Под властью просвещенного сатрапа
РОССIЯ
«Секретные материалы 20 века» №20(406), 2014
Под властью просвещенного сатрапа
Дмитрий Митюрин
журналист, историк
Санкт-Петербург
4125
Под властью просвещенного сатрапа
Портрет Ивана Фёдоровича Паскевича. Франц Крюгер, 1834 год

В последние месяцы отношения между Россией и странами Евросоюза представляют собой постоянный обмен различными колкостями, не ограничивающимися санкциями чисто экономического характера. Отмененным, например, оказался перекрестный год России в Польше и Польши в России, а работавшая несколько лет межгосударственная комиссия по спорным вопросам, судя по всему, никакого консенсуса не достигла. Поэтому представим наш довольно субъективный взгляд на один из таких спорных вопросов, касающихся периода, когда две страны существовали в границах одной империи. Носившей, впрочем, название Российской.

ГРОЗНЫЙ «САМ»

Речь идет о периоде, получившем в польской историографии название «эпохи Паскевича». Почти наставник и «отец-командир» царя Николая I, малоросс (украинец) по отцу и белорус по матери, он в качестве наместника четверть века (1831–1856) железной рукой правил царством Польским. Эпоха эта ассоциируется с железной поступью российских полков, рядами виселиц и бредущими в Сибирь каторжанами. Односторонность подобного взгляда очевидна, но очевидна и его правомерность.

Как наместник, блюдущий российские интересы, Иван Федорович сделал все, чтобы вырыть глубокий ров между помещиками и крестьянами, шляхтой и буржуазией. Однако добиться того, чтобы польский ручей растворился в русском море, у него не получилось. Созданная им система управления царством Польским была скроена по привычным для него самодержавным лекалам с той разницей, что роль самодержца отводилась ему – князю Варшавскому. И то, насколько успешно будет функционировать эта система, слишком сильно зависело от личности самого наместника.

Историк Николай Берг писал о Паскевиче: «Это был человек, избалованный счастьем и неслыханным раболепством окружающих, раболепством, которое может быть только на Востоке да в славянских землях, и то, пожалуй, не во всех до единой. Весьма немногим отличался он от какого-нибудь восточного шаха. Но это был шах очень умный, знавший хорошо, кого можно пожурить без всякой церемонии, на кого бросить только строгий взгляд, кого оставить без всякого замечания или даже «погладить по головке», отчего иной славянин готов расплакаться. Из его канцелярии не выходило ни одной бестолковой бумаги. Его глаз заглядывал всюду, и если видел что, то наступала быстрая, энергическая расправа; против яда принимался вернейший антидотум. Оттого всюду оглядывались поминутно, что бы кто ни делал и что бы кто ни говорил, было ли это в бедной хате земледельца, на пограничном ли кордоне казака, в богатых ли палатах русского или польского магната. Везде оглядывались. Все были уверены, что полицмейстер, пожалуй, не усмотрит и жандарм не подслушает, а как, сохрани господи, «Сам»?.. Тень Банко, которого все собирались убить и никак не убивали, вставала пред всеми, на всяких резких, неумеренных пирушках, там, где-нибудь в углу, при всякой неосторожной болтовне. Сейчас выглядывало откуда-то это страшное широкое боевое чело в полуседых кудрях, и устремлялись серые глаза, леденившие мгновенно всякую смелую душу».

В бесспорный плюс Паскевичу можно поставить тот факт, что в социальном и экономическом отношении эти годы не были для Польши потерянными. Скорее, напротив.

ПОД ОРГАНИЧЕСКИМ СТАТУТОМ

Вступив в должность сразу после подавления очередного и самого масштабного антироссийского восстания (за подавление которого он и получил титул князя Варшавского), Паскевич прежде всего начал выстраивать общую управленческую стратегию, ориентировав ее на поддержку одних слоев общества, нейтрализацию других и подавление третьих. Инструменты имперской политики были достаточно разнообразны, хотя в основе их лежал сформулированный еще в Древнем Риме тезис: «Разделяй и властвуй».

