкт-Петербургские ведомости» 11 июня. В нем он, в частности, писал:

«Как это ни удивительно, но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну.

Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна и на расстояние тысяч километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Способ изумительно прост и дешев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук».

(Примерно такой же прекраснодушной логикой руководствовались десятилетия спустя отцы-создатели атомной бомбы.)

Появились слухи, будто Филиппов изобрел аппарат, испускающий «дьявольские» лучи, и уже тайно испытал его на пустынном берегу Финского залива в районе города Териоки (нынешний Зеленогорск). Именно этот аппарат был якобы установлен на лабораторном столе и в ту роковую ночь. Кто-то вычислил, что прямая линия от окна профессорской лаборатории до взорвавшегося на Охте дома не встречает на своем пути препятствий. То есть «дьявольские» лучи мог по чистой случайности выпустить на волю полицейский агент, неосторожно коснувшись аппарата, секрет обращения с которым был ведом лишь Филиппову.

Полиция хранила молчание. Однако позднее просочились сведения, что все рукописи и заметки ученого, а также научные приборы, взятые из его кабинета, были уничтожены. Но перед этим с ними якобы ознакомились эксперты, давшие заключение, что Филиппов действительно открыл секрет взрывов на расстоянии.

По другим источникам, в руки полиции попало не все.

Накануне трагедии один из сотрудников «Научного обозрения», публицист Финн-Енотаевский, унес рукопись ученого к себе домой будто бы по просьбе самого Филиппова, поручившего тому снять копию. Но уже на следующий день, узнав о загадочной смерти профессора, сотрудник сжег полученные записи. Почему?! Опасался, мол, обыска. Эта ниточка тоже обрывается…

Но все исследователи так или иначе сходятся в том, что творческое наследие ученого исчезло бесследно.

Профессор Филиппов был, безусловно, яркой личностью. Философ, экономист, математик, химик-экспериментатор, а еще — переводчик и литератор, чьим романом «Осажденный Севастополь» в один голос восхищались Лев Толстой и Максим Горький…

В 1894 году Филиппов основал первый в России научно-философский и литературный журнал «Научное обозрение» и сам же стал его издателем и редактором. Об уровне издания говорит тот факт, что печататься в журнале считали честью самые именитые ученые того времени: химики Менделеев и Бекетов, психиатр и психолог Бехтерев, астроном Глазенап… Именно Филиппов первым открыл миру скромного учителя из Калуги Циолковского. В частности, в последнем, майском, номере журнала была опубликована знаменитая статья основоположника космонавтики «Исследование мировых пространств реактивными приборами».

При этом доктор Филиппов отнюдь не был только кабинетным ученым. Он не скрывал, что является убежденным противником самодержавия, верил в торжество марксизма, привечал революционно настроенных студентов, да и сам находился под полицейским надзором еще со времени убийства императора Александра III.

И все же главным делом всей жизни для Филиппова должно было стать его последнее изобретение, тайна которого не разгадана до сих пор.

Существует немало предположений о том, что же лежало в основе аппарата доктора Филиппова.

По мнению одних исследователей, петербургский профессор изобрел лучевое оружие, в котором высокая концентрация энергии достигалась при помощи взрыва. Луч посылался в нужном направлении через систему особых зеркал — сосудов с посеребренным вогнутым дном. Что это, если не гиперболоид?

С точки зрения других специалистов, открытие ученого базировалось на явлении параметрического резонанса.

Поджигая щепотку пороха перед небольшой излучающей антенной, настроенной особым образом, ученый добивался того, что электромагнитное излучение антенны, излучение нужной «формы», переносило «программу» взрыва за многие километры от лаборатории. Стоило направить это «промодулированное» излучение, к примеру, на арсенал, как вся масса пороха срезонировала бы.

Иной подбор электромагнитных «всплесков» антенны позволял воздействовать на негорючие вещества, например каменные или кирпичные стены. За счет наведения мириадов крохотных разрядов в толще материала происходило бурное выделение озона, и монолит на глазах раскалывался на части (флигель на Охте). При таком раскладе аппарат Филиппова правильнее назвать «резонансной пушкой».

