В Тверской губернии, в городе Старице, около 1525 года в семье простых посадских людей родился мальчик, которому было суждено стать первым московским патриархом. Однажды Иван Грозный посетил бывший удел казненного им двоюродного брата князя Владимира Андреевича и один из центров опричнины — город Старицу. Напротив города, за Волгой стоял монастырь, в который не мог не заглянуть богомольный царь. Здесь, в Успенской обители, государь и приметил молодого чернеца. Он обладал приятным голосом, проникновенно читал наизусть Писание и произносил слова молитв столь трогательно, что Грозный со своими опричниками плакали в умилении...

ВЫДВИЖЕНИЕ

Впоследствии государь, очарованный образованием и воспитанием будущего патриарха Иова, повелел произвести его в архимандриты. С 1569 года Иов — настоятель Старицкого Успенского монастыря, с 1571-го — архимандрит одного из знаменитейших монастырей — московского Симонова. А еще через несколько лет — Новоспасского, архимандрит коего традиционно имел постоянный доступ ко двору.

Иов и Борис Годунов начинали карьеру в одно время. В1581 году Годунов стал боярином. Весной этого же года Иов был рукоположен в епископы. А осенью произошло событие, потрясающее даже для грозненского времени. Царь убил своего сына Ивана. Наследником неожиданно оказался немощный телом и умом царевич Федор Иванович. Перед шурином его, боярином Годуновым, открылись новые виды. С того времени, по словам самого Иова, Годунов стал оказывать ему «превеликия милости» и «благодеяния»...

В 1584 году Федор стал царем. Иов оказался близок к нему. Богомольностью, любовью к церковной службе Федор был в отца. А Иов великолепно знал Священное Писание и множество молитв. Сам Иов не напоказ вел строгий образ жизни. Обличая чревоугодников и пьяниц, епископ сурово ограничивал себя в еде, вина же не пил никогда, но был снисходителен к окружающим, не заставлял насильно следовать своему примеру, легко прощал даже ленивых священников, за которых нередко выполнял их обязанности.

Все это делало владыку Иова при раздираемом склоками царском дворе чрезвычайно симпатичным для всех. Однако, несомненно, он был верен истово, до конца своему «благодетелю», как Иов его называл, Борису Годунову. А царский шурин упорно рвался к власти. Один за другим исчезали с политической авансцены его соперники. Иов же, облагодетельствованный Годуновым, в январе 1586 года получил сан архиепископа Ростовского — третьего по значению после московского митрополита и новгородского архиепископа.

В отличие от Ивана Грозного, при котором об усилении престижа предстоятеля Русской православной церкви было невозможно думать — царь не терпел митрополитов с их суждениями о творимом им зле, — для Бориса Федоровича было крайне желательно, чтобы русский митрополит стал патриархом. Но вряд ли и Борису Федоровичу хотелось иметь оппонента в патриаршем куколе. В Иове же как в союзнике он, видимо, был уверен... И Годунов добился утверждения патриаршества на Руси в 1589 году. А константинопольский патриарх Иеримия II рукоположил Иова в московские патриархи.

В отличие от прежних митрополитов, патриарх постоянно участвовал вместе с членами освященного собора в заседаниях Боярской думы, на которых принимались важнейшие государственные решения. Мнение патриарха и духовенства выслушивалось в первую очередь. При слабом государе Федоре Иов и подчиненные ему иерархи стали мощной опорой власти Бориса Годунова.

ПРИГОВОР

2 июня 1591 года патриарх Иов с освященным собором слушал дело о смерти младшего сына Ивана Грозного, царевича Дмитрия Углицкого. Трагедия в Угличе произошла 15 мая. На следующий день в Москве уже знали, что, как только маленький царевич упал во дворе своего дворца с перерезанным горлом, угличане ударили в набат и перебили тех, кого подозревали в убийстве. А 19 мая в Углич прибыла представительная комиссия во главе с князем Василием Ивановичем Шуйским, недавно возвращенным в Москву после пятилетней ссылки.

Углицкое «всенародство», убежденное в том, что Дмитрия убили по приказу Годунова, Шуйского не интересовало. Но он не мог вовсе обойтись без речей духовных лиц, а они, как назло, в большинстве своем смело утверждали, что царевича убили. Часть таких показаний пришлось поместить в свиток, они вошли в середину дела вперемежку с противоположными свидетельствами. А в начало, которое хорошо воспринимается слушателями, были помещены материалы, что царевича убили, слова очевидцев «самоубийства» и сведения о болезни царевича. Комиссия еще раз подчеркнула, что болезнь была «старая».

