Задача внешней политики любого государства – создание на всем протяжении его границ мирных и добрососедских отношений, гарантирующих безопасность своего населения от военной агрессии и, как следствие, спокойное социально-экономическое развитие, ведущее к расцвету и благоденствию миролюбивой нации. Правда, за тысячелетия земной цивилизации редко какой стране удавалось построение подобной идиллии, в силу чего известно небольшое число держав, достигших этого. Тем более к данной категории не может быть причислена наша Родина. За века своего существования едва ли не со всеми своими соседями Россия воевала, со многими и по сей день ведет территориальные споры... В полной мере это относится и к нашему дальневосточному соседу – Японии.

В самом названии Дальний Восток содержится указание на то, что для России эти земли – окраинные. Тогда как для Японии Восток – вовсе не дальний; она вся там, в своем краю. И если Россия свои восточные владения по мере сил открывала, завоевывала, заселяла и осваивала, толком не сумев освоить и поныне, то трудолюбивый японский народ, сконцентрировав усилия, в исторически короткие сроки сумел превратить свою страну в одну из экономически мощных и процветающих держав мира, лидера технического и интеллектуального прогресса.

Хоть и близкие соседи, но совсем разные, Россия и Япония долгие столетия не имели точек соприкосновения. И соответственно, взаимных контактов у наших государств до времени не было. Лишь с началом отечественного кругосветного мореплавания, на рубеже XVIII и XIX веков, началось знакомство русских с этой далекой и до поры таинственной страной. Одному из первых узнать Японию выпало знаменитому русскому мореплавателю Василию Головнину. Правда, его «знакомство» оказалось специфическим, ибо непросто было узнавать чужую страну из японской тюремной камеры, где моряк томился почти два года.

Предшествовавшие тому события развертывались так.

В 1806 году лейтенант Головнин был назначен командиром шлюпа «Диана» с предписанием отправиться в кругосветное плавание к берегам Русской Америки, на Камчатку и Курилы. В помощь себе Головнин выбрал капитан-лейтенанта Рикорда, верного и надежного по гроб жизни друга, которому, как впоследствии выяснилось, собственной жизнью стал обязан Головнин.

Плавание «Дианы», продолжавшееся более шести лет, трудно назвать удачным. Дело не задалось едва не с самого начала. Обогнув Южную Америку, «Диана» не смогла одолеть встречных западных ветров и выйти из Атлантического океана в Тихий. Вымокшая и до костей продрогшая команда шлюпа была совершенно измотана многодневной битвой со стихией и штормовой работой с парусами и шкотами. Экипаж выбивался из последних сил, и, когда вдобавок среди моряков началась цинга, Головнин принял решение отступить. «Диана» повернула на восток, чтобы далее следовать на Камчатку, вокруг Африки и Австралии. Корабль возвратился назад, в Атлантику, где мягкие попутные ветра помогли шлюпу быстро достичь мыса Доброй Надежды.

Однако, зайдя в бухту Симонстаун, близ Кейптауна, подвластного британской короне, Головнин узнал неприятную новость. После Тильзитского мира Россия, проводившая политику крайне непоследовательную, оказывается, стала теперь союзницей наполеоновской Франции и присоединилась к континентальной блокаде Англии, что вынудило последнюю объявить России войну. В силу этого английскими властями Симонстауна «Диана» была задержана – вплоть до особых разъяснений из Лондона. Таких указаний не поступало больше года. И вообще могло не поступить, а потому в одну из ненастных штормовых ночей Головнин, за время вынужденной стоянки изучивший ветровой режим гавани и порядки на английской эскадре, в окружении каковой стояла «Диана», внезапно поставил штормовые паруса и вышел из бухты – под самым носом у английского флагмана «Прозерпина»! Англичанам, не готовым к экстренному выходу и преследованию, оставалось только проводить беглецов растерянными взглядами.

Путь от южной оконечности Африки на Дальний Восток прошел без особых приключений. Лето 1811 года было посвящено изучению Курил. И все бы ничего, если б дело не коснулось группы островов, которые японцы и по сей день именуют своими «северными территориями», – Итурупа, Кунашира и Шикотана. Каким-то образом Россия, несмотря на свое еще очень слабое присутствие в данном регионе, уже исхитрилась возбудить у японцев крайне враждебное к себе отношение. И на Кунашире, в процессе изучения и картографирования этого острова, Головнин и еще семь моряков обманным путем были японцами схвачены и отвезены в город Хакодате, что на юге острова Матсмай (ныне Хоккайдо), в тамошнюю тюрьму. Правда, следующей весной русские пленники из темницы были переведены на жительство в обычный городской дом, но находившийся в пределах крепости. И поскольку узников теперь стали выпускать на прогулки за стены крепости, то Головнин со спутниками решили бежать.

