Несколько лет назад журналистов пригласили в музей Федерального ядерного центра, того самого, где ковался (да и сейчас куется) ядерный щит Родины: «Приходите, у нас перестановка экспозиции». Такого мне наблюдать еще не приходилось: картинка предстала сюрреалистическая. Экспонаты перемещали по залу с помощью подъемных кранов, попутно, как кухонным плафонам, вытирая пыль со «спин» и нежненько отчищая стальные «животики». Полтора десятка экспонатов музея Ядерного центра, официально — РФЯЦ-ВНИИЭФ, — атомные бомбы, снятые с вооружения.

Открытие в Сарове 13 ноября 1992 года Музея ядерного оружия было настоящим потрясением для горожан. Не ожидали они, что эти изделия вообще когда-нибудь покажут, — почти полвека все разрабатывалось и изготавливалось в условиях суперсекретности. Однако — показали. Но лишь после подписания президентом Борисом Ельциным 28 февраля 1992 года указа о создании Российского федерального ядерного центра — Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики в его новом статусе.

Затем заседала комиссия, созданная тогдашним министром Виктором Михайловым, которая обсуждала вопрос: а что, собственно, выставлять-то?! Из одиннадцати предложенных образцов отобрали семь. В ноябре 1992 года в присутствии важных столичных гостей академики Юлий Борисович Харитон и Юрий Алексеевич Трутнев разрезали ленточку. Посетители пошли потоком — цехами, отделами, секторами… И то сказать, даже сотрудники института окончательных результатов своей работы никогда прежде не видели. Видели «изделия» целиком лишь сборщики да испытатели — человек пятьсот из двадцати пяти тысяч, работавших в то время во ВНИИЭФ.

С тех пор количество экспонатов удвоилось. Сергей Капица говорил в свое время о том, что ему довелось видеть несколько аналогичных музеев в Америке, но здешняя экспозиция — наиболее логичная. Как и вся деятельность института, историю которого отражают в фотографиях, кинофильмах, исторических исследованиях сотрудники музея.

МЫ ВАМ ПОКАЖЕМ КУЗЬКИНУ МАТЬ!

Тонны ядерной смерти висят на прочных кронштейнах, как гигантские бусины, или смирно стоят на подставочках. Самый первый образец — уникальный. Первый атомный заряд РДС-1 — полутораметрового диаметра шар и пульт, с которого он был подорван на Семипалатинском полигоне в Казахстане. Рядом со смертоносным шаром — корпус авиационной бомбы, специально для него изготовленный. Бомба напоминает американского «Толстяка», взорванного над Нагасаки в августе 1945-го, но вот сами заряды — американский и советский — разнятся существенно. РДС-1 отнюдь не копия штатовского. Кстати, он и не рассматривался в качестве оружия. Это была демонстрация возможностей. Смотрите, мол, доблестные союзнички, и мы не лаптем щи хлебаем, и у нас это теперь тоже есть, так что особо-то не выпендривайтесь.

Первым серийным образцом стала с 1953 года бомба РДС-4, которую почему-то с тех самых пор называют «Татьяной». Потребовались серийные производства — запустили заводы в Сарове и на Урале. Так создали стратегический атомный запас. Появились и средства доставки: стратегический бомбардировщик ТУ-16. Он мог и кассету с четырьмя такими бомбами прихватить, и необходимую дальность полета имел.

В 1948 году стало известно, что американцы работают над водородной бомбой. Отставать было нельзя, и в институте появился отдел академика Игоря Евгеньевича Тамма, в который вошли Андрей Сахаров, Яков Зельдович, Юрий Романов… Сработали исключительно красиво.

Американцы в 1952 году испытали термоядерное устройство. О, это было грандиозное сооружение высотой с трехэтажный дом, с начинкой из жидкого дейтерия; к нему прилагался целый комплекс: электростанция, криогенные установки… Янки устройство взорвали — и не стало ни острова, на котором оно располагалось, ни соседних островов. А наши в 1953 году испытали заряд, который был составной частью авиационной бомбы. Вот эту самую бомбу можно теперь руками потрогать в Музее ядерного оружия. За разработку тогда Юлий Харитон получил еще одну Звезду Героя, а Андрей Дмитриевич Сахаров в свои тогдашние тридцать два года из кандидатов наук стал сразу действительным членом Академии наук, Героем Соцтруда и Сталинскую премию первой степени, максимальную по тем временам, получил. И направил ее на развитие детских садов здесь, на объекте.

