V съезд РСДРП, проходивший в Лондоне с 13 июня по 1 мая 1907 года, был последним форумом на котором большевики и меньшевики вместе обсуждали насущные проблемы партийной работы. Все было уныло и безрадостно. И дело заключалось даже не в том, что две фракции никак не могли прийти к взаимопониманию. Просто революционное движение в России затухало, никакой четкой программы действий в этих условиях не просматривалось.

Закат революции

На протяжении предыдущих трех лет партийные съезды проходили ежегодно, что объяснялось быстро меняющейся в России ситуацией, за которой отечественные марксисты все равно катастрофически не успевали.

Пока созывался предыдущий съезд, на котором предполагалось обсудить, стоит ли социал-демократам участвовать в выборах в Государственную думу, выборы уже состоялись и первый российский парламент был созван. В депутаты прошли 18 меньшевиков, которые не стали ждать санкции съезда. В целом же Дума оказалась настолько левой, что царь-батюшка распустил ее через два с половиной месяца работы. Обиженные депутаты уехали в Выборг (на территории автономного Великого княжества Финляндского) и выпустили воззвание, призывавшее избирателей к пассивному сопротивлению — не платить налоги, игнорировать воинские призывы, устраивать забастовки.

Но власти организовали новые выборы и в результате получили новую Думу — еще более левую, чем предыдущую. Социал-демократов (большевиков и меньшевиков) в ней было 65 человек, возглавляемых Григорием Алексинским (большевиком) и Ираклием Церетели (меньшевиком). К ним примыкали 71 депутат Трудовой группы, объединявшей пеструю, но резко антимонархическую публику, 37 эсеров, 33 беспартийных сочувствующих, 16 народных социалистов. Разного рода националы получили 92 места. Заправлявшие в предыдущей Думе кадеты — 98. По большому счету власть могла рассчитывать на 44 умеренных и десяток правых монархистов. В общем, очередной роспуск был неизбежен, и все это понимали. Не понимали, что делать дальше. Народ снова проголосовал бы за левых, но не пошел бы за них на баррикады.

Получалось, что надо осваивать навыки парламентской борьбы с ее публичными дискуссиями и компромиссами, выстраивать отношения с властью, чтобы со временем самим стать ее частью. Но для начала следовало свернуть, ликвидировать всю нелегальную деятельность.

Такого мнения придерживались прозванные «ликвидаторами» меньшевистские лидеры — Мартов, Аскельрод, Дан, Потресов. Жордания.

Именно грузин Ной Жордания стал лидером своего рода грузинского землячества внутри меньшевистской фракции, которое даст еще двух ярких лидеров — Николая Чхеидзе и Ираклия Церетели. Но пока еще тон во фракции задавали славяне. Внушительно звучал голос Бунда — еврейской партии, сохранявшей автономию внутри РСДРП и также склонявшейся к меньшевизму. Определенной автономией располагали латыши и поляки, но они больше тяготели к большевизму, что, впрочем, имело и некоторую финансовую подоплеку.

Меньшевики всегда осуждали практику экспроприаций («эксов») — насильственного изъятия денег у государственных учреждений, или грабежей, выражаясь не фигурально.

Зато такой практикой грешили латышские «лесные братья» (не путать с их тезками 1940-х годов), которые заодно активно пощипывали своих помещиков — преимущественно немцев, — так что классовая борьба в условиях Прибалтики гармонично сливалась с национально-освободительной. Поляки просто получали от большевиков скромные субсидии. (Экспроприациями больше грешили их соотечественники из Польской социалистической партии (ППС), которая фактически уже отказалась от социализма в пользу самого радикального национализма.)

В целом в масштабах партии, меньшевиков было больше, но они были менее сплоченными. «У нас полный распад и совершенная деморализация... Я не думаю, чтобы этот распад и эта деморализация где-либо так ярко заявила себя, как среди нас, меньшевиков», — писал Потресов. Однако на будущем партийном форуме они снова готовились дать бой ленинской фракции.

Первоначально съезд собирались провести в Копенгагене, потом в Стокгольме, потом где-нибудь в только что обретшей независимость Норвегии. Однако скандинавские власти по разным соображениям не желали принимать у себя беспокойную публику, досаждая русским марксистам-эмигрантам мелочными полицейскими придирками.

В конце концов местом встречи определили Лондон, где уже собирались и на учредительном II, и на непризнанном меньшевиками III съезде.

По числу участников собрание получилось рекордным — 302 делегата с решающим и 41 с совещательными голосами.