Вот и рассчитывай после этого на благодарность заключенных!

Плененные моряки втайне изготовили огниво, а штурман Хлебников из двух иголок и медной пластины смастерил примитивный компас. С помощью старого ржавого долота узникам удалось вырыть подкоп и выбраться на волю. А там… Только бы добраться до моря.

Воистину, приключения, достойные пера Дюма-отца!

На пути к берегу беглецы были пойманы и водворены в тюремные камеры с более суровым режимом содержания. Тем временем капитан-лейтенант Рикорд, убедившись в потере командира и группы моряков, подвел «Диану» к Шикотану и, недолго думая, открыл по острову артиллерийский огонь, правда причинивший японцам мало вреда. Тогда, чтоб освободить пленников, Рикорд решил высадиться десантом, но, трезво оценив свои силы, вынужден был от такого плана отказаться. В общем, пока друзья томились в плену, Рикорд ни на секунду не прекращал думать об их спасении. Съездив в Иркутск, он добился у тамошнего губернатора дозволения нарастить боевую мощь.

В подчинение капитан-лейтенанту были приданы еще одиннадцать человек, а также бриг «Зотик» и транспорт «Павел», базировавшиеся в Охотске. Решимость Рикорда, похоже, была такой, что, получив подкрепление, он теперь намеревался на Японию напасть, объявив ей войну, – все, что угодно, только бы вызволить Головнина с товарищами. Однако случай навел его на другую мысль.

В это время вблизи российских берегов потерпело крушение японское торговое судно, и шестерых спасшихся Рикорд принял на борт «Дианы». Дипломатию канонерок сменила дипломатия заложников. Сначала островные власти предложение русских моряков отклонили и менять группу Головнина на японских промысловиков отказались. Не беда! Эти не подходят – поймаем других! Рикорд захватил судно японского торговца Такая Кахи, от которого, между прочим, узнал про тюрьму в Хакодате и главное: русские пленники по-прежнему живы. И настойчивость Рикорда была вознаграждена. Когда японцам был предложен очередной захваченный купец, они вдруг проявили сговорчивость. И осенью 1813 года, пробыв в плену больше двух лет, Головнин и его собратья были наконец освобождены, в чем неоценима заслуга Петра Рикорда – будущего адмирала, начальника Камчатской области, возглавившего блокаду Дарданелл, и одного из русских освободителей Греции от османского владычества. Что же касается русско-японских отношений, то таковые, как видно, устанавливались трудно, долго и драматично. Тем не менее начало было положено.

Позднее, в середине XIX столетия, на Дальний Восток был направлен адмирал князь Путятин во главе дипломатической миссии, наделенной полномочиями наладить контакт с восточными соседями, в частности с Японией. Из Петербурга на борту военного корабля отправилось это посольство, должность секретаря в котором отправлял писатель Иван Гончаров. Со страниц его знаменитого романа «Фрегат «Паллада» Япония 1850-х годов предстает совсем отсталой, с феодальными, а подчас кажущимися попросту дикими порядками. (В скобках заметим, что всего лишь несколько десятилетий спустя Япония сначала вдребезги разгромила русский броненосный флот, а чуть позже, опередив США, стала крупнейшей в мире авианосной державой.)

В последние годы позапрошлого столетия все явственней назревал антагонизм мировых держав в борьбе за раздел Китая. В этом процессе Россия, жаждавшая, как и Япония, отхватить лучший кусок и получить выход к Желтому морю, принимала активнейшее участие и проводила на Дальнем Востоке политику глубоко авантюристичную, основанную на неприкрытой агрессии и бесцеремонном диктате. Правда, и Япония была хороша!

В 1894 году она начала против Китая войну, через год закончившуюся тяжелым поражением китайской армии и продемонстрировавшую полное бессилие династии Цин. Япония же захватила остров Формозу (Тайвань) – предмет своих давних вожделений, оккупировала Ляодунский полуостров, Корею, а также хорошо укрепленный порт Вэйхайвэй. Обширные территориальные приобретения соседа сильно раздосадовали Россию, которая дипломатическими средствами – говоря прямо, откровенным давлением – принудила Японию отказаться от Порт-Артура, Дальнего, а затем и от всего Ляодунского полуострова. В общем, Англия, Япония, Франция, Россия, Австро-Венгрия, США, Германия – все сильные мира сего, ссорясь и конфликтуя между собой, рвали и терзали бедный Китай.

