Петр посещал почти каждую ассамблею и иногда сам распоряжался танцами. Начинал он с того, что ставил в ряды танцующих дряхлых стариков в паре с молодыми дамами и сам становился в первой паре. Таким образом, составлялся танец в несколько пар. Все танцующие кавалеры обязаны были в точности выделывать ногами то же самое, что выделывал государь.

Берхгольц писал в своем дневнике, что «царь выделывает «каприоли», которые составили бы честь лучшим европейским балетмейстерам того времени. Дряхлые танцоры старались подражать государю, кое-как дрыгали ногами, с трудом передвигая их; они путались, задыхались, сопели, кряхтели, пот лил с них градом, а неутомимый Петр прискакивал и вертелся перед ними без устали. Наконец, некоторые не выдержали и упали. Царь велел им выпить по большому кубку вина, а сам принялся танцевать с молодыми на славу изобретенный им самим весьма трудный замысловатый «цепной» танец — Kettentanz».

Петр явился автором ряда новых танцев, в том числе «танца с поцелуями», в котором дамы целовали кавалеров в губы, тогда как обычно кавалер, окончив танец, обязан был лишь отдавать поклон даме и целовать ей руку.

Под стать государю была и его супруга Екатерина Алексеевна. Она, как и Петр, танцевала ловко и проворно. Царственные супруги успевали сделать три круга, тогда как остальные не успевали окончить еще первый. Но так старательно Екатерина танцевала только с государем. С другими кавалерами она танцевала небрежно, не подпрыгивала, не вертелась, ходила обыкновенным шагом.

Таким образом Петр создавал атмосферу веселья и непринужденности на ассамблеях. Но были дни, когда государь находился в мрачном настроении, и тогда присутствующие думали только об одном, как бы не навлечь на себя государев гнев. Тут уж было не до веселья. Так, Берхгольц писал, что однажды Петр приехал на ассамблею к Меншикову в скверном расположении духа. Не танцевал, «ходил по комнате, тряся головой и подергивая плечами, нагоняя на присутствующих страх и трепет. Все были довольны, когда он уехал в 10 часов не прощаясь ни с кем».

Впрочем, и в добром расположении духа Петр не отличался утонченностью поведения в публичных собраниях, держался просто и непринужденно до неприличия. Он мог, не очень стесняясь дам, снять кафтан, когда ему становилось жарко. Если же у него начинала мерзнуть голова, то он без церемонии снимал у ближайшего кавалера аллонжевый парик, надевал его себе на голову и носил до тех пор, пока голова не согреется (государь носил короткие парики, сделанные из его собственных волос). Когда же он уставал, то уходил полежать в одну из комнат, запретив при этом гостям расходиться.

Введение Петром в российский обиход западноевропейских танцев поставило перед участниками ассамблей сложную задачу — где и как научиться этим самым танцам? Даже те из русских, что побывали за границей, далеко не все владели танцевальным искусством. Выписывать же из Европы учителей танцев было накладно. Но русский человек сметлив, и проблему решили просто. Если помните, в ту пору Россия вела войну со Швецией. А раз есть война, то есть и пленные, и не какие-нибудь там азиаты, а самые что ни на есть цивилизованные европейцы. Так вот, самыми первыми учителями танцев в России и стали пленные шведы. Они получили свободный доступ в боярские дома и стали зарабатывать хорошие деньги, обучая манерам и модным танцам.

Наиболее распространенными и довольно сложными танцами того времени были менуэт и англез.

Англез отличался живостью движений. Он представлял собой пантомиму ухаживания. Дама делала движения такого рода, как будто она убегает и уклоняется от ухаживаний кавалера, ее преследующего; то вдруг, точно поддразнивая его и кокетничая, останавливалась в обольстительной позе и, едва он к ней приближается, мгновенно оборачивалась в сторону и скользила по полу. Одной из разновидностей англеза являлся экосез.

В период проведения петровских ассамблей был создан новый танец по типу немецкого гроссфатера. В нем одновременно могли принимать участие все присутствовавшие. Танец начинался в медленном темпе. Движения танца были довольно просты — двойные шаги с несложными pas de bourree (па де буре). По знаку распорядителя танцев темп музыки оживлялся. В момент наиболее быстрого темпа распорядителем давался знак к смене партнеров. Начиналась возня, беготня, шум. По знаку распорядителя водворялся порядок, а тот, кто оказывался без дамы, подвергался штрафу. Чаще всего этим штрафом был пресловутый «Кубок большого орла».