Расклад большевиков и меньшевиков оказался практически одинаковым — 89 и 88 соответственно, так что исход борьбы зависел от националов — 54 бундовцев, 26 латышей и 45 поляков.

В отличие от предыдущих случаев дело было поставлено на хорошую организационную основу за что следовало сказать отдельное спасибо щедро поделившемуся своими авторскими гонорарами Максиму Горькому, левому британскому журналисту Генри Брейсфорду и эмигранту, выходцу из литовских евреев Федору Ротштейну. Двое последних смогли «раскрутить» влиятельных бизнесменов, из числа которых история донесла до нас имя английского промышленника Иосифа Фелса, пожертвовавшего на борцов с самодержавием 1700 фунтов (около 17 тысяч рублей). «Братская» Германская социал-демократическая партия рассталась с 300 фунтами. В общей же сложности мероприятие обошлось в 120 тысяч рублей, из которых делегатам оплачивались проезд и суточные (2 шиллинга, или 1 рубль, в день).

В целом бюджет съезда оказался сформирован большевиками, что давало им дополнительный рычаг влияния. Особо отличившийся в поиске средств Ротштейн стал одной из закулисных фигур партии, но до 1920 года порхал по заграницам, боясь обжечь крылышки о революционное пламя. Только когда большевики прочно утвердились у власти, он вернулся в Москву и начал работать в Наркомате иностранных дел, благополучно пересидев все проносившиеся над этим ведомством политические бури. Скончался в 1953 году в Москве в своей постели.

Последний раз в Лондоне

Партийный форум открылся 13 мая 1907 года, и меньшевики сразу ринулись в бой, предложив идею того, что впоследствии назовут «широкой социалистической коалицией».

По их мнению, следовало провести еще один съезд и объединиться с эсерами и другими партиями, хоть в какой-либо степени признающими постулаты марксизма.

Начались бурные и ожесточенные дискуссии, в которых от меньшевиков солировали Мартов и Плеханов, а от большевиков — Ленин и Богданов.

По сумме очков победа на съезде осталась за большевиками, отвергнувшими «широкую социалистическую коалицию», равно как и идею сотрудничества с оппозиционными буржуазными кругами.

Общая линия партии выстраивалась примерно следующим образом: продолжать борьбу с властью всеми возможными средствами, но не идя на тесное сотрудничество с другими партиями и подчеркивая, что конечной целью является социалистическая революция. Для свержения царя надо максимально широко использовать все возможные ненасильственные акции протеста и готовиться взять в руки оружие. Ведущая роль в борьбе против самодержавия принадлежит пролетариату, ведущему за собой крестьянство, прочие же сословия рассматриваются как «попутчики».

Меньшевикам удалось протолкнуть только одну свою резолюцию — «О партизанских выступлениях», осуждавшую практику экспроприаций. При этом деликатно замалчивалось, на какие средства партия будет «развертывать» свою борьбу и за чей счет будет поддерживаться жизнедеятельность ее функционеров? Не Святым духом же?

Ленин, например, имел стабильный доход от помещенного его матерью в банк вклада, сложившегося из вдовьей пенсии и доходов от продажи имения. Но большинство участников съезда рассчитывали только на нерегулярно выплачиваемую скромную зарплату из партийной кассы. Либо, разумеется, могли пойти работать.

Однако меньшевики утешались тем, что, осудив «эксы», они ослабили влияние своих противников как держателей партийного бюджета. Большевикам оставалось либо отказаться от таких «партизанских выступлений», либо продолжать такую деятельность с риском быть обвиненными в нарушении партийной дисциплины. А нарушителей партийной дисциплины сам Ленин предлагал карать «строжайшим, архистрожайшим» образом. Естественно, при всех издержках последний путь большевики сочли более правильным.

Финал съезда оказался скомканным. Увязнув в дискуссиях, делегаты вдруг обнаружили, что выделенные деньги закончились, и спешно свернули программу, наскоро избрав ЦК в составе четырех большевиков (Дубровинский, Гольденберг, Теодорович, Ногин), пятерых меньшевиков (Мартынов, Жордания, Исув, Медем, Рожков), двух поляков (Варский и Дзержинский) и одного латышского социал-демократа (Данишевского). Это был последний смешанный ЦК двух фракций. С учетом вечно колеблющихся националов, хрупкое большинство в нем осталось за ленинцами. Интересно, что ни сам Ильич, ни его главные меньшевистские оппоненты в ЦК не баллотировались. Формальные должности в то время еще не соответствовали реальному партийному весу.