При этом объявленный дальневосточным наместником адмирал Алексеев – по некоторым сведениям, внебрачный сын Александра Второго – придерживался резко антияпонской линии: грубой, неразумной и чаяниям народов России никоим образом не отвечавшей. Его энергично поддерживал статс-секретарь полковник Безобразов, весьма влиятельное лицо на рубеже XIX и ХХ столетий и неофициальный владелец Русского лесопромышленного товарищества. Проявлением катастрофической политики безобразовской клики было, к примеру, участие России в подавлении в Китае боксерского мятежа, известного также как восстание ихэтуаней. Присоединившись к международной коалиции формально на стороне официального Китая, время от времени кардинально менявшего свою позицию, Россия силами своего флота принимала участие в штурме фортов Дагу, что в устье реки Пейхо. А сухопутные русские войска под командованием генерала Линевича в августе 1900 года вошли в Пекин!

Но нашей стране сии ратные свершения бранной славы не доставили, про них даже мало кто помнит. Зато они в высшей степени раздражили соседнюю Японию, имевшую собственные претензии на китайские земли.

С неприкрытым беспокойством следила Япония за российскими успехами, за строительством не только Великого Сибирского пути, но и Китайско-Восточной железной дороги, имевшей большое стратегическое значение. Как и Россия, Япония участвовала в широкой коалиции по подавлению ихэтуаней и теперь совсем не желала быть оттесненной от дележа Китая, держа виды на северо-восток этой страны, а также как на свое исконное владение зарилась на Корею. Так что военное столкновение России и Японии не было внезапным или вероломным. Оно было предопределено и зрело годами.

Формальным поводом к началу Русско-японской войны стал конфликт по вопросу лесных концессий в долине реки Ялу. Наместник Алексеев, привыкший во всем руководствоваться только собственными представлениями, на пару с Безобразовым добились, чтобы в эту долину, лежащую на севере Кореи, были допущены российские лесопромысловые компании. Однако согласно отечественным традициям вместо добродушных мозолистых лесорубов в долину Ялу вошел ограниченный контингент российских войск (несколько сотен переодетых в штатское солдат, число которых со временем росло). Это вызвало в Токио подлинное бешенство. Япония не раз обращалась к русскому правительству с указанием на недопустимость подобных действий, однако все предупреждения Петербургом отметались как нечто незначащее.

Пренебрежительное отношение усиливалось еще и субъективным фактором. После инцидента 1891 года в японском городе Отсу, где в ходе ознакомления с японскими древностями наш государь, будучи еще наследником престола, подвергся нападению психически ненормального полицейского, он по злопамятству недолюбливал японцев. «Макаки», презрительно называл их император Николай Второй.

В ночь на 27 января 1904 года стоявшие на рейде Порт-Артура русские корабли подверглись внезапному нападению пришедшего из Сасэбо японского флота под командованием вице-адмирала Того, будущего цусимского триумфатора. В результате торпедной атаки броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан», а также крейсер «Паллада» получили серьезные повреждения. В те же часы отделившаяся от основных сил эскадра контр-адмирала Уриу блокировала рейд Чемульпо (рядом с Сеулом), где стояли русские крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Завязался неравный бой, в результате которого «Варяг» был затоплен командой, а канлодка взорвана. Этими событиями началась Русско-японская война, или, как язвительно, в предвидении нелегких времен назвал завязавшееся противоборство генерал Драгомиров, «война макаков с кое-каками».

Про атаку японцами русских кораблей в тот же день стало известно в столице империи.

На следующий день, 28 января, в третьем часу дня в историческое здание Морского корпуса на Николаевской набережной приехали государь с императрицей, генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович и флигель-адъютант капитан 2-го ранга великий князь Кирилл Владимирович, соответственно дядя и двоюродный брат царя, оба служившие на флоте. Николай Второй прибыл в мундире капитана первого ранга, а государыня Александра Феодоровна – в роскошном темно-красном бархатном платье, отделанном мехом. При этом, по утверждению очевидцев, она была как смерть бледна и вид имела «прямо придавленный». Августейшее семейство шествовало в сопровождении придворной свиты, адмиралов и директора Морского корпуса вице-адмирала Чухнина, среди училищных питомцев имевшего прозвище Гришка Каторжный. Два с половиной года спустя в мятежном Севастополе адмирал Чухнин, к тому времени командовавший Черноморским флотом, был застрелен матросом-революционером Акимовым.

