Русский царь срывает банк
РОССIЯ
«Секретные материалы 20 века» №8(394), 2014
Русский царь срывает банк
Дмитрий Митюрин
журналист, историк
Санкт-Петербург
17746
Русский царь срывает банк
Русская армия входит в Париж

200 лет назад, 30 марта 1814 года, русские войска вместе со своими союзниками вступили в Париж, капитулировавший после не слишком ожесточенного, но вполне ощутимого сопротивления. Никогда больше – ни до, ни после – наша армия не заходила так далеко на запад. И вполне естественно, что день этот стал днем высшего триумфа национального духа; триумфа, с которым может сравниться разве что день капитуляции Германии в 1945-м. Странно только, что взятие Парижа не отпечаталось в пантеоне нашей исторической памяти.

ИТАЛЬЯНСКИЕ САПОГИ БОНАПАРТА

1814 год начался с того, что войска союзников вступили на территорию Франции. Катастрофическая для Наполеона кампания в 1812-м привела к тому, что против некогда грозного завоевателя поднялась почти вся покоренная им Европа. Собрав новую армию, Бонапарт пытался переломить ситуацию, но потерпел поражение в битве при Лейпциге. И вот теперь враг вторгся в сердце его империи…

Войска русско-прусско-австрийской коалиции, к которой присоединилось с десяток крупных и не очень германских государств, насчитывали порядка 250 тысяч человек, не считая еще около 200 тысяч находившихся на подходе резервов.

Однако, наступая, союзники растягивали свои силы, а система командования запутывалась до невозможности. Непосредственно во Франции действовали две армии: Главная, возглавляемая австрийским фельдмаршалом князем Карлом Шварценбергом, и Силезская под командованием прусского фельдмаршала Гебхарда Блюхера.

У Наполеона имелось порядка 50 тысяч, но само его имя и репутация величайшего полководца всех времен и народов продолжали оказывать на противника почти магическое действие. По собственному признанию, он одел «сапоги своего Итальянского похода» то есть действовал с той же энергией и стремительностью, с которой генерал Бонапарт действовал шестнадцать лет назад на Апеннинском полуострове.

27 января 1814 года он выбил корпус Сергея Ланского из Сен-Дизье. Через день нанес поражение Блюхеру при Бриенне. Прусский фельдмаршал присоединился к Шварценбергу, и 1 февраля последовала битва при Ла-Ротьере, итоги которой можно определить как боевую ничью. Зато 10 февраля армия Бонапарта у Шампобера буквально раскатала попавшийся ей по дороге корпус Захара Олсуфьева. Сделав изящный поворот, «галльский петух» на следующий день сильно «клюнул» русских и пруссаков при Монмирайе – союзники потеряли 3,7 тысячи человек убитыми против двух тысяч у французов. 12 февраля новый удар при Шато-Тьери. 14-го – уничтожение авангарда Блюхера у Вошана. Наконец, 18-го следует битва при Монтре, где потери союзников почти втрое превысили двухтысячные потери французов. Итого – пять выигранных битв за неделю!

Наполеон впал в эйфорию и продолжал гордо отвергать мирные предложения союзников, сводящиеся к возвращению Франции к границам 1792 года (то есть до начала Великой революции). Наполеон считал эти условия «унизительными» и требовал «естественных границ» по Рейну, Альпам, Пиренеям, Ла-Маншу.

Переговоры сошли на нет, и началась новая череда сражений.

7 марта Наполеон настиг Блюхера у Краона, где обрушился на выдвинувшийся вперед корпус Михаила Воронцова. Потеряв пять тысяч человек, русские отбили все атаки и весьма сильно потрепали неприятеля. Тем временем Силезская армия сосредоточилась у Лаона, где 9–10 марта разыгралась очередная баталия. Будучи отражен на всех направлениях, Наполеон потерял около девяти тысяч человек и отошел к Суассону. Однако уже 13-го он внезапно обрушился на Реймс, выбив из города 15-тысячный отряд состоявшего на русской службе французского эмигранта генерала Эммануила Сен-При. Сам Сен-При погиб, причем Бонапарт пустил легенду, будто он лично навел ту пушку, ядро из которой сразило «изменника» (аналогичная легенда была связана и с генералом Моро, погибшим полгода назад в Битве народов при Лейпциге).