Прежде всего требовалось определить, до какой степени следовало урезать былую польскую автономию. Границы дозволенного были определены в Органическом статуте, изданном 14 (26) февраля 1833 года.

До появления этого документа основные должности Паскевича определялись как Главнокомандующий Большой действующей армией и Председатель Временного правления царства Польского. Большая действующая армия (развернутая из армии, направленной на подавление восстания 1830 года) продолжала существовать и в дальнейшем как формирование, призванное защищать западные рубежи Российской империи. И князь Варшавский возглавлял ее до конца жизни. Что же касается Временного правления, то оно упразднялось, а верховным главой исполнительной власти царства Польского становился наместник.

Органический статут узаконил ликвидацию в царстве Польском собственной армии, сейма, конституции. Высшей исполнительной властью становился Совет управления (или Административный совет). Решения в нем принимались большинством голосов, но в случае несогласия наместника с другими его членами выносились на суд императора.

Вводилась должность статс-секретаря по делам царства Польского, который, по согласованию с наместником, должен был «представлять» императору касающиеся края вопросы.

Предполагалось, что со временем может быть созвано совещательное собрание выборных областных чинов «для рассуждения о делах, относящихся к общим пользам царства Польского», но дальше пожеланий дело не сдвинулось.

Судебная система с земскими, городскими и коммерческими судами не претерпела особых изменений, за исключением того, что их решения могли теперь оспариваться в апелляционном суде высшей инстанции.

Кадровая политика основывалась на принципе примерно равного представительства в высших органах русских и поляков, возможно, с небольшим перевесом русских.

Среди администраторов-поляков наиболее заметную роль играл директор Польского банка Генрих Лубенский, кандидатуру которого Паскевич упорно отстаивал перед императором.

Однако Лубенский имел неосторожность «подставиться», выразив в частном письме мнение, что возглавляемое им учреждение является едва ли не последним оплотом польской государственности. Перлюстрированное послание положили на стол императору, который не преминул выразить Паскевичу свое мнение относительно лживости поляков вообще и Лубенского в частности. Иван Федорович в ответном письме полностью согласился с государем: «Поляки вообще расположены к нам дурно; они все желают и будут желать перемены – это известно; что Генрих и вся фамилия Лубенских не лучше других, это также не безвестно». А потом расписал высокие профессиональные качества своего подопечного и вынес резюме: «Словом, гр. Лубенский один из тех полезных людей, которых употреблять необходимо, но вместе надобен строгий надзор. Для сего и назначил ныне в банк двух русских директоров. Прежде было нельзя, ибо необходимо было приготовить людей».

Впрочем, среди представителей польского «лобби» в окружении князя Варшавского Лубенский был фигурой не главной. Заметным влиянием пользовались, например, журналист Генрих Ржевусский и граф Петр Козловский, который никакой значимой официальной должности не занимал, но постоянно находился при наместнике в качестве неофициального советника и собеседника, при случае выступая ходатаем за своих соотечественников.

КРЕСТЬЯНСКИЙ БЛАГОДЕТЕЛЬ

В период правления Паскевича шляхта фактически утратила роль польской политической элиты. Еще 19 декабря 1831 года императором был издан указ, согласно которому к дворянству причислялись лишь те, кто смог доказать его соответствующими документами. К концу 1838 года в дворянском звании были утверждены 3863 лица – ничтожнейшее количество по сравнению с теми почти 10% населения, которые относили себя к шляхте. Прочие причислялись к мещанам и однодворцам.

Еще большие в относительных числах потери понесла высшая знать. Паскевич с ехидством говорил, что графы в Польше: «Это точно так, как за Кавказом князья, кто имеет избу, окруженную плетнем, лошадь и корову». В результате проведенной ревизии в графских титулах были утверждены лишь три человека.

