Не ищите реку Неглинку на карте. Она вроде бы есть, и одновременно ее нет. Вот уже почти двести лет река, несущая свои воды с севера столицы на юг, заключена в подземную трубу-коллектор. Ее история – это история Москвы, таящая множество тайн и загадок. Задолго до появления стольного града в этих местах расселились славянские племена вятичей и кривичей. Были они язычниками и на месте Боровицкого холма, там, где ныне возвышается Кремль, устроили капище (языческий храм под открытым небом) с каменными идолами. Здесь в жертву языческим богам приносили не только животных. Говорят, что дружинники князя Юрия Долгорукова нашли на холме обгорелые кости сотен сожженных людей и насаженные на колья головы. Все это по приказу князя было зарыто в землю вместе с поверженными идолами.

Постепенно небольшой городок Москва образовался у устья реки Неглинной с укрепленным центром на Боровицком холме и ремесленно-торговым посадом. Неглинка, катившая свои светлые струи среди дремучих лесов и впадавшая в более полноводную Москву-реку, долгие годы снабжала горожан раками и белой рыбой. На ее берегах работали кузницы и гончарные мастерские, весело крутились крылья мельниц.

Москва строилась и расширялась. И вот настало время великого князя Ивана III, задумавшего возвести в Московском Кремле каменный собор более величественный, чем во Владимире. Русские мастера-каменщики такой собор построить не смогли. Несколько раз они брались за дело, но стены разваливались. На помощь были призваны иностранные зодчие, а вот откликнулся всего лишь один – известный архитектор из Болоньи Аристотель Фиорованти. В его лице Иван III получил не только прекрасного строителя, но и инженера, фортификатора, механика, литейщика и артиллериста. Поговаривали, что Фиорованти был и алхимиком, владевшим тайными знаниями разгромленного ордена тамплиеров. Во всяком случае, когда Аристотель в апреле 1475 года осмотрел стены недостроенного храма, то решил их снести и выкопать глубокий ров, а Иван III велел ни в чем ему не перечить. Как только работный люд углубился в землю на два аршина (1,5 метра), заступы ударились о что-то твердое. Из глубины были извлечены огромные каменные истуканы и кости, кости, кости… Вот что мешало возведению православного храма! Великий князь велел Фиорованти приостановить работы и под покровом ночи расколоть каменных монстров, а затем сбросить их осколки, вместе с останками жертв, в Неглинку. Так кристально чистые воды реки приняли в себя и стали накапливать черную энергию зла.

Со временем, чтобы удержать берега реки от оползней, начали строить деревянные клети, наполненные землей. Они назывались «взрубами» или «зарубами». Некоторые из них имели всего три стены, одна из которых была обращена к Неглинной и составляла часть облицовки берега. Однако все это уже не могло спасти некогда чистую реку от загрязнений и концентрации негативной энергии. Свою лепту в превращение Неглинки в жуткое место внес куртуазный «осьмнадцатый» век.

Мода на строительство особняков по берегам реки началась с графа Ивана Ларионовича Воронцова. Он построил сразу шесть каменных домов. Вскоре к домам Воронцова примкнули особняки Бибиковых, Боборыкиных, князей Барятинских, графа Бутурлина, Волынского, князей Голицыных. Вот как описывал Москву екатерининского века большой знаток ее истории Михаил Иванович Пыляев: «Москва в то время представляла собой… великолепный город, где, как величественные призраки, существовали все те, кто был некогда в силе, и все те, кто был в немилости или считал себя обойденным на известной лестнице почестей. Все эти разукрашенные призраки былого величия колыхались в своих парадных покоях или двигались в 8-стекольных золотых каретах, запряженных 8 лошадьми, под тяжестью блестящих мундиров, с лентами, с бриллиантовыми ключами». Каждый особняк имел два двора: так называемый «курдонер» (по-французски «Cour d’honneur» – «почетный двор») перед дворцом и задний двор, включавший в себя амбары, сараи, погреба, бани, мастерские, поварни и конюшни. Ясно, что все нечистоты, мусор и навоз с задних дворов в изобилии лились в некогда чистейшие воды. Кроме того, среди московской знати, поселившейся на берегах Неглинки, нашлась зловещая личность, продолжившая языческие ритуальные обряды в этих местах. Ею оказалась помещица Дарья Салтыкова, более известная в русской истории по прозвищу Салтычиха, замучившая свыше сотни своих крепостных служанок. Говорят, что в летнюю пору она в сопровождении верного слуги каждую ночь приходила на берег и, шепча заклинания, умывалась водой в надежде получить красоту и вечную молодость. После этого ритуала слуга, по приказанию Салтычихи, сжигал на костре полотенце, которым она вытирала лицо, и бросал пепел в воду. И хотя этот «урод рода человеческого», как назвала помещицу Екатерина II, был наказан, ее мистические ритуалы и темная энергия уничтожения не добавили этим местам доброй славы.

