В 1812 году в глобальных планах Бонапарта по вторжению в Российскую империю на первом месте стояло взятие Петербурга. Но благодаря полководцу Якову Петровичу Кульневу столице России удалось избежать вторжения французских захватчиков.

Наполеон, принудив Россию включиться в Континентальную блокаду, не строил иллюзий относительно мирного сосуществования с нашей страной: «Через пять лет я буду господином мира, остается одна Россия, но я раздавлю ее», – заявил он в 1811 году. Но, как отмечают историки, повод у Бонапарта был – Российская империя скверно выполняла условия блокады. Англия была основным нашим торговым партнером, на нее приходилось 40 процентов российского экспорта и 30 – импорта: машины, станки, легированная сталь. Понимая, что большой войны с Наполеоном не избежать, наше правительство искало пути, чтобы закончить войну с Турцией. Это удается сделать только в мае 1812 года Бухарестским миром. 

К июню 1812 года к границам России были подтянуты армейские корпуса маршалов Даву, Удино и Нея, а также польский корпус Понятовского общей численностью 440 тысяч человек, и еще 180 тысяч составляли так называемую вторую линию войск. Имея в своих «союзниках» разгромленных им Австрию и Пруссию, Наполеон включил их дивизии в свою Великую армию, французы составляли в ней чуть больше половины общего состава.

Армия эта составляла не единое целое, а механическое соединение разноплеменных отрядов, сплотить которые могла только совместная работа – марши, сражения, штурм городов. «Моя армия составлена так, что лишь движение поддерживает ее», – говорил Бонапарт. И это свойство он использовал сполна – армия была в постоянном движении. Сосредоточить в нужное время в нужном месте свои войска, получить превосходство над противником и разом сокрушить его – используя этот тактический прием, Наполеон выиграл не одно сражение.

С русской стороны Великой армии противостояли 220 тысяч войск Первой линии и 65 тысяч Второй линии или резерва, то есть численное превосходство более чем в два раза было за армией Наполеона. Отметим еще и то, что половина его войск, более 300 тысяч, составляли закаленные в боях воины, победоносно прошедшие всю Европу и уже привыкшие побеждать.

Вторжение

Первый пехотный корпус графа Витгенштейна входил в состав 1-й Западной армии, которой командовал Барклай де Толли. Впрочем, Петр Христианович Витгенштейн недолго состоял под непосредственным началом Барклая. 12 июня 1812 года наполеоновские войска форсировали Неман и вступили на территорию Российской империи, началась война. Вскоре Первый пехотный корпус стал Отдельным, он был выделен из 1-й Западной армии и переброшен в район Полоцка, для прикрытия Псково-Петербургского направления. 

Нужно заметить, что между русскими 1 и 2-й Западными армиями (Второй армией командовал генерал от инфантерии князь Петр Багратион) был разрыв в 100 километров. Наполеон рассчитывал вбить между этими армиями клин в виде 1-го пехотного корпуса маршала Даву, не дать им соединиться и громить их поодиночке. Быстро поняв замысел императора французов, наши армии стали с боями отходить, чтобы соединиться, что и произошло 22 июля в районе Смоленска. 5 августа Наполеон вошел в Смоленск, наша армия отступала. Дать генеральное сражение под Смоленском, как того требовал Багратион и многие русские генералы, Барклай не решился – его армия в 120 тысяч воинов была бы смята более чем 200-тысячной наполеоновской, вся Россия оказалась бы в отчаянном положении. 

Между тем уже к Смоленску потери Великой армии составили около 100 тысяч убитыми, ранеными, больными и дезертирами. И удар в смоленском направлении был не единственным в стратегии Наполеона. Два его армейских корпуса – 2-й пехотный маршала Удино и 10-й пехотный маршала Макдональдса – были брошены на северо-восток, навстречу Витгенштейну и с целью захвата Риги. Еще один, 7-й пехотный корпус генерала Ренье, направлен на юг, навстречу русской 3-й Западной армии от кавалерии Александра Тормасова, закрывающей киевское направление. Всю свою гвардию, и старую и новую, Наполеон держал в резерве. Его уверенность в себе и своей победе была абсолютна. Он ведь стремился к мировому господству, и для него Россия – как и для многих до и после – оказывалась костью поперек горла. 

«Пока я стою на месте...»

Душным летом 1812 года столица жила слухами: сообщения с театра военных действий, краткие и противоречивые, поступали с опозданием. Во избежание панических настроений правительство требовало от издателей газет печатать только официальные материалы, взятые из «Санкт-Петербургских ведомостей». Однако тревога во всех общественных слоях нарастала. Ее усилил приказ царя генерал-фельдмаршалу графу Николаю Салтыкову, возглавившему Комитет министров, вывезти в Казань мощи святого князя Александра Невского, эвакуировать Сенат, Синод, министерства, часть архивов, ценности Эрмитажа, банки, учебные заведения, Монетный двор, Сестрорецкий оружейный завод, статую Петра I с Сенатской площади. Император также распорядился прекратить балы и прочие увеселения. На городских заставах стали появляться многочисленные коляски и обозы семейств, спешивших в глушь, в провинцию, в имения.