Одновременно власти начали делать шаги по ослаблению экономического влияния дворянства. Русским чиновникам и военным было роздано 130 поместий, что положительно отразилось и на положении живших в них крестьян: они оперативно переводились на чинш (оброк), размер которого рассчитывался законодательно установленными нормативами.

Однако «очиншивание» крестьян в казенных поместьях было лишь первым шагом к переводу на оброк и крестьян частновладельческих. Столь нехитрым способом Паскевич привлекал симпатии крестьян к русской власти.

Однако меры по успокоению края не могли иметь серьезного эффекта, пока в плане экономическом Россия уступала Польше по качественным показателям и уровню жизни.

Весьма характерным был пример переселения 95 семей казенных крестьян Псковской губернии под Закрочим в районе Ивангорода. За счет государственных средств им построили дома, предоставили сельскохозяйственные орудия и продукты (до первого урожая). Переселенцы довольно успешно обустроились на новом месте, после чего… полонизировались, ни в малейшей степени не поспособствовав распространению русского духа.

Между тем экономика царства Польского тоже не процветала. Во время восстания 1830–1831 годов из примерно 4-миллионного населения Польши погибло в ходе боевых действий и умерло от холеры около 80 тысяч человек. По окончании боевых действий смертность превышала рождаемость на 3%. Из-за нанесенного ущерба многие крестьянские хозяйства оказались на грани голода, притом что крестьяне составляли около 85% жителей.

В качестве первоочередной меры наиболее пострадавшим предоставлялись ссуды зерном, погорельцам разрешалось безвозмездно пользоваться казенным лесом для строительства.

Развитию хозяйственных связей внутри края мешало запущенное состояние дорог, на улучшение которых и было обращено особое внимание.

Однако по настоянию Николая I огромные средства выделялись на возведение новых крепостей, призванных оградить западные рубежи империи. Как человек военный, Паскевич это понимал и одобрял, но как наместник – переживал, что не может пустить эти деньги на улучшение дел в крае.

Глава имперского Министерства финансов Евграф Канкрин после подавления мятежа выставил счет – 27 миллионов рублей долгов, имевшихся за царством Польским перед российской казной до 1830 года, и еще 69 миллионов злотых как компенсация ущерба, нанесенного российской казне за время боевых действий. Спорить с этими цифрами Ивану Федоровичу было трудно, поскольку сам император в доверительных посланиях постоянно писал «отцу-командиру» о том, что поляки на собственном кармане должны прочувствовать негативные последствия бунта против законного государя.

Загнанный в угол, наместник решил прибегнуть к внешнему займу, сумев договориться с банкирским домом Ротшильда об условиях, которые даже суровый Канкрин оценил как весьма выгодные («…что с ним не часто бывает», – отметил император).

Средств первого займа хватило для ликвидации профицита бюджета 1832 года. В дальнейшем, мягко воздействуя на императора, Паскевич сумел выбить из имперской казны средства, хотя бы частично покрывавшие расходы на завершение крепостей и содержание армии.

О ДОРОГАХ И ТОРГОВЫХ ВОЙНАХ

Можно лишь удивляться, что в такой ситуации (крепости, армия, проценты по займам, не говоря о хищениях) Иван Федорович ухитрялся не только сводить концы с концами, но и выделять деньги на крупные инфраструктурные проекты.

К 1839 году закончились работы по превращению существующих дорог в более современные шоссе. Удобные магистрали пересекли царство Польское по восьми направлениям, вызывая восторг приехавших из России путешественников. Одним из них был старый друг Ивана Федоровича Михаил Воронцов, занимавший должность новороссийского генерал-губернатора. Темпы развития вверенного ему региона, оперативность, с которой внедрялись в нем хозяйственные инновации, вызывали всеобщее восхищение. Воронцов же восхищался достижениями Паскевича и удивлялся низкой стоимости работ. В конце он писал: «Не знаю, по какой причине, во всех сметах и работах ведомства нашего Департамента путей сообщения есть какой-то беспрестанный порок, от которого расходы всегда делаются неимоверны».