Лучшими танцорами того времени помимо самого Петра были граф Ягужинский, австрийский посланник граф Кинский, голштинский министр Бассевич, молодые князья Трубецкой и Долгорукий и граф Головкин. Из дам на балах блистали танцевальным искусством великая княжна Елизавета, княжны Черкасская, Кантемир и Долгорукая (невеста Петра II), графиня Головкина.

Душой ассамблей был генерал-прокурор П.И. Ягужинский, неистощимый на выдумки. Однажды на ассамблее у барона П.П. Шафирова он сочинил необычный танец, длившийся более часа, куда вошли элементы англеза, полонеза с необычными пируэтами, штирийского (немецкого) и других танцев, сопровождавшихся веселыми проделками танцующих. Вот как описывает один из исследователей петровского времени этот эпизод: «Он начал с очень медленного, но сопровождавшегося прыжками англеза; потом перешел в польский с необыкновенными пируэтами; по окончании его составился новый танец, похожий на штирийский; в нем опять прыгали и делали разные забавные фигуры. Затем, не найдя новых фигур, он поставил всех в общий круг и предоставил своей даме, госпоже Лопухиной, начать род арлекинского танца, который все по порядку должны были повторять за ней, с тем, чтобы кавалер следующей пары выдумывал что-нибудь новое, ближайший к нему также, и так далее до последней пары. В числе многих выдумок были следующие: Лопухина, протанцевав несколько в кругу, обратилась к Ягужинскому, поцеловала его и стащила ему на нос парик, что должны были повторить кавалеры и дамы. Генерал-прокурор стоял при этом неподвижно, как стена, даже тогда, когда его целовали дамы. Затем один из кавалеров, сделав перед дамой глубокий реверанс, поцеловал ее; другие, протанцевав несколько раз по кругу, начинали пить за здоровье общества, третьи делали щелчки в воздухе; четвертые вынимали среди круга табакерку и нюхали табак и т.п.

Ягужинский, заметив, что некоторые зрители, не участвовавшие в танцах, смеялись, когда в кругу целовали дам или когда дамы должны были целовать кавалеров, вышел из круга и перецеловал всех зрительниц, которые не смели отказываться целовать его и других».

Первоначально на балах играли военные духовые оркестры, в состав которых входили трубы, фаготы, гобои, литавры и валторны. Затем Петр ввел в оркестры тарелки. Из германских княжеств приглашались капельмейстеры, которые обучали игре молодых солдат. Сам государь любил мелодии, исполняемые рожком. Он имел при себе музыканта, исполнявшего на этом инструменте польские и малороссийские песни. Сам Петр тоже неплохо играл на рожке и барабане.

Когда в 1721 году в Россию приехал голштинский герцог Карл-Ульрих (жених дочери Петра Анны), то с собой он привез оркестр, или, как его называли, капеллу, в состав которой входили: фортепьяно, несколько скрипок, одна виольдамур, один альт, одна виолончель, один контрабас, 2 флейты, 2 валторны. Исполнение капеллой танцевальных мелодий привело российских слушателей в полный восторг. Она стала обязательным участником ассамблей и других торжеств. Голштинские музыканты были нарасхват.

Вскоре русские вельможи стали заводить свои собственные капеллы. Лучшая капелла была у княгини Черкасской.

Среди ассамблей Петровского времени особое место занимают ассамблеи, проводившиеся в Летнем саду. Но прежде чем описать их, необходимо дать представление современному читателю о том, как выглядел и что представлял собой Летний сад в царствование Петра Великого.

Прежде всего о названии. Нередко в краеведческой литературе можно встретить утверждение, что название «Летний сад» происходит от «Летнего дворца царя». На самом деле это не так. Просто в первые годы существования сада (когда Летний дворец еще не был построен) на той части его, где нынешняя Фонтанка берет свое начало из Невы, высаживался «летник», то есть однолетние цветы.