Горькое послевкусие

1 июня 1907 года съезд завершился, а через 15 дней был опубликован указ о роспуске II Государственной думы. Власть сделала ход конем, который оппозиция, судя по всему, не просчитывала…

Непосредственным поводом для роспуска Думы стала деятельность Военной организации РСДРП, отвечавшей за антиправительственную пропаганду в армии и на флоте.

На квартире депутата Ивана Озола полиция произвела обыск, пытаясь найти доказательства, что социал-демократическая фракция в Думе пытается не просто разлагать армию, но и толкает ее на мятеж против правительства. Найденные улики выглядели весьма шаткими, однако глава МВД Столыпин потребовал на их основании снять депутатскую неприкосновенность с 17 депутатов. Полученный им отказ дал толчок дальнейшим событиям.

Думу распустили и тут же опубликовали новый закон, согласно которому до девяти десятых всех депутатов должны были избираться от слоев общества настроенных проправительственно — помещиков-землевладельцев и крупной буржуазии.

Избирательное право и раньше было отнюдь не всеобщим и равным, по новому же закону левые по чисто арифметическим причинам не могли оставить сколь-нибудь влиятельную силу в парламенте ни при каком раскладе.

Чуда и не случилось. В III Думе правых депутатов было 301 человек (как спартанцев у царя Леонида) против 154 центристов и левых, включая 19 социал-демократов. К тому же во главе правительства встал Петр Столыпин с его мощной харизмой, подавляюще действовавшей на самую отвязную публику. Проводимые им меры, и прежде всего хорошо продуманная аграрная реформа, были призваны выбить социальную базу из-под ног оппозиции.

Как справедливо считается, именно роспуск II Государственной думы и поставил точку в первой русской революции. Передовая общественность повозмущалась, но никаких протестов, не говоря уж о вооруженных выступлениях, не последовало. В самом деле, парламент остался на своем месте в Таврическом дворце, а то, что его выбирали по другим правилам, можно было считать деталями (в которых, правда, и крылся дьявол).

Случившееся в России и особенно реакция на произошедший переворот со стороны общества наглядно продемонстрировали лидерам РСДРП, что революционное движения выдохлось.

Меньшевики настроились продолжать борьбу легальными средствами. С большевиками все оказалось сложнее. Программа и постановления V съезда враз оказались неактуальными. Зато в полный рост встал вопрос финансирования…

26 июня 1907 года на Эриванской площади в Тифлисе группа боевиков, возглавляемая Симоном Тер-Петросяном (более известным по кличке Камо), провела не имевший аналогов «экс», захватив 250 тысяч рублей казенных денег. Средства были доставлены в Финляндию и поступили в распоряжение Большевистского центра (БЦ), ведущую роль в котором играли Владимир Ленин, Александр Богданов и Леонид Красин.

Фактически БЦ представлял собой структуру, руководившую большевистской фракцией внутри партии. Поняв, откуда растут уши, меньшевики начали обвинять ленинцев в нарушении решений V съезда, настойчиво интересуясь и судьбой самих денег. Внятного ответа они не получали, пока с января 1908 года по Европе не прокатилась серия арестов молодых российских социал-демократов. Эти товарищи пытались разменивать в разных банках пятисотрублевые купюры из числа экспроприированных в Тифлисе, не зная, что списки с их номерами были разосланы царским казначейством по заграничным финансовым структурам. Заодно в Германии по обвинению в хранении оружия арестовали Камо, который, впрочем, сумел удачно симулировать сумасшествие.

Ленин, как человек острожный, распорядился свернуть операцию по размену купюр, натолкнувшись, однако, на сопротивление Богданова и Красина. Последней каплей стал отказ Ильича выделить хоть какие-то деньги, чтобы помочь угодившим в тюрьму участникам тифлисского «экса». Подобное поведение его коллеги по БЦ сочли нетоварищеским, и неразлучная ранее троица распалась. Красин вернулся в Россию, где начал работать по основной специальности инженера-электротехника.

Богданов же оттянул на себя часть большевиков, предлагая активизировать все формы нелегальной работы, включая «партизанские выступления». Естественно, социал-демократов из Государственной думы он предлагал отозвать, за что и был прозван вместе со своими товарищами «отзовистом».

В конце 1909 года Богданов создал и возглавил группу «Вперед» и, залучив Горького себе в спонсоры, организовал партийную школу на десяток человек на итальянском острове Капри (позже переместилась в Болонью).