«Какой-то беспрестанный порок» назывался очень просто – казнокрадством. Подрядчики давали взятки чиновникам Департамента путей сообщений, а те подписывали явно завышенные сметы. Успех же польских дорожных проектов объяснялся тем, что осуществлялись они хотя и при казенной поддержке, но частными акционерными компаниями, прибыль которых зависела от добросовестного выполнения взятых на себя обязательств.

В любом случае строительство шоссейных дорог стало одним из самых заметных хозяйственных достижений наместничества Паскевича, способствуя развитию как внутренней торговли края, так и связей с Пруссией, Австрией, Россией.

Пруссия была основным внешнеторговым партнером царства Польского, причем партнером очень сложным, доводившим, по образному выражению Нессельроде, «своим таможенным тарифом Польшу до всеобщего вопля». Такая политика не могла не раздражать Паскевича, который пытался перенаправить торговые потоки в сторону Австрии.

В связи с этим особые надежды возлагались на Варшавско-Венскую железную дорогу, строительство которой началось в 1839 году. Она стала второй магистральной железной дорогой на территории Российской империи (после трассы Санкт-Петербург – Москва).

Конечно, всех проблем эта железная дорога не решала. За 25 лет наместничества Паскевича население царства Польского выросло почти на 20%, однако импорт в разы превосходил экспорт.

Не слишком качественная польская промышленная продукция не была востребована в Европе и даже в России, где предпочитали английское или французское. А объемы поставок русского сырья или зерна и по количеству, и по ценам на порядок превосходили то, что могло предложить европейцам царство Польское.

Выравнивать этот дисбаланс можно было только за счет внутреннего рынка или извлекая пользу из пребывания в составе империи.

В 1840 году в царстве Польском были введены русские серебряные деньги, а в следующем году уничтожены таможни на границе с российскими губерниями. Канкрину это не нравилось, поскольку он понимал, что без таможенных пошлин поляки составят серьезную конкуренцию российским производителям. Однако в политическом смысле возразить министру финансов было нечего.

Польша же очень скоро почувствовала благодетельные последствия этого шага, поскольку в 1844 году после двухлетней таможенной войны Берлин согласился на более приемлемое соотношение ввозных и вывозных пошлин.

Все-таки прусские политики лучше слышали то, что им говорили из Петербурга, а не из более близкой Варшавы.

САТРАП В ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ

Доверительные отношения царя и наместника сложились еще в период, когда первый из них даже не рассматривался в качестве возможного императора, а второй ничем особым не выделялся из среды других бравых генералов.

В дальнейшем эти отношения только укреплялись. Взятая Паскевичем на себя роль мудрого и далекого советника упрочивала его дружбу с императором, а разделявшее их расстояние все же оказывалось не настолько большим, чтобы это чувство охладело. Николай I частенько заезжал в царство Польское во время своих заграничных вояжей, Паскевич бывал в Петербурге. Конечно, те, кто в географическом плане находился ближе к императору, при случае пытались бросить тень на наместника, но действовали слишком боязливо, чтобы это могло привести хоть к какому-нибудь успеху.

Любопытно, что испортить их отношения пытались и польские эмигранты, во всяком случае, один из них – граф Адам Гуровский, приславший в ноябре 1833 года из Парижа письмо, которое «было нечто вроде предложения эмиграции взбунтоваться, восстановить Польшу, словом, сделать, как Мегмед-Али-паша в Египте сделал».

Иван Федорович мысленно, вероятно, примерил на себя польскую корону, после чего переслал это послание императору: пусть знает, как ценят враги «отца-командира». Заодно, чтобы засвидетельствовать свое верноподданичество, поинтересовался, не стоит ли ответить Гуровскому порезче. Мнение императора было однозначным. «Достойно ли тебя входить в состязание с такой тварью, которой приличное название не найдется ни на каком языке?» Понятно, что всерьез рассчитывать на согласие Паскевича Гуровский не мог, зато вполне мог надеяться, что, став известным императору, это послание в той или иной степени омрачит его отношение к фельдмаршалу. Однако Николай I слишком хорошо знал трезвомыслие своего «отца-командира».