Преисполнившись энтузиазма, французский император с 30-тысячным войском помчался на Шварценберга, в распоряжении которого имелось около 90 тысяч. Чуда не произошло. В битве при Арси-сюр-Об (20 марта) Наполеон потерпел поражение, но не был преследуем победителем.

Полученную передышку он использовал для размышления над дальнейшими перспективами кампании. Людские ресурсы объединившейся против него Европы выглядели неисчерпаемыми. Но, как и в 1812 году, проявив свои блестящие тактические дарования, Наполеон оказался никудышным стратегом. Хотя внешне план его выглядел эффектным.

Бонапарт замыслил обойти Главную и Силезскую армии, перерезать тыловые коммуникации союзников, двинуться на северо-восток и, сняв осаду с нескольких французских крепостей, влить их гарнизоны в состав своей армии.

При этом в воздухе повисал вопрос: а что будет, если после обхода, осуществленного Наполеоном, союзники вместо того, чтобы развернуться и броситься за ним в погоню, продолжат движение прямиком к Парижу? Наполеон этот вопрос не то чтобы не ставил, он просто надеялся, что они так не поступят. И для такой надежды у него были определенные основания.

СОЮЗНИКИ, НО НЕ ДРУЗЬЯ

Отнюдь не все участники коалиции стремились к полному ниспровержению Бонапарта, опасаясь, что подобный сценарий событий слишком усилит их партнеров. Сторонником «умеренного варианта» являлась Австрия, допускавшая возможность сохранения престола либо за самим Наполеоном, либо за его сыном, трехлетним Жозефом-Наполеоном. В последнем случае роль регентши отводилась жене Наполеона I и матери вероятного Наполеона II императрице Франции Марии-Луизе. Пикантность же ситуации заключалась в том, что Мария-Луиза приходилась еще и дочерью императору Австрии Францу I, с войсками которого сейчас ожесточенно сражался ее законный супруг. Не удивительно, что своему подчиненному князю Шварценбергу австрийский император приказывал двигаться к Парижу «умно, что означает – медленно».

Резко противоположной позиции придерживались англичане, армии которых действовали обособленно, наступая на Францию из Испании и Италии. Правительство Коварного Альбиона предпочитало видеть во главе Франции представителя свергнутой революцией династии Бурбонов, а конкретно брата казненного короля Людовика XVI графа де Лилля.

Не слишком влиятельной, но колоритной величиной в лагере союзников был наследный принц Шведский Карл-Юхан Бернадот, возглавлявший по совместительству еще и Северную армию союзников. Всего четыре года назад Бернадот входил в число наполеоновских маршалов и явно был не прочь предложить свою кандидатуру на престол Франции. Впрочем, как человек прагматичный, он держался в тени и занимался со своими войсками тем, что громил союзников Наполеона датчан, у которых рассчитывал отобрать Норвегию.

В любом случае тогда в марте 1814 года решающее слово оставалось за русским императором. Король Пруссии Фридрих Вильгельм III, войска которого в составе коалиции были третьим по численности (после русских и австрийцев) контингентом, полностью подпал под его влияние. Царь мог отменить любые приказы, которые давали его частям иноземные командующие – Шварценберг и Блюхер, хотя Блюхер вообще не представлял проблемы, поскольку считался русофилом и мечтал как можно скорее добраться до Парижа.

Мечтал ли скорее добраться до Парижа сам Александр I? Бесспорно.

Личная симпатия к Наполеону, если и была, давно трансформировалась в глубокую неприязнь, почти ненависть. Зато взятие вражеской столицы, бесспорно, должно было превратить русского царя в самого могущественного и прославленного монарха Европы. Относительно же того, будут ли во Франции править Бурбоны, регентша Мария-Луиза, новая королевская династия Бернадотов, или вообще установится республика, ему было, в сущности, безразлично.