Расчет был на то, что Годунов обеспечит благожелательное отношение к итогам работы комиссии, а большинство бояр и иерархов пропустит детали. После оглашения результатов «расследования» Иов встал и произнес приговор: «А перед государем царем и великим князем Федором Ивановичем всея Руси и углицких посадских людей измена явная, что царевичу Дмитрею смерть учинилась Божьим судом и государевых приказных людей... велел побити напрасно, умышленьем...»

Итак, вопроса о причинах смерти царевича Дмитрия не существует. Есть только бунтовщики, с которыми следует расправиться. Позже Иову пришлось выслушать немало упреков за свое поведение в сомнительном деле о смерти царевича.

КРЕСТНЫЙ ХОД

Россия не оправилась от Великого разорения, ее терзали голод и пожары. Крымская орда доходила до Москвы, целые города вымирали от эпидемий. Вспыхивали восстания. Годунов, «закручивая гайки», в то же время не жалел средств на каменное строительство, освоение новых земель, развитие промышленности и торговли.

Когда 29 мая 1592 года у царя Федора Ивановича и царицы Ирины Федоровны родилась дочь Феодосия, «верхи» облегченно вздохнули. Появилась надежда, что смерть болезненного царя Федора не повлечет за собой новую смертоубийственную борьбу за власть. В честь этого события было объявлено о прощении всех «опальных». Москва праздновала.

В этом же 1593 году канцлер Андрей Щелкалов вел секретные переговоры с послом Римской империи, которая была втянута в это время в тяжелую войну с Турцией и Крымом. В обмен на русскую помощь Щелкалов, ссылаясь на указание Годунова, просил прислать в Москву молодого австрийского эрцгерцога, который после знакомства с русским языком и обычаями женился бы на царевне Феодосии Федоровне. Но 25 января 1594 года царевна скончалась. Годунов, многие годы прилагавший усилия к тому, чтобы у царя Федора Ивановича появился наследник, и даже выписывавший акушеров из Англии, понял, что сможет удержать власть, только самолично захватив трон.

Смерть царевны Феодосии была тем рубежом, после которого окончательно разошлись дороги Годуновых и Романовых. В разгар многосложной борьбы за трон Рюриковичей Иов успевает создать одно из обширнейших и велиречивейших своих произведений: «Повесть о честном житии царя и великого князя Феодора Ивановича всея Руси» — продолжение самой крупной официозной русской летописи того времени (Никоновской).

В царе Федоре Ивановиче патриарх отмечает «духовную мудрость», «благочестие» и «святое житие». Щедрость эта по отношению и к православному Востоку послужила, по Иову, причиной приезда в Москву константинопольского патриарха и учреждения Московской патриархии.

Иов утверждал, что устроение московским государем патриаршего престола произвело столь сильное впечатление в мире, что иудеи, эллины, скифы, латины, арабы и язычники-бусурмане, как простые, так и царствующие, «многие оставляли свою злоскверную прелесть и их злочестивую и богомерзкую веру». Но действительным правителем государства при Федоре Ивановиче, писал Иов, был Борис Годунов, который был и оставался преемником Ивана Грозного. Умирая, царь Федор сказал о своей жене: «Како ей жить — и о том у нас уложено». И вдовая царица, по обычаю, постригалась в монастырь.

15 января 1598 года Ирина Федоровна вышла из дворца к народу, который вызывал ее и кричал, чтобы она управляла страной. В тот же день Ирина Федоровна «поехала с Москвы в Новодевичий монастырь», где приняла постриг под именем Александры. Но Ирина не отказалась наотрез от власти, продолжала рассылать по стране грамоты «царицы-инокини Александры», а главное — заявила о передаче правления патриарху Иову!

Иов и так был главнейшим лицом в государстве, обязанным позаботиться о новом самодержце, без его санкции решить вопрос о верховной власти было невозможно. Действуя еще и от имени Ирины, патриарх укрепил свою позицию. Это и позволяет сказать, что именно он сыграл главную роль в утверждении на престоле Бориса Годунова.

Сам Борис Федорович, сославшись на приказание сестры, скрылся в Новодевичьем монастыре, боясь не только подосланных убийц, но и открытого свержения вышедшими из повиновения членами Боярской думы. А литовские агенты простирали надежды на то, что из-за выборов «будет жестокое кровопролитие». Западная Европа полнилась самыми невероятными слухами — все хорошо представляли себе, что такое династический кризис.

Россия же, по обыкновению, пошла своим путем. Боярская дума была блокирована трауром, но церковь не считала себя связанной. Поминая почившего государя в Успенском соборе, патриарх Иов неутомимо напоминал народу о прекращении древней династии и ужасе безвластия, в который может погрузиться страна. С 20 января патриарх в окружении высшего духовенства, приказных людей и горожан стал совершать шествия в Новодевичий монастырь к царице-инокине, умоляя ее дать царя «на Московское государство». Повторявшиеся раз за разом шествия в Новодевичий подводили к мысли, что иного государя, кроме Бориса Федоровича, не может быть на Руси.