К началу века девятнадцатого некогда чистейшая река, превращенная в зловонную клоаку, наконец стала мстить людям. Первыми, кто ощутил на себе эту месть, были супруги Сандуновы – создатели знаменитых московских бань на берегах Неглинной.

Правда, началась эта история не в Москве, а в Санкт-Петербурге. На театральных подмостках столицы в то время блистала юная красавица Лизавета Федорова, обладавшая великолепным меццо-сопрано. Императрице Екатерине II она понравилась настолько, что певице дали отличительный сценический псевдоним «Уранова» в честь только что открытой планеты. Вокруг нее роились поклонники, однако всех их «оттер» сам вице-канцлер Алексей Андреевич Безбородко, «положивший глаз» на Лизу. Что же касается Федоровой-Урановой, то ей по сердцу больше пришелся собрат по профессии, москвич Сила Николаевич Сандунов. Происходил он из грузинского рода Зандукели и в артисты попал случайно. Говорят, что, находясь как-то на спектакле и видя плохую игру актеров, он воскликнул: «Да я лучше сыграю!» Вскоре двадцатилетний Сила и вправду, вопреки воле родителей, поступил в театр и благодаря природному дару стал прекрасным комическим актером. Через пять лет Сандунова пригласили играть в Санкт-Петербург, где он и познакомился с Урановой, а затем и влюбился в нее.

Что же касается Безбородко, то отвергнутый царедворец, быть у которого на содержании Елизавета отказалась, поступил подло. Он добился увольнения Сандунова из театра. В ответ на это Сила Сандунов во время прощального бенефиса 10 января 1791 года пропел куплеты собственного сочинения:

Теперь иду искать в комедиях господ,
Мне б кои за труды достойный дали плод,
Где б театральные и графы, и бароны
Не сыпали моим Лизеттам миллионы.

Это, скорее, был жест отчаяния. А вот Лиза Уранова решила пойти ва-банк. Во время очередного спектакля она пала на колени перед императрицей со словами: «Матушка-царица, спаси меня!» – и протянула Екатерине бумагу с прошением.

Все разрешилось как нельзя лучше. Императрица сразу же повелела вернуть жениха в театр и пожелала быть посаженой матерью на свадьбе. Елизавете Урановой преподнесли шкатулку с драгоценностями, а на палец невесте Екатерина II надела свой перстень с бриллиантом, сказав такие слова: «Кроме жениха его никому не давай». Что же касается посрамленного вице-канцлера, то и он, видя отношение императрицы к молодоженам, просил Елизавету, теперь уже Сандунову, забыть прошлое и принять бриллиантовое колье.

Правда, Сандуновы не стали дожидаться продолжения интриг и, подав прошение об отставке, уехали в Москву. Здесь Силе Николаевичу и пришла в голову мысль купить участок земли на Неглинке и построить бани. Что же касается его жены, то она была категорически против этого шага. Решив узнать о результате затеянного мужем предприятия, Лиза навестила известную московскую гадалку. Раскинув карты, гадалка произнесла: «Места эти страшные, кровь на них. Вас река разведет. Но вижу у тебя на пальце сильный талисман, не расставайся с ним». Елизавета слово в слово рассказала все мужу, но тот был непреклонен.