По случаю высочайшего визита в корпусе был сыгран большой сбор и личный состав училища выстроился в Столовом зале, лицом к окнам, выходящим на 12-ю василеостровскую линию. Императорская чета со свитой появилась со стороны корпусного музея. Выйдя на середину зала, самодержец поздоровался, после чего из фронта на четыре шага вперед были вызваны 128 старших гардемарин. Царь обратился к ним. «Дерзкий враг в темную ночь осмелился напасть на нашу твердыню – наш флот – без всякого вызова с нашей стороны… Я сам приехал сюда нарочно, чтоб видеть вас и сказать вам, что произвожу вас сегодня в мичманы. Производя вас теперь, на три с половиною месяца ранее срока и без экзамена, я уверен, что вы приложите всю свою ревность и свое усердие для пополнения ваших знаний и будете служить, как служили ваши прадеды, деды и отцы в лице адмиралов Чичагова, Лазарева, Корнилова, Нахимова и Истомина, на пользу и славу нашего дорогого Отечества. Я уверен, что вы посвятите все ваши силы нашему флоту, осененному флагом с Андреевским крестом. Ура!» Грянуло дружное флотское «ура!», смешавшееся со звуками оркестра, исполнявшего русский национальный гимн. Всеобщее ликование прокатилось по шеренгам, раздались здравицы императору.

Наиболее отчаянные гардемарины и кадеты, невзирая на зимний холод, в одних голландках бросились высочайших посетителей провожать – кто бегом, а кто не постеснялся забраться в высочайшую карету. И напрасно корпусной капитан 2-го ранга Мешков по кличке Серя старался утихомирить своих подопечных. Куда там!.. «Что вы делаете, господа? Ведь вы простудитесь!» – пытался урезонить молодых моряков и Кирилл Владимирович. Но кадеты упрямо лезли к нему в сани: «Никак нет, ваше высочество! Не простудимся!» – и так сопровождали царственных гостей до Собственного подъезда Зимнего дворца, где гардемарины и кадеты окружили августейших особ, брали у них автографы. А кадет Сергей Гладкий собрался с духом и у великого князя Кирилла Владимировича, на ближайших днях убывавшего в Порт-Артур, попросил что-либо на память, и тот с улыбкой подарил юноше свой светло-зеленый шелковый платок с искусно вышитыми императорской короной и литерой «К».

В Зимнем дворце приехавших юношей угостили горячим чаем с бутербродами и, дождавшись, когда из Морского корпуса прислали шинели, фуражки и башлыки, отправили назад, в училище. Всеми было высоко оценено выступление императора, а корпусной профессор-русист Конский, в частности, характеризовал ее так: «Прекрасно сказанная речь и отличный, безупречный русский язык».

Выпускники этого же военно-морского заведения сравнительно недавних лет, скажем конца ХХ столетия, могли бы по достоинству оценить описанное выше. Потому как даже невозможно вообразить себе нечто подобное в советскую эпоху. В ту пору всякие надутые чины сравнительно часто наведывались в училище, но никто не позволил бы воспитанникам самовольно выйти на улицу и в восторге бежать за каким-нибудь «членовозом». Был бы им тогда чай с бутербродами! Во-первых, режим: окна первых этажей зарешечены, ворота наглухо заварены, а во внутренних дворах поверх заборов пущена ржавая колючая проволока. А во-вторых, какой восторг?! С чего б такому взяться? Никому из курсантов и в голову не пришло бы ликовать или тем более пытаться влезть в автомобиль и просить автограф у какого-нибудь полуграмотного обкомовского секретаря. А сыщись вдруг такой безумец, его сей же час кому следует и «обезвредил» бы. А тут!.. Былинные времена!.. Царский выпуск!

Десять лучших выпускников 1904 года тотчас убыли в Квантунский флотский экипаж, дислоцированный в Порт-Артуре, два – во Владивосток, в Сибирский экипаж. Пятьдесят мичманов царской выделки получили назначение на Вторую Тихоокеанскую эскадру, откуда лишь двоим посчастливилось достичь российских берегов: 25 выпускников пали при Цусиме, 23 угодили в плен. Причем одним из первых погиб вахтенный офицер эскадренного броненосца «Князь Суворов» мичман Дмитрий Головнин.