…Брожу между смертоносными экспонатами и вспоминаю прочитанное: якобы все помыслы правительства СССР были нацелены на одно — догнать и перегнать Америку. И догнали-перегнали ведь! Не зря же до сих пор вспоминают, как тогдашний Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев колотил башмаком по трибуне ООН и пугал мир кузькиной матерью. Так вот хвалился генсек тогда сверхмощной бомбой — сто мегатонн. Сколько это? Ну, представьте себе всю взрывчатку Второй мировой войны, включая американские бомбы, сброшенные в августе сорок пятого на японские города, умножьте на двадцать — получите тот заряд. Впрочем, над Новоземельским полигоном в октябре 1961 года был взорван заряд половинной мощности. Этого хватило, чтобы произвести неизгладимое впечатление. Сейсмическая волна в земной коре, порожденная ударной волной, трижды обошла вокруг планеты, вспышка видна была на расстоянии тысячи километров, а диаметр купола из раскаленных продуктов взрыва достигал 20 километров.

Среди многотонных «тираннозавров» в музее весьма независимо держатся и «зверюшки» поизящней. Однако материальные и интеллектуальные затраты на них, видимо, были значительно более весомыми. К примеру, артиллерийский атомный снаряд. Сложная задача! Нужно было так все просчитать, чтобы снаряд с ядерной начинкой, вылетавший из жерла пушки с перегрузками стократ большими, чем при старте космической ракеты, не только не разрушился тут же, но, долетев до цели, поразил ее. За эту работу специалисты отдела Михаила Алексеевича Лаврентьева (он позднее стал во главе Сибирского отделения Академии наук) получили шесть Ленинских премий. Сама пушка в живом виде — ствол длиною около 20 метров, калибр 420 миллиметров — стоит в Питере, в Музее истории артиллерии и войск связи. А вот первого торпедного заряда в ядерном музее нет. Тот заряд перед испытаниями 1955 года в корпусе для обычной торпеды Т-5 собственноручно собирал подполковник Евгений Аркадьевич Негин, будущий академик, генерал-лейтенант и директор ВНИИЭФ. Нет и крылатой ракеты, разработанной во ВНИИЭФ. Впрочем, торпеду с ядерным зарядом добыли для музея несколько позднее, и сейчас она тоже экспонат…

Сегодня в музее полтора десятка экспонатов. Кое-что на подходе. Но здесь нерушимое правило: не выставлять того, что стоит на вооружении.

В ХОЗЯЙСТВЕ ВСЕ СГОДИТСЯ

Оборона обороной, дело святое, но сущий вздор, что СССР только оружием и занимался. То, что делали во ВНИИЭФ, применялось и в сугубо мирных целях. Например, в 1960 годы на одном из газовых месторождений в Чарджоу (Туркменистан) три года полыхал фонтан. Потери были просто чудовищными — выброс газа составлял потребности всего Ленинграда и области. Тогда безрезультатно перепробовали множество способов тушения, а прекратил горение, практически мгновенно, подземный ядерный взрыв 1966 года, сместивший пласты. И позднее аналогичным образом гасили сложные газовые пожары. А еще проводились так называемые экскавационные ядерные взрывы для создания каналов и искусственных озер.

Или, к примеру, разведка недр. Вот сейчас говорят, что разведанных запасов полезных ископаемых на территории бывшего СССР осталось (по разным оценкам) на 5–20 лет. Разведку в свое время проводили именно на основании данных о сейсмозондировании земной коры в результате ядерных взрывов. Как действовать потом — о-очень большой вопрос: на взрывы-то мораторий наложен…

В недавние времена в музее ВНИИЭФ появилась экспозиция, рассказывающая о конверсионной деятельности с образцами продукции. Вот она-то, в отличие от «стационарной» части, постоянно «гастролирует».

ЛУКЬЯНОВСКАЯ ШКОЛА

Журналистам «из-за зоны», как говорят в Сарове, то есть извне, попасть сюда трудно, поэтому материалы о музее для СМИ «с большой земли» часто пишут саровские журналисты, и они весьма нежно относятся к сотрудникам музея, которые — настоящий кладезь информации и всегда готовы поделиться ею, хранители истории института.

Со времени основания и по сей день музеем руководит Виктор Иванович Лукьянов. Он популярен и уважаем в Сарове — тут уж ни убавить, ни прибавить. Экскурсовод Ольга Александровна Колесова пришла в музей вскоре после его основания и за эти годы экскурсий провела бессчетно. Некоторых гостей забыть просто невозможно.

— Так или иначе, большинство наших посетителей связано с ядерным оружием. Лет пятнадцать назад пришлось проводить экскурсию для делегации Пагуошского движения.

В ее составе был Роберт Макнамара, министр обороны США времен Карибского кризиса (начало 1960-х). Как бы его узнать-то — с карикатур Кукрыниксов помню злую личность с узенькими плечиками, длинной шеей и маленькой головой. Но лишь они вошли в зал — а Макнамара вот, точь-в-точь с карикатур сошел! Только с возрастом стал спокойнее и добрее.