Проблема заключалась в том, что дойти до Парижа никак не удавалось – «корсиканское чудовище» слишком кусалось и царапалось.

ПОДСКАЗКА ТАЛЕЙРАНА

Требовался какой-то смелый и оригинальный ход, додуматься до которого генералы союзников оказывались не в состоянии. Были они в основном людьми способными и профессиональными, но слишком приверженными классической военной доктрине, одно из основных положений которой гласило: главные силы неприятеля нельзя оставлять в собственном тылу, чтобы не допустить нарушения коммуникаций, по которым подвозятся припасы и подходят резервы.

Столь трепетная забота о коммуникациях была оправданна в случаях, когда боевые действия разворачивались в малонаселенных местностях. Классический пример тому являла кампания 1812 года в России, где сравнительно малочисленное население отличалось к тому же и редкой строптивостью. Как результат, действия мелких партизанских отрядов позволили если не перерезать, то перетянуть пуповину, связывавшую Великую армию с Европой.

Однако в таких странах, как Франция, при высокой плотности населения армия, даже не имея запасов, могла снабжаться за счет жителей. Наполеон первым понял эту истину, сформулировав тезис «Война кормит войну», т. е. кормиться надо не таская с собой обозы, а захватывая территорию противника.

До союзников эта простая истина долго не доходила. Однако в конце концов она все же осенила голову Александра I. Или же он только озвучил подсказанную ему идею?

Главным претендентом на роль подсказчика является бывший глава внешнеполитического ведомства Франции Шарль Морис Талейран, которого за пристрастие к интригам Наполеон отправил в отставку, вознаградив пышными, но малозначащими титулами.

Бонапарт не знал, что его подчиненный на протяжении нескольких лет снабжал Александра I секретной информацией стратегического характера. По версии Талейрана, именно он и подал царю спасительный совет через своего эмиссара барона де Витролля. 10 марта барон вручил российскому императору написанную симпатическими чернилами записку. В ней говорилось, что предъявитель бумаги заслуживает полнейшего доверия. Затем де Витролль устно передал сообщение Талейрана: Наполеон обходит союзников, и им надо двигаться прямо на столицу Франции. Защищать Париж некому.

Версия Талейрана получила широкое распространение, фактически став официальной. Однако в ней содержится ряд явных несообразностей.

Александр I и Талейран как минимум два года не обменивались посланиями. И вот к русскому царю приходит какой-то неведомый ему барон, который приносит письмо без указания автора, написанное даже не рукой самого Талейрана, а его секретарем. В письме говорится о том, что предъявителю письма надо верить и прислушиваться к его советам. И государь самой могущественной европейской державы, услышав от человека, ранее ему незнакомого, что надо идти к Парижу, послушно идет к Парижу. То есть принимает судьбоносное решение на основании сомнительных сведений, полученных от весьма сомнительного субъекта. Убедительно? Не очень…

СУДЬБОНОСНОЕ РЕШЕНИЕ

Более убедительной является другая версия, изложенная постоянно находившимся при царе начальником русского Главного штаба Петром Михайловичем Волконским. Интеллектуальных ресурсов этого человека было достаточно для рождения подобной идеи, тем более что его заместителем являлся блестящий штабист и самый молодой генерал русской армии 30-летний Иван Иванович Дибич. В 1829 году, уже будучи главнокомандующим, Дибич в сходной ситуации решится, оставив в тылу непокоренные турецкие крепости, совершить дерзкий переход через Балканы. И поставит Османскую империю на колени.

Так или иначе, но идею наступления на Париж царю изложил именно Волконский. Александр I тут же вызвал на совет многоопытного генерала Барклая де Толли, генерал-квартирмейстера Карла Толя и Дибича.