Постоянные отказы царицы Ирины «дать» на престол Годунова, отказы самого Годунова, клявшегося при этом кровь свою пролить и голову сложить за церковь и государство, до предела накалили обстановку в столице. В ночь с 20 на 21 февраля 1598 года патриарх повелел открыть московские церкви перед прихожанами. Взвинченные многочасовой ночной службой, толпы народа с рыданием и горестными воплями повалили из церквей вслед за величайшей святыней Русской православной церкви — образом Богородицы Путеводительницы Владимирской, по преданию написанным самим евангелистом Лукой.

Когда страсти накалились до предела, рыдающая царица уступила патриарху: «Ради Бога, Пречистой Богородицы и великих чудотворцев, ради воздвигнутия чудотворных образов, ради вашего подвига, многого вопля, рыдательного гласа и неутешного стенания — даю вам своего единокровного брата, да будет вам государем-царем!»

Борис Федорович даже не пытался завершить свой торжественный въезд в столицу праздничным пиршеством. Дворец, в котором он издавна был хозяином, теперь угрожающе молчал. В безопасности Годунов ощутил себя только на патриаршем дворе, где долго наедине беседовал с Иовом. Мы не знаем, каков был разговор, но знаем результат. Годунов объявил о болезни царицы-инокини и на Великий пост снова удалился в Новодевичий монастырь.

Гонцы-монахи наводнили страну. Священников обязывали совершить трехдневные молебны в честь нового царя и впредь поминать Бориса Федоровича в молитвах как самодержца, а также молиться о его, царской, семье. Присяга Борису Федоровичу шла в провинции медленно, но верно. Сложнее было в столице.

Доказать законность восхождения Годунова на царский престол было нелегко. Еще в Соборном определении патриарх утверждал, что, помимо завещания царства Годунову Иваном Грозным и Федором Ивановичем, он был избран на царство. Однако тот текст обнародован не был.

На бумаге сбывалась мечта выехавшего из страны полководца и публициста Андрея Михайловича Курбского о том, чтобы царей избирали; сбывалась по воле человека из противного ему, опричного лагеря. Именно Годунов, по словам Иова, потребовал избрания царя. Земский собор как таковой не собирался, но сбор подписей его «участников» под утвержденной грамотой продолжался как минимум до февраля следующего, 1599 года. Так 400 лет назад мысль о соборности светской власти прошла свой не первый и не последний круг от идеала — к видимости.

ПРИСЯГА

Те, кто целовал крест на верность царю Борису Федоровичу, обещали не наносить никакого вреда царю, его жене и детям. Под угрозой лишиться благословения Иова и освященного собора обещали на кресте верно служить на царской службе, а в особенности не бунтовать против Бориса Федоровича, его жены, детей, бояр и ближних людей.

Клялись не просто не «отъезжать» за рубеж, но не отъезжать конкретно к султану турецкому, к императору Священной Римской империи германской нации, к польскому королю Сигизмунду, к королям испанскому, французскому, чешскому, датскому, венгерскому, шведскому, не бежать в Англию. Не переходить к неприятелю из полков, из походов, из городов. Клялись города не сдавать.

Целовали крест в том, чтобы «по дружбе татей, и разбойников, и душегубцев, и всяких лихих людей не укрывать и добрыми людьми не называть», а добрых людей не обвинять клеветнически. Взяток не брать ни в какой форме, зато доносить о взятках неукоснительно. В этих клятвах волей и неволей оценивалось отношение к государю и государству его подданных. С точки зрения патриарха и Годунова.

Кажется, будто Иов обладал какой-то роковой особенностью: защищал, поддерживал то, что было обречено. Иов был первым российским патриархом и первым из немногих патриархов, насильственно лишенных престола. Он принял готовую некриминальную версию смерти царевича Дмитрия, но не успокоил этим умы и души россиян. Тень царевича, колоссальная тень подозрения в убийстве, падавшая на царя, мраком накрыла Россию. Трон Бориса Федоровича, столь упорно воздвигаемый Иовом, рассыпался, погребая под своими обломками семью Годуновых. Все, что в крестоцеловальной записи (присяге) возбранялось, вскоре совершилось. А то, что Иов благословлял, хотел спасти, гибло... На него ложилась тяжелая ответственность за государственные дела, он был не просто участником, но значительной фигурой в ожесточенной придворной борьбе за власть. Так продолжалось до тех пор, пока Борис Годунов не взошел на трон. Лишь тогда патриарх «от печали свободу приях!.. и во благоденствии пребывах». Достигнув высшей власти, Годунов уже не нуждался в государственном использовании Иова и освободил его от обременительных обязанностей. Но до этого было еще далеко.

По материалам статьи Андрея Богданова «Потаенный Иов»