Теперь о самом саде. Наш современник, попавший в Летний сад первой четверти XVIII столетия, с трудом узнал бы его. От берега Невы до середины участка был разбит парадный регулярный парк со строго геометрической планировкой. Прямые и радиальные аллеи разделяли его на отдельные боскеты (зеленые земельные участки, обрамленные деревьями), водоемы с плавающей в них рыбой разных пород и цветники. Деревья и кустарники образовывали густой зеленый ряд. Их коротко стригли, придавая причудливые формы. Парковую часть сада пересекали так называемые «огибные дороги», представлявшие собой длинные коридоры из каркасов, с привязанными к ним молодыми деревцами липы. В этих аллеях было так темно, что даже днем там зажигали подвесные фонарики. В боскетах били фонтаны, росли цветы, стояли беседки (люстгаузы), вольеры с редкими птицами, мраморные статуи (статуи стояли также на аллеях в нишах зеленых шпалер). В одной из боскет был отрыт овальный пруд с островком посредине, на котором размещалась «китайская беседка», здесь любил отдыхать сам царь Петр. На том месте, где ныне стоит павильон Росси, располагался трехзальный грот с высоким стеклянным куполом, а перед ним — фонтан, украшенный свинцовой позолоченной скульптурой Нептуна. В парковой зоне сада находился также помимо Летнего дворца государя (в восточной части сада), еще один летний дворец (в западной части сада), а рядом с ним «Зала для славных торжествований», в которой хранились батальные полотна.

Далее, до самой Мьи (Мойки), располагался так называемый «огород». Здесь росли фруктовые деревья, находились овощные грядки, теплицы и оранжереи, в которых росли южные растения. Летом они выставлялись в кадках на аллеи и площадки сада. Возле Карпиева пруда, где ныне живут лебеди, был построен «амбарец для клажи инструментов». Здесь же, рядом с прудом, в последние годы жизни Петра началось устройство зеленого лабиринта с «фабольными» фонтанами, каждый из которых украсили свинцовыми скульптурами персонажей басен Эзопа.

За Мьей (Мойкой), на месте нынешнего Инженерного замка, находились «фряжские итальянские погреба», где хранились импортные вина и другие царские съестные припасы. Здесь же жили дворцовые служители. К западу от погребов располагался еще один сад с дворцом, называемым «Золотые хоромы» царицы.

Главным входом в сад служила пристань на берегу Невы (набережной тогда еще не было). Гости прибывали на ассамблею в лодках, яхтах или яликах. Прямо у причалов были построены три дубовые галереи. Здесь накрывались столы для гостей, а в центральной, самой большой галерее, расположенной на главной аллее сада, танцевали. Танцевальная галерея, была самой нарядной. Ее мраморная колоннада коринфского ордера завершалась балюстрадой, украшенной точеными балясинами. Потолок Танцевальной галереи затянули расписным холстом, а пол облицевали белыми и черными мраморными плитками. Но главным украшением этой залы была античная статуя Венеры.

Петр обменял ее у папы Римского на мощи католической святой Бригитты. Ныне эта скульптура под названием «Венера Таврическая» хранится в Эрмитаже.

В теплое время гости танцевали не в галерее, а на так называемой «Дамской», или «Царицынской», площадке главной аллеи сада. Следующую, так называемую «Шкиперскую» площадку, использовали для застолья. Здесь же курили, играли в шашки и шахматы, вели деловые беседы.

При устройстве очередной ассамблеи в Летнем саду в день ее проведения на бастионе Петропавловской крепости поднимали императорский штандарт. В пятом часу пополудни в крепости давали несколько орудийных выстрелов, возвещавших о начале ассамблеи. После этого в Летний сад начинали съезжаться гости. Первое, на что они обращали внимание, были четыре дюжих гвардейца во главе с майором. Гвардейцы держали на руках носилки с огромным ушатом водки, а майор предлагал прибывшим достаточно емкие ковши, чтобы выпить за здоровье государя и его семьи. Отказ мог быть воспринят как неуважение (здесь вспоминается традиционное русское выражение «Ты меня уважаешь?») к царской семье со всеми вытекающими последствиями. Поэтому веселиться приходилось «по полной программе». Уйти же до времени с такой ассамблеи было почти невозможно — у выхода из сада стояли часовые. Зато в финале участников ассамблеи, как правило, ожидало феерическое зрелище — салюты и фейерверки, приготовленные для «огненной потехи по плану фитильному». Зрелище стоило того, чтобы остаться в саду до окончания ассамблеи.

Говоря об ассамблеях и торжествах, проводимых в Летнем саду, необходимо вспомнить еще об одном украшении этих событий — царских дочерях. В частности, об этом пишет голштинский камер-юнкер Берхгольц, описывая чествование тридцать девятой годовщины царствования Петра