Известно также, что в последний период жизни Филиппов начал экспериментировать с водой и соляными растворами. Надо ли напоминать, что человеческий организм на 90 процентов состоит из воды и растворов солей? Иными словами, объектом воздействия аппарата становилась и «живая сила»…

Резонансная пушка профессора Филиппова действительно была страшным оружием, от воздействия которого не существовало никакой защиты.

А ведь это был всего лишь опытный образец…

Известный французский популяризатор науки, знаток секретов промышленного шпионажа Жан Бержье считает, что Филиппов был убит агентами охранки по прямому указанию Николая Второго. Император резонно опасался, что страшное в своей доступности изобретение может оказаться в руках революционеров или террористов. Опасался Николай и того, что записи профессора могут «утечь» из ненадежных государственных архивов, и оттого распорядился уничтожить все, имеющее отношение к этому изобретению, опередившему время.

«Император Николай Второй, которого все дружно осудили, должен быть причислен к спасителям человечества… — пишет Бержье, затем заключает: — Изобретение Филиппова, воспользуются ли им военные или революционеры, относится, на мой взгляд, к числу тех, которые могут привести к полному истреблению цивилизации».

Но бытовала и такая точка зрения: Филиппова ликвидировали агенты японской разведки. Что ж, и это предположение не лишено оснований.

В тот период японский генштаб активно готовился к военному столкновению с Россией на Дальнем Востоке. Японские обиды начались в 1894 году, когда Российская империя бесцеремонно вмешалась в ход японо-китайской войны, одним росчерком пера лишив японскую сторону всех плодов ее победы. Эта обида превратилась в откровенную ярость, когда Россия начала утверждаться на Корейском полуострове, который японцы считали зоной своего влияния. Маньчжурия также находилась под контролем русского царя. Русские купцы свободно ввозили товары в Китай, не платя таможенных пошлин и пользуясь прочими льготами. При этом русские чиновники относились к Японии свысока. Царь подписывал договоры с микадо, но выполнять их не торопился. Национальная гордость Японии, покончившей с политикой самоизоляции и стремительно наращивающей экономическую мощь, была уязвлена. Страна готовилась решить эту проблему силой оружия.

В 1900 году в Петербург прибыл новый военный агент (в ту пору так называли военных атташе) японского посольства полковник Мотодзиро Акаси. Это был профессиональный разведчик, умевший подбирать ключики к нужным людям и располагавший для этого значительными средствами из секретных фондов.

В Петербурге и Москве Акаси нашел благодатнейшую почву для плетения закулисной паутины. Оказалось, что здесь обитает множество противников самодержавия, готовых сотрудничать хоть с чертом, лишь бы ущемить ненавистную царскую власть. Акаси легко вошел в контакт с представителями социал-демократов, эсеров, польских, финских, прибалтийских и кавказских националистов, революционно настроенной молодежи…

Есть сведения, что агентами Акаси были Гапон и Азеф. Кроме того, Акаси лично и через своих доверенных лиц сумел завербовать ряд крупных царских чиновников, гвардейских офицеров, служащих военных заводов и портов. Этот энергичный господин был очень хорошо информирован о российских делах.

Знал он, несомненно, и об открытии Филиппова. Это изобретение, способное усилить военную мощь России, наверняка вызывало головную боль у японских генштабистов, знавших о нем из разведдонесений Акаси. И тогда в Петербург полетела шифровка…

Но существует еще одна, пожалуй, самая логичная версия происшедшего.

В 1902 году эсеры Евно Азеф и Григорий Гершуни создали боевую организацию своей партии. К этому времени Азеф давно уже являлся секретным агентом департамента полиции, получая за свою работу весьма приличное вознаграждение — до 1000 рублей в месяц. При этом в галерее предателей и иуд Азеф занимал совершенно особую нишу. Полиция, понимая, что столь важный агент должен иметь особый статус в кругу своих товарищей, предоставила ему своего рода лицензию на отстрел ряда царских чиновников. Но были и другие причины столь противоестественных отношений. В обстановке всеобщей паники и страха ключевым полицейским сановникам было проще рядиться в тогу спасителей Отечества, «снимая урожай» чинов и наград. Кроме того, руками революционеров можно было убирать неугодных лиц из высшего эшелона власти, а также конкурентов.