Есть легенда, что одного из офицеров русской армии стал преследовать один и тот же таинственный сон. Во сне он видел себя на Сенатской площади, рядом с памятником Петру Великому. Вдруг всадник съезжает с пьедестала и по петербургским улицам направляется к Каменному острову, где жил в то время император Александр-I. Бронзовый всадник въезжает во двор дворца, из которого навстречу ему выходит государь. «Молодой человек, пока я стою на месте, моему городу нечего опасаться», – говорит ему Петр Великий. Затем всадник повернул назад, и снова раздалось звонкое цоканье бронзовых копыт его коня о мостовую. 

Этот офицер добился встречи с личным другом императора, князем Николаем Голицыным, и передал ему увиденное во сне. Князь пересказал сновидение царю, после чего, утверждает легенда, Александр отменил свое решение о перевозке монумента. Есть вероятность, что так оно и было, – этот государь был настроен весьма мистически. 

Бей первым!

«Преследуйте Витгенштейна по пятам, – наставлял Бонапарт Удино. – Когда вы двинетесь от Полоцка к Себежу, генерал, вероятно, отступит для прикрытия Петербургской дороги». С поставленной задачей Удино не справился. Русское бездорожье, особенно в лесной зоне, для французов оказалось труднопроходимым, и пехотный корпус Удино растянулся в своем движении на десятки верст. Чем и решил воспользоваться Витгенштейн. Девиз «Бей первым!» был единственно правильным решением. Впрочем, многие современники считали, что Витгенштейн все же был нерешительным полководцем и основная заслуга в победе принадлежит Якову Кульневу.

День 17 июля 1812 года начался с того, что летучий кавалерийский отряд генерал-майора Якова Петровича Кульнева атаковал 6-ю пехотную дивизию генерала Леграна и, пока основные силы русских подтягивались, атаковал снова и снова. Историк Евгений Тарле писал: «Кульнев, подобно Николаю Раевскому, Багратиону, Неверовскому, Кутузову, был одним из очень немногих генералов, достигавших полной власти над солдатами без помощи зуботычин, палок и розог». 

Французы ожесточенно сопротивлялись, воевать против налетов кавалерии они умели, и все атаки Кульнева были отбиты. Следующее утро (в три часа пополуночи) началось с атаки наших егерей и контратаки французской пехоты, отбитой нашей артиллерией. Все завершилось русской штыковой атакой, которую, как свидетельствует история, не выдерживал никто. Ведь еще Александр Суворов говорил: «Пуля дура, да штык молодец». 

Французы дрогнули и поспешно отступили, пытаясь закрепиться на крутом берегу реки Нища, но были выбиты и оттуда. Продолжая отступление, они зацепились за Клястицы, но русские егеря, привыкшие действовать врассыпную, вынудили их бежать дальше. Преследовал неприятеля генерал Кульнев со своим 12-тысячным авангардом. Он гнал французов целый день, пройдя более 20 километров. Наша победа была полной – только пленных взяли около тысячи, а также почти весь обоз и пороховой запас дивизии. Это была первая крупная победа над французами! 

«Главу на щит склонил...»

Но была у Якова Петровича Кульнева одна слабая сторона: он необычайно увлекался в битве и нередко действовал очертя голову, безумно рискуя и своей, и чужой жизнью. И в этот раз лихой рубака и отчаянный смельчак генерал Кульнев ослушался приказа Витгенштейна не лезть на рожон, решив «на плечах отступающего противника» ворваться в лагерь на Дрисе и разгромить его. 

Он не мог знать, что к бежавшим французам присоединилась наконец 3-я дивизия корпуса с мощной артиллерией, а Удино готовился встретить авангард Витгенштейна. Кульнев в ночь на 20 июля переправился через Дрису и атаковал французов, но вместо расстроенных рядов перед ним предстали вражеские батареи, открывшие губительный огонь. Это было первое поражение Кульнева за 24 года службы (а ведь Яков Петрович участвовал в шести войнах и в 55 сражениях). Ударом французского ядра ему оторвало обе ноги, он скончался через несколько минут. 

Когда Витгенштейн узнал о разгроме своего авангарда и о смерти храброго генерала, он двинул свои войска вперед, будучи уверен, что французы станут преследовать его разбитый авангард. Это и произошло – они в точности повторили ошибку Кульнева. Французы были разгромлены, оставив на поле боя более двух тысяч убитых и умирающих. Кульнев был отмщен. 

Позже поэт Василий Жуковский посвятил ему строки:

Где Кульнев наш, рушитель сил,
Свирепый пламень брани?
Он пал – главу на щит склонил
И стиснул меч во длани.
Где жизнь судьба ему дала,
Там брань его сразила;
Где колыбель его была,
Там днесь его могила.