Строительство бань оказалось действительно сложным делом. В него сначала были вложены безбородковские бриллианты. Когда же москвичи узнали об этом, то по Первопрестольной пошел гулять слух о молодой жене. Мол, за оперные арии, просто так, бриллианты не дарятся. Сандуновым, чтобы погасить сплетни, пришлось даже часть бриллиантов пожертвовать Воспитательному дому. В результате средств не хватило. Тогда Сила Николаевич подступился к жене с требованием отдать шкатулку императрицы и бриллиантовый перстень на благое дело. Елизавета отвечала, что шкатулка и перстень являются ее собственностью и никакого отношения к Силе Николаевичу не имеют. Взбешенный Сандунов схватил жену и в припадке ярости отбросил от себя. «А что тебе говорила матушка-царица? – вопрошал муж. – Перстень ты можешь отдать только мне!» Ни слова не говоря, Лиза сняла перстень с пальца и швырнула его в лицо мужа. На следующее утро она уехала в Санкт-Петербург. Так сбылось пророчество гадалки. Сила Сандунов оказался «повенчан» с банями и с маниакальным упорством занимался их строительством и отделкой до самой смерти, последовавшей в 1820 году. Бани действительно стали украшением Москвы и до сих пор носят имя своего основателя.

Кстати сказать, бани Силы Николаевича не пострадали в год нашествия «двунадесяти языков», во время которого река приняла в себя сотни новых жертв. После изгнания Наполеона из России в Москве создали специальную Комиссию по восстановлению, главным архитектором которой стал Осип Иванович Бове. В 1819–1822 годах под его руководством разбили Александровский сад на месте заключенной в трубу и отведенной под землю реки Неглинной. Таким образом Александровский сад, общей площадью около десяти гектаров, раскинулся над устьем погребенной реки. Всего же заключили в трубу и «загнали» под землю трехкилометровый отрезок реки от устья до Трубной площади. Оставшиеся четыре с половиной километра отвели под землю в более поздние годы.

Заключенная в подземелье, отравленная сточными водами и людской злобой, река продолжала мстить своим губителям. Вот как описывал буйство подземной реки, переполненной ливневой водой, известный журналист и писатель Владимир Гиляровский: «Пивная на Неглинной с началом дождя наполняется публикой, не желающей намокнуть. Буфетчик радуется: дождик загнал. Служащие мечутся с кружками и бутылками. Лица довольные, пьют и беседуют… И вдруг водопадом через порог хлынули волны мутной воды. Кто-то лезет на стол. Стулья всплывают… Хозяин по пояс в воде спасает кассу… Вода прибывает и прибывает. Ужас на лицах… В окно доносились неистовые крики: спасите! Кто-то тонул. Это Неглинка не вместила в себя огромной массы воды». Ну а то, что творилось под землей, Гиляровский описал в рассказе «Полчаса в катакомбах», вошедшем в его первую книгу «Трущобные люди». Цензура арестовала в 1887 году еще не сброшюрованную книгу и распорядилась сжечь весь тираж. Так что рассказ впервые был опубликован в 1957-м, через семьдесят лет после уничтожения книги. Описанные Гиляровским наводнения случались и в XX веке: в середине 60-х годов и в августе 1973-го.

Говорят, что в мусоре, вынесенном из коллектора во время одного из «буйств» реки, нашли старинный перстень с бриллиантом. По преданию, это Сила Сандунов, оплакивая свою порушенную любовь, бросил перстень Лизоньки в Неглинку, ставшую рекой раздора. В наше время перстни с бриллиантами в реку не бросают. Ну а вот тем соотечественникам, кто посещает антикварные салоны и аукционы, я бы посоветовал сто раз подумать, прежде чем приобретать драгоценности «с родословной». А вдруг эта вещица омыта не только слезами и кровью хозяина или хозяйки, но и несет на себе злой рок похороненной заживо реки?