Обучение в школе придворных интриг было непременным условием выживания высокопоставленных генералов и чиновников. Паскевич эту школу прошел и разбирался в придворных интригах ровно в той степени, которая требовалась для сохранения собственного стабильного положения. Находясь в Варшаве, он издалека наблюдал за ними, понимая, что реальные кандидаты на его место, в сущности, отсутствуют. Иван Федорович по возможности даже наслаждался своим положением «проконсула», или, если угодно, «сатрапа», власть которого в пределах вверенного ему края мало чем отличалась от власти самодержавного государя. У него тоже имелся собственные двор со своими интригами, но это были интриги не тех, кто мечтал занять его место, а, напротив тех, кто желал быть поближе к начальственному телу.

Официальные балы, роскошные приемы, открытый дом, общение с интеллектуалами и людьми искусства – по внешнему блеску жизнь наместника не уступала, а, возможно, выглядела более яркой, чем та жизнь, которую вели выборные короли Речи Посполитой.

Не случайно своей главной резиденцией он выбрал находящийся в центре Варшавы Королевский замок, а «по-домашнему» принимал высоких гостей в другой, более камерной и романтичной королевской резиденции в Лазенках.

На приемах допускалось определенное, хотя и дозированное вольномыслие. Козловский рассуждал о преимуществах конституционного правления по сравнению с самодержавием; Ржевусский высказывал мнение, что русские и польские крестьяне совершенно лишены национального чувства.

Паскевич воздерживался от комментариев по столь неполиткорректным материям, но делал из них практические выводы, что видно, например, по программе «очиншивания» крестьян. Собственные его высказывания звучали порой парадоксально и резковато, но, во всяком случае, свидетельствуют о неплохих полемических задатках, которые не развивались по той причине, что спорить наместнику было не с кем.

Однажды, выслушав мнение киевского генерал-губернатора Бибикова о том, что управлять 20 польскими губерниями легче, чем одной русской, фельдмаршал согласился, уведя спор в неожиданную сторону: «Я охотно этому верю. В России дворяне в сношениях с представителями власти откровенны и в большинстве случаев независимы, как все люди, у которых совесть безупречна, а в западном крае почти нет никого, который бы сознавал себя политически безгрешным. Повиновение у них – это маска, с помощью которой они часто стараются скрыть свою виновность».

С собеседником из другого круга, подозревавшимся в связях с эмигрантами, графом Яном Езерским, он говорил проще и резче: «Пора более уважать, не говорю, законную власть, но русский мундир и зеленый цвет его. В них вы должны видеть представителей законного порядка, власти, вас покровительствующей, спокойных и покорных, но карающей злоумышленников и мятежников».

Эта фраза про зеленый русский мундир вошла в историю. До самой кончины грозного наместника в 1856 году в царстве Польском сохранялась стабильность, а по темпам развития оно опережало большинство других регионов империи. И все же никакие экономические успехи не смогли сломить предубеждение польской элиты по отношению к русским. Когда в 1915 году царство Польское было оккупировано германскими войсками, немцы поначалу запретили ломать установленный в центре Варшавы памятник Паскевичу. Но в 1917 году поляки его все же снесли. Борьба между двумя славянскими народами возобновилась с новой силой. Впереди были война 1920 года, «чудо на Висле», «освободительный поход Красной армии» в 1939 году, Катынь и многое другое. Все это мрачными пятнами легло на отношения двух славянских народов, заслонив светлые страницы. Неудивительно, что Паскевич так и остался для поляков персонажем со знаком «минус». Хотя, возможно, стоит приглядеться к нему лучше.


15 сентября 2014


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847