«Свободой рук» Азеф воспользовался в полной степени. Игра зашла так далеко, что порой не полиция направляла действия Азефа, но Азеф вертел полицией по своему усмотрению. Роль авантюриста возросла еще более после того, как он сдал охранке Гершуни и единолично возглавил боевую организацию.

Слабым местом боевиков оставалось отсутствие безотказного оружия. И в самом деле, пистолеты часто давали осечку, да и промахи были не редкостью. Винтовки не годились: идти на дело с винтовкой — означало заранее привлекать к себе внимание сыщиков. Самодельные бомбы и вовсе вели себя непредсказуемо: то взрывались в руках, то, напротив, не срабатывали в нужный момент.

И вдруг через своих осведомителей Азеф узнает об изобретении доктора Филиппова — простом и эффективном, которое раз и навсегда обеспечило бы боевиков надежным средством нападения. (Впрочем, нельзя исключить, что эту информацию ему подбросили в полиции с дальним прицелом, надеясь устранить Филиппова руками эсеров.)

Дело на первый взгляд облегчалось тем, что сам профессор исповедовал революционные взгляды и, судя по всему, готов был добровольно пойти на сотрудничество. Однако же изощренный Азеф на всякий случай внедрил в ближайшее окружение профессора лично преданного ему, Азефу, боевика из недавних студентов.

«Студент» получил задание стать понятливым помощником профессора, его молчаливой тенью и по возможности проникнуть в секрет изобретения. А также (Азеф допускал любой вариант) разузнать все ходы-выходы в доме профессора. (Не мог же Филиппов ставить свои эксперименты на Финском заливе в одиночку? Ему обязательно требовались ученики и помощники! И несомненно, он отбирал таковых из числа революционно настроенной молодежи, которой искренне симпатизировал.)

Через «студента» Азеф убедился окончательно: дело стоящее!

И вот между Азефом и Филипповым состоялся откровенный разговор. Азеф предложил профессору внести практический вклад в борьбу с ненавистным самодержавием, изготовив несколько аппаратов для нужд боевой организации.

Но Азеф просчитался. Несмотря на свой революционный пыл, Филиппов был убежденным противником террора. Притом он ведь видел себя спасителем человечества от войн, свято веря, что когда о его изобретении узнают все, то победа добра над злом свершится сама собой, мирно, без единой капли крови.

Предложение террориста-провокатора было отвергнуто самым решительным образом!

Более того, профессор дал понять, что в ближайшее время через печать сделает важное заявление о своем открытии.

Нет, понял Азеф, с этим мечтателем договориться невозможно. А зачем, собственно, договариваться? Экспериментальный образец уже существует и испытан, а довести его до ума сумеет и «студент». Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти…

Нет, изобретение профессора не пропало.

Полиции достались лишь второстепенные и дублирующие записи. Недаром же они срывали обои, подозревая, что чего-то не хватает.

Откуда им было знать, что все самое ценное из архива профессора оказалось в распоряжении Азефа? Впрочем, нельзя исключить, что полицейское начальство догадывалось об этом и требовало у Азефа вернуть бумаги.

Но тот лишь разводил руками. У этого прожженного авантюриста уже сложился свой план. Владея аппаратом доктора Филиппова, он мог завертеть в России такие дела, что его былые связи с полицией превратились бы в фикцию.

Да что там в России — в Европе!

Но для этого вначале требовалось восстановить изобретение. Ведь экспериментальный образец остался в квартире на Жуковского.

И вот за глухим забором одной из уединенных дач закипела работа, которую в глубокой тайне как от охранки, так и от руководства партии эсеров вели люди, лично преданные Азефу.

Главарь периодически приезжал, интересовался, как идут дела.

Дела шли, но не так быстро, как хотелось бы. И все же через год с небольшим аппарат был готов и испытан. Испытания прошли успешно. Огромные замшелые валуны, окружавшие лесное болото, раскалывались на части в долю секунды.

В конце 1904 года резонансная пушка-2 была окончательно поставлена «на колеса».