Мнения относительно дальнейших действий разделились. Барклай де Толли и Толь однозначно высказывались за то, чтобы забыть про Париж и устремиться на обошедшего союзников Наполеона. Дибич пламенно наставал на движении к столице Франции. Волконский же, перечислив риски подобной операции, предложил конкретную схему действий: «В Париже находятся 40 тысяч национальной гвардии и остатки разных полков: в окрестностях Парижа стоят корпуса маршалов Мортье и Мармона. Все сии войска составляют 90 тысяч человек, притом, идя за Наполеоном, мы должны оставить серьезный арьергард для их отражения. Потому лучше соединиться нам с Силезской армией и отрядить за Наполеоном значительный корпус конницы и несколько полков пехоты, приказав им для большего удостоверения, что будто мы за ними идем с армией, заготовлять везде квартиры государю; самим же направиться прямо на Париж. Следуя таким образом, надобно атаковать Мортье и Мармона, где они с нами ни встретятся. Мы разобьем их, потому что мы сильнее, а с Наполеоном будем расходиться каждый день на два марша».

Итак, Александру I предлагали сделать ход очень рискованный, но позволяющий сорвать банк в случае успеха. Ответственность за последствия этого хода ложилась целиком на плечи русского императора, и он согласился рискнуть.

Царь приказал генералам рассчитать, за сколько переходов можно дойти до вражеской столицы и как быстро удастся отразить Наполеона, если он бросится вдогонку.

Получив требуемые данные, Александр I поехал сначала к Шварценбергу, затем к Блюхеру и сообщил, что решил наступать на Париж.

Этот демарш русского императора был великолепен по своей простоте. Сверхосторожный австриец и сверхрешительный пруссак командовали каждый отдельной армией. Но при штабе Шварценберга находились еще и три монарха – русский, прусский и австрийский. И он – скромный обладатель титулов ландграфа Клеттгау и графа Зульц – не имел права игнорировать их распоряжения, во всяком случае, пока его собственный император не приказал нечто прямо противоположное.

Австрийский и прусский монархи играли роль простых статистов. Но вот если русский император решил идти с русскими войсками к Парижу, то Шварценбергу оставалось только присоединиться. А Блюхера, которого прозвали «генералом Вперед», и уговаривать не требовалось.

ФЕР-ШАМПЕНУАЗ

Поход на Париж начался 24 марта. Чтобы дезориентировать Наполеона, против него выслали 10-тысячный корпус Фердинанда Винценгероде.

Однако французский император уже на следующий день понял смысл действий союзников. История сохранила его слова: «Это превосходный шахматный ход. Вот никогда бы не поверил, что какой-нибудь генерал у союзников способен это сделать».

Гораздо позже Наполеон понял, что этот «превосходный ход» сделал царь, которого он никогда не ценил как полководца. Но авторство уже не имело значения.

Устремившись на спасение своей столицы, Наполеон разметал отряд Винценгероде. И в этот же день – 25 марта – союзники при Фер-Шампенуазе столкнулись с корпусами Мармона и Мортье, подкрепленными частями Национальной гвардии под командованием генерала Пакто. Силы французов не превышали 22 тысяч.

Русская гвардейская кавалерия и австрийские кирасиры атаковали построенные в каре части противника и взяли их в окружение. Русская конная артиллерия, стреляя в упор, проделывала бреши в рядах французов. Затем подоспели пруссаки.

Поручик Николай Муравьев вспоминал: «Вмиг колонна легла пораженною на дороге в том строе, как она двигалась: люди лежали грудами, по которым разъезжали наши всадники и топтали их. Среди самой колонны мы встретились с конницей Блюхера».

Историк Эдвард Густ суммировал итоги сражения: «Победа была завоевана исключительно кавалерией и артиллерией со стороны союзников, с их стороны не было сделано ни единого ружейного выстрела. Сопротивление французов, включая Национальную гвардию, было храбрым до безумия… с их стороны бились только пехота и орудия».