Или как-то утром перед работой кофе пью, радио слушаю. Диктор вещает, что из абсолютно неприступной английской тюрьмы, типа замка Иф, сбежал некто Джон Блейк, «пожизненник», а за побег этот его занесли в Книгу рекордов Гиннесса. И буквально через несколько дней звонят из службы безопасности, мол, человек один в Россию вернулся, ты к нему, когда рассказывать про изделия будешь, обращайся «Александр Федорович»…

Проводила Ольга экскурсию по музею и для Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Он сказал, что только в нашем намоленном месте мог осуществиться проект, обеспечивший стране многие десятилетия мира, и благословил вести экскурсии и рассказывать о людях, которые здесь работали на благо и во славу Отечества.

Наталья Николаевна Богуненко — писатель-документалист. Ее работа о Борисе Музрукове, выпущенная «Молодой гвардией» в серии «ЖЗЛ» и еще несколькими российскими издательствами, сразу стала библиографической редкостью. Сейчас Наталья Богуненко работает над книгой о Кирилле Щелкине. Екатерина Власова — самый молодой сотрудник музея, кандидат исторических наук. Новое поколение использует в работе не только традиционные методы работы (экскурсии, составление сопроводительных текстов к выставкам), но и размещение материалов в Интернете, и переводы из открытой иностранной печати — надо же знать, что в мире об институте пишут.

Команда фото- и видеооператоров — Надежда Ковалева, Владимир Орлов, Сергей Трусов и Игорь Трушкин — виртуозы. Их обязанности — репортажи с научно-технических советов, юбилеев, оформление выставок о деятельности института. Ни одна мало-мальски значимая в державе персона не избежит их объективов. Память у ребят специфическая: Надежда, например, и сейчас знает, откуда и на кого падал свет во время съемки давнего визита экс-премьера Михаила Фрадкова. А нынешнего директора госкорпорации «Росатом» Сергея Кириенко снимать, по ее мнению, одно удовольствие: очень живое лицо.

Володя Орлов с фотоаппаратом не расстается больше тридцати лет — с тех пор, как увлекся съемками во время Олимпиады-80 в Москве. Молодого токаря с большим трудом «оторвал от станка» Виктор Лукьянов.

— Без казусов съемки не обходились. В 1982 году нужно было в заводском цехе снять лучшую бригаду министерства. А мы только что получили фотоаппарат «Киев-88», стоил он бешеных денег — почти тысячу рублей (для сравнения: зарплаты у нас были около 120). Новенький, даже ремешок шейный не успели пристегнуть. Стал я группу рассаживать, а фотоаппарат выскользнул и грохнулся на пол, на стальные плитки! Вдребезги! Настроение — вместе с фотоаппаратом. Ничего, запасным снял… В первый раз самостоятельно снимал на лыжном мемориале памяти Бориса Глебовича Музрукова в 1983 году. Морозы тогда ударили, и нас экипировали, как полигонщиков: унты, тулупы, шапки. Как только технику сберег!..

Да, на медийные лица интересно смотреть вживую. Но наверное, не это главное. Важно, что запечатленный ими сегодняшний день предприятия — обыденный или героический — завтра, через неделю, через двадцать лет станет историей. Института и города. И страны.

ВОПРОС ПРЕСТИЖА

Телефон в кабинете Виктора Ивановича Лукьянова звонит постоянно. Потенциальные гости города заказывают экскурсии. Директор вежливо направляет всех в отдел режима, но время предполагаемых экскурсий аккуратненько заносит в календарь. Для большинства гостей Сарова побывать в музее ядерного оружия, если хотите, вопрос престижа.

…Горожане знают далеко не обо всех значимых визитах. Да, посещали ВНИИЭФ, а значит, и музей президенты Российской Федерации, премьер-министры и министры. Видные государственные деятели, элита отечественного бизнеса и иерархи Русской православной церкви. Иностранные ученые и государственные деятели. За честь считали сотрудники музея «огненным» летом 2010 года провести по экспозиции и ответить на вопросы спасителей города — пожарных, военнослужащих, железнодорожников, непосредственно принимавших участие в тушении лесных пожаров.

Юное поколение Сарова — школяры, студенты, курсанты сержантской школы, молодые бойцы — приходят сюда с экскурсиями в исключительно познавательно-воспитательных целях. У школьников тема «ядерная физика» — в программе, а сержанты и солдаты срочной службы просто проникаются значимостью экспозиции и, считается, потом усерднее охраняют объект. Ежегодно музей ВНИИЭФ посещают более 15 тысяч человек.

— Здесь всегда будет интересно, сколько бы еще изделий ни вышло из нашего любимого ВНИИЭФ, — говорит директор института Валентин Ефимович Костюков. — Веру, надежду и уверенность внушают экспонаты нашего музея — одного из самых интересных в стране.

…Может ли обычный человек, не технарь, оценить степень красоты решений, которые применили для этих видов вооружений великие умы и целые коллективы? Вряд ли. Но может ли обычный человек оценить степень опасности, которую хранят стальные чудовища? Вот это — пожалуй. Несколько кадров кинохроники шестидесятипятилетней давности — и трепет перед спящими монстрами становится сильнее любого житейского страха. Выходишь из музея и думаешь: так почему же на белом свете самое великое тождественно самому ужасному?..