Свершилось то, чего так опасался Николай Второй: страшное оружие доктора Филиппова оказалось — хотя бы и после смерти его создателя — в руках главаря боевиков, для которого не существовало никаких моральных принципов.

Можно было пускать чудо-аппарат в ход. Но для этого требовалось дождаться подходящего случая.

Подходящий случай представился очень скоро.

9 января 1905 года тысячи верноподданных рабочих с хоругвями, с портретами монарха и святыми иконами направились к Зимнему дворцу, чтобы передать царю петицию, поведать о своих бедствиях и просить самодержца о защите от притеснений. Среди простых людей ходили слухи, что царь сам желает встречи со своим народом и готовится к ней. По логике событий, манифестация должна была стать воплощением заветной идеи «народ и царь».

Но буквально накануне шествия происходят странные события.

За три дня до намеченной манифестации, в Крещение, на Дворцовой площади воздвигли иордань — место для освещения воды митрополитом. На церемонии присутствовал и Николай. После освещения, как и предусматривалось протоколом торжества, с другой стороны Невы выстрелила пушка Петропавловской крепости, находившаяся как раз напротив иордани. Каким-то загадочным образом в пушке оказался не холостой, а боевой снаряд. Император подвергся смертельной опасности, но для него лично все обошлось. Однако пострадал полицейский, фамилия которого была… Романов!

Склонный к вере в мистические предзнаменования, император не на шутку перепугался. А уж тут нашлись придворные, нашептавшие, что революционеры собираются воспользоваться манифестацией для захвата Зимнего дворца.

И вот накануне «согласованного» шествия Николай уезжает в Царское Село, а в казармах начинают раздавать патроны.

Итоги Кровавого воскресенья известны: более тысячи убитых, две тысячи раненых. А еще — крушение идеи «народ и царь». А еще — непрогнозируемый всплеск ненависти к людям в погонах: ведь в толпу стреляли царские солдаты, в том числе гвардейцы; царские кавалеристы рубили шашками демонстрантов в Александровском саду, а упавших топтали лошадьми…

Ненависть к «золотопогонникам», проигравшим японскую войну и согласившимся стать карателями в собственной стране, вспыхнула с такой силой, что даже на Невском гвардейских офицеров вытаскивали из экипажей и избивали на месте. Причем это делали не рабочие, а вполне прилично одетые господа.

О таком «подарке» со стороны властей террористы не смели и мечтать.

Азеф торжествовал: наступил его час! Оставалось выбрать момент, чтобы нанести смертельный для империи удар.

Трепов, тот самый, что позднее прикажет в похожем случае: «Патронов не жалеть!», был назначен новым генерал-губернатором Петербурга 11 января. Железной рукой к концу месяца он подавил смуту. Войска, вызванные в столицу из других гарнизонов и принимавшие участие в усмирении бунта, стали возвращаться к местам своего расквартирования. Император вернулся в Зимний дворец.

Вот тут-то и наступил долгожданный момент для громкой акции, которая должна была потрясти Россию и раздуть из «революционных» углей неслыханный пожар.

Боевая организация эсеров располагала достаточным числом осведомителей среди нижних армейских чинов и потому заранее знала о намечавшихся передвижениях войск. Из потока этой информации Азеф выбрал сообщение о том, что 2 февраля вскоре после полудня конные гренадеры, принимавшие участие в усмирении восстания, должны проследовать к месту своего расквартирования — в Петергоф. Путь эскадрона лежал через Египетский мост.

В районе Египетского моста Фонтанка делает крутой изгиб, в результате чего на мост смотрят окна многих домов, расположенных вдоль набережных с обеих сторон реки. Снять здесь подходящую квартиру, окна которой выходили бы на мост, не составляло особого труда. А может быть, такая квартира в распоряжении Азефа уже имелась и только по этой причине он выбрал именно Египетский мост.

Как бы там ни было, но уже с утра 2 февраля в квартире была смонтирована резонансная пушка-гиперболоид, в тайну которой было посвящено всего несколько человек, лично преданных Азефу.

В нужный момент невидимый и беззвучный залп пушки должен был разрушить мост. Никто из посвященных не сомневался, что при этом среди конных гренадеров будут многочисленные жертвы. А раз так, то к месту катастрофы непременно должен явиться и он — символ тирании и угнетения, самодержец всероссийский, император Николай со свитой. После подавления бунта в Санкт-Петербурге император всячески пытался ублажить и задобрить военных, выразить им свое монаршее расположение, и потому его прибытие к месту такой катастрофы было предрешено.

Вот тогда и последовал бы второй залп гиперболоида, настроенного на другую частоту, и — Россия осталась бы без императора. И немало людей по всей империи говорили бы, что Николая и его кавалеристов покарал Бог.

Перефразируя более позднее высказывание Столыпина, Азеф мог бы воскликнуть: «Вам нужна великая Россия, а нам нужны великие потрясения!»

Авантюрист уже подготовился к тому, чтобы пожинать плоды этих великих потрясений.

Пушка сработала отлично, мост буквально разлетелся на куски.

Но произошло непредвиденное.

Вопреки ожиданию жертв не было! Ни одного человека! Не было даже тяжелораненых!

Через несколько часов к месту происшествия прибыл новый генерал-губернатор Трепов. Но похоже, появления императора ждать не приходилось. Гибель же Трепова — главного карателя восстания хотя и вызвала бы много толков, но вряд ли привела бы к великим потрясениям.

Вдобавок Азефа ожидал еще один малоприятный сюрприз.

Он недооценил охранку, считая, что может вертеть ею как вздумается.

Агенты охранного отделения давно уже шли по следу его особой группы. Они видели, что в одной из квартир с окнами на Фонтанку затевается что-то подозрительное, но никак не связывали это с изобретением профессора Филиппова. И лишь когда на их глазах рухнул Египетский мост с людьми, они бросились на штурм «нехорошей квартиры». Надо полагать, в яростной схватке были убиты все боевики, включая «студента», восстановившего изобретение своего учителя. Так эпохальное изобретение было похоронено вторично.

Впрочем, нельзя исключить, что «студент» хранил свои записи (а также записи профессора) в таком месте, про которое не знали ни полиция, ни Азеф. Кто знает, может быть, эти бумаги преют в каком-нибудь тайнике до сих пор?

Параллельно Азеф успел еще организовать убийство великого князя Сергея Александровича в Москве, но затем в жизни провокатора настала черная полоса. Очевидно, его харизму сломила весть о полном крушении его грандиозных планов.

Впрочем, идею о покушении на Николая Азеф попытался реализовать еще раз через два с лишним года в Шотландии, в Глазго, на церемонии спуска на воду построенного по заказу России крейсера «Рюрик», где присутствовал и российский император. Один из матросов — Авдеев должен был выстрелить в самодержца. Но Авдееву не хватило духу произвести выстрел.

Правда, по мнению журналиста Владимира Бурцева, разоблачившего Азефа, это покушение было бутафорским. Его организовала охранка, чтобы обелить Азефа в глазах его товарищей, которые уже начали подозревать главного боевика в предательстве.

Дальнейшая судьба Азефа известна: окончательное разоблачение, приговор, бегство, нелепая смерть. Ему так и не было суждено стать инициатором «великих потрясений» в России. Эту роль история отвела другим фигурам.

Но в 1905 году Азеф, похоже, играл по-настоящему.

Вскоре после катастрофы на Фонтанке специальная комиссия городской управы обследовала все столичные мосты и сочла аварийным еще один — Пантелеймоновский, тоже цепной. Он был тут же закрыт для движения. Было решено построить вместо него и обрушившегося Египетского два новых моста. Пантелеймоновский разобрали в 1907 году и вскоре действительно заменили новым. А вот Египетский был восстановлен лишь полвека спустя, тоже в ином виде. Но сфинксы остались, те самые. Молчаливые свидетели истории, как им и положено по статусу.

Документация, касающаяся проведения секретной полицейской операции по делу профессора Филиппова, была уничтожена. Либо сразу же, по горячим следам, либо в вихре 1917-го, когда горели многие архивы.

Колоритная фигура профессора Филиппова вдохновила Алексея Толстого на создание образа инженера Гарина — изобретателя таинственного гиперболоида.

Но секрет резонансной пушки не раскрыт до сих пор.