Потери французов составили около семи тысяч пленными и трех тысяч убитыми, а также 75–80 орудий. Потери союзников не превышали 2,5 тысячи. Дорога на Париж была открыта.

ПАДЕНИЕ ПАРИЖА

Штурм французской столицы начался в 6 часов утра 30 марта.

Остатки корпусов Мармона и Мортье вместе с частями Национальной гвардии вряд ли могли насчитывать более 40 тысяч. Силы союзников составляли до 100 тысяч. Однако Париж был достаточно хорошо укреплен, и к нему уже несся Наполеон, до подхода которого требовалось завершить операцию.

Штурм начал 2-й русский пехотный корпус принца Евгения Вюртембергского, атаковавший селение Пантен, расположенное в центре вражеских позиций.

Практически одновременно генерал Николай Раевский с 1-м пехотным корпусом и кавалерией Петра Палена 1-го пошел на штурм высот Роменвиля.

Вскоре принц Вюртембергский запросил подкрепление и получил две дивизии из Гренадерского корпуса. Сначала пало селение Роменвиль. Следующим рубежом были высоты Бельвиля, которые пришлось брать штыковой атакой.

Дойдя до центральной площади этого предместья Гренадерский и 6-й корпуса были остановлены и два часа стояли под ядрами, теряя людей, в ожидании Силезской армии Блюхера. В конце концов прибывший к месту событий Барклай де Толли приказал продолжать наступление, решив, что для удара по оголенному русскому флангу сил у противника уже не имеется.

Каждый шаг давался с боем, но как только Малороссийский гренадерский полк захватил неприятельскую батарею, сопротивление французов словно сломалось.

Впереди показалась городская застава, и вынырнувший невесть откуда командующий Гвардейским корпусом Михаил Милорадович подъехал к ее защитникам, предлагая сдаться. Те отказались, и его подчиненный командующий 2-й гренадерской дивизией Паскевич, незаметно дергая вышестоящего генерала за фалды мундира, подал ему сигнал, что лучше отъехать к своим – от греха подальше.

Заставу Милорадович и Паскевич заняли получасом позже силами Малороссийского полка без единого выстрела. И тут же пришло известие о заключении перемирия.

Маршал Мармон, которого Наполеон впоследствии неоднократно клеймил как изменника, делал все возможное для спасения французской столицы. Мундир его был прострелен в нескольких местах. А попытки организовать сопротивление маршал прекратил только после полудня, когда Александр I прислал ультиматум, где обещал, что прикажет остановить сражение, если Париж будет сдан, иначе к вечеру не «узнают места, где была столица».

К этому времени корпус состоявшего на русской службе французского эмигранта Александра Ланжерона уже овладел «парижским Пегасом» Монмартром.

В 2 часа утра 31 марта капитуляция Парижа была подписана в селении Лавилет. К 7 часам утра французская регулярная армия покинула столицу Франции.

Потери союзников убитыми составили шесть тысяч русских, 1840 пруссаков и 153 вюртембержца. Потери французов – около 4,5 тысячи человек убитыми

В полдень 31 марта 1814 года части союзной армии во главе с императором Александром I триумфально вступили в столицу Франции.

Несшийся к Парижу Наполеон, еще пытавшийся что-то сделать и что-то спасти, был никому не нужен и не интересен. 4 апреля он подписал указ об отречении, и Александр I фактически единолично назначил того, кто займет его место. Королем (уже не императором Франции) стал брат казненного революционерами Людовика XVI граф де Лилль, вступивший на престол под именем Людовика XVIII. На тот момент подобное решение станет самым идеальным компромиссным вариантом, а потому будет встречено безропотно.

Наполеон отправился на остров Эльбу, а отмечающий завершение бесконечной череды войн Париж будет веселиться, наводненный множеством важных персон от венценосцев и полководцев до их родственников и друзей.

Наполеоновская эпоха завершилась, а Сто дней и битва при Ватерлоо станут всего лишь ее блестящим эпилогом.


15 апреля 2014


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847