Получилось, что большевики разделились на ленинцев и богдановцев, причем Ленин не имел в своем распоряжении ни организационных рычагов, ни финансов. Меньшевики же, продолжавшие благодаря думской трибуне оставаться в информационном поле, казалось, полностью восторжествовали в партии, авторитет которой, впрочем, после всех этих склок серьезно поколебался даже в глазах пролетариев.

Раскол становится фактом

Пытаясь мобилизовать своих приунывших сторонников, Ленин организовал в январе 1912 года Шестую конференцию РСДРП в Праге. Как видно из порядкового номера, партийные конференции проходили и раньше, но принятые на них решения не могли «перебить» решения съезда. В данном же случае на конференции оказались представлены только большевики-ленинцы, что делало статус мероприятия совершенно эфемерным.

Показательно, что только 14 участвовавших в ней делегатов имели право решающего голоса, причем из этих 14 половина оказалась избранной в «новый» ЦК партии. Плеханов и Горький персональные приглашения отклонили, а единственный появившийся в Праге «впередовец» Григорий Алексинский предпочел хлопнуть дверью.

Впрочем, сама группа «Вперед» к этому времени практически развалилась, поскольку ее лидер Александр Богданов ушел в чистую философию.

Ленин на конференции, разумеется, солировал, сделав доклады по основным вопросам, раскритиковав и «ликвидаторов», и «отзовистов», одобрив революцию в Китае, обругав царские власти за вмешательство в персидские дела и за попытки слегка ограничить автономию Финляндии. Кроме того, была послана поздравительная телеграмма Германской социал-демократической партии, одержавшей на выборах в рейхстаг «блестящую победу над всем буржуазным миром». В ближайшем будущем эти «товарищи и единомышленники» еще встанут большевикам поперек горла.

Помимо Ленина в ЦК партии вошли его правая рука Григорий Зиновьев, две восходящие кавказские звезды Григорий Орджоникидзе и Сурен Спандарян (в 1916 году, правда, скончавшийся), проживший долгую (умер в 1968 году) и благополучную партийную жизнь Давид Шварцман, будущий организатор убийства царской семьи Филипп Голощекин, а также профсоюзный активист и, как позже выяснилось, агент царской охранки Роман Малиновский.

Боле того, нарушив партийный устав, новое ЦК предоставило самому себе право пополнять свои ряды теми, кого считало необходимым. И в скором времени эти ряды пополнились такими фигурами, как Иосиф Сталин, Яков Свердлов, Григорий Петровский.

Разумеется, меньшевики вполне резонно объявили Пражскую конференцию нелегитимной и в августе собрали свою, чуть более представительную (18 делегатов с решающим голосом) конференцию в Вене. Но собственное ЦК они избирать не стали.

Ничего общего на этих конференциях две фракции в свою программу не добавили, зато обсудили перспективы выборов в IV Государственную думу. То, что происходило в России, они называли «ночью реакции», хотя под покровом этой «ночи» страна развивалась рекордными темпами и в скором времени по уровню промышленного развития должна была приблизиться к США, Франции, Англии и Германии.

Однако гибель в 1911 году Петра Столыпина приободрила дух оппозиции и отразилась на настроениях в обществе. Во всяком случае, выбранная в ноябре 1912 года IV Государственная дума оказалась хотя и не намного, но левее предыдущей. Почти половину голосов забрали центристы, и прежде всего кадеты, которые в ближайшее время и будут вызывать самую сильную ярость монархистов.

А вот социал-демократы оказались лишними на этом празднике жизни: число их депутатов уменьшилось до 14 (8 большевиков и 6 меньшевиков). Одним из депутатов стал Роман Малиновский, который весной 1914 года, боясь быть разоблаченным в связях с охранкой, бежал за границу. Однопартийцы сочли его «дезертиром», исключили из партии, и, хотя, подоплека всего дела выяснилась только после Февральской революции, на имидже большевиков случившееся отразилось не лучшим образом.

Подводя итоги пятилетки, прошедшей после V съезда, можно сказать, что она оказалась совершенно провальной для партии. РСДРП не смогла воспользоваться предоставленным Первой русской революцией шансом превратиться в ведущую и сколько-нибудь влиятельную оппозиционную партию.

Хуже того, V съезд оказался последним общим съездом двух фракций. Дальше РСДРП(б) и РСДРП(м) пойдут своими путями. Хотя, как показали дальнейшие события, в плане прихода к власти, то, что казалось злом, стало для большевиков-ленинцев благом.