С началом войны российское руководство предприняло решительные шаги. Главнокомандующим вооруженными силами Дальнего Востока назначался наместник адмирал Алексеев, со штабом в Мукдене; командующим Маньчжурской армией – генерал Куропаткин, со штабом в Ляояне. В конце февраля в Порт-Артур прибыл новый, взамен адмирала Старка, командующий Тихоокеанской эскадрой вице-адмирал Макаров. Его появление ознаменовалось серьезной активизацией флота.

Так, в последних числах марта 1904 года, совершая боевой выход, попал в тяжелую ситуацию и вступил в неравный бой с шестью японскими кораблями миноносец «Страшный». Потеряв убитыми всех офицеров и большую часть команды, русский эсминец противником был потоплен. Но тут, подобрав пятерых уцелевших на «Страшном», в бой вступил подоспевший крейсер «Баян». По приказу командующего вице-адмирала Макарова на внешний рейд Порт-Артура стала вытягиваться остальная эскадра. Не дожидаясь выхода из гавани всех кораблей, Макаров повел несший адмиральский флаг броненосец «Петропавловск» к месту гибели «Страшного». На дальней дистанции завязалась перестрелка. Увидев заведомо превосходящие силы русских, вражеские корабли предпочли отойти без боя. Отогнавший врага «Петропавловск» повернул в Порт-Артур, однако, не дойдя до гавани двух миль, подорвался на минном заграждении. Произошла детонация погребов боезапаса, «Петропавловск» стал быстро погружаться носом и в две минуты затонул. С броненосцем погибла большая часть команды, офицеры, почти весь штаб эскадры, находившиеся на борту художник Верещагин и командующий вице-адмирал Макаров. Моряки крейсера «Гайдамак» и миноносца «Бесшумный» подняли из воды около восьмидесяти человек и, в частности, командира корабля капитана 1-го ранга Яковлева, а также обгоревшего и, по некоторым свидетельствам, раненого великого князя Кирилла Владимировича. Сослуживцы высочайшего моряка в целом положительно оценивали его как офицера, но как командир великий князь не всегда оказывался на высоте и часто путался: например, вместо команды «Так держать» приказывал «Прямо руль», что все-таки несколько иное. Сказывалось то, что в свое время августейший гардемарин учился в Морском корпусе формально и аудиторных занятий не посещал.

Как вскоре выяснилось, мины предыдущей ночью под при крытием японских эсминцев поставил минный заградитель «Корю Мару». Причем эти действия неприятеля в лучах прожектора Крестовой Горы сквозь сетку дождя наблюдали с дежурного крейсера «Диана». Однако Макаров, ночевавший на борту этого корабля и вызванный наверх, ничего не увидел и, опасаясь накрыть своих, не разрешил командиру «Дианы» открыть огонь. Не было сделано адмиралом и попытки послать в разведку стоявшие под парами миноносцы «Решительный» и «Беспощадный». Командующий ограничился тем, что приказал командиру «Дианы» отметить на карте подозрительное место, чтобы впоследствии провести там минное траление. Вскоре вице-адмирал Макаров со штабом убыли на «Петропавловск»…

События той войны явились побудительным мотивом к освоению русскими Северного морского пути – чтобы впредь боевым кораблям не совершать дальних океанских переходов и обеспечить более короткую и безопасную связь дальневосточного флота с метрополией. И главное: не допустить повторения Цусимы! В ходе арктических плаваний произошло последнее в истории нашей планеты географическое событие – открытие архипелага Земля Николая Второго (ныне Северная Земля). В полярных экспедициях, руководимых флигель-адъютантом капитаном 2-го ранга Борисом Вилькицким, участвовали флотские офицеры Евгенов, Новопашенный, Матисен, а также Колчак – знаменитый моряк и будущий Верховный правитель России.

Из тяжких уроков, преподнесенных Русско-японской войной, наша страна сделала выводы правильные и важные. После заключения Портсмутского мира отношения двух противоборствовавших держав вошли в привычную колею, хотя о добрососедстве не было и речи. Перед Россией отныне стояло неотложное требование в сжатые сроки создать новый флот взамен погибшего при Цусиме. И такой флот страна построила! При этом были достигнуты невиданные прежде успехи. В строй вошли мощные линейные корабли дредноутного типа, головной из которых в память Порт-Артура получил имя «Петропавловск» (в советскую эпоху переименован в «Марат»), а также признанные лучшими в мире эскадренные миноносцы серии «Новик». Подводные силы России пополнились новыми единицами.

Не случайно наш флот лучшим образом проявил себя в Первой мировой войне, а многие корабли, построенные после войны с Японией, участвовали в Великой Отечественной и прослужили в советском флоте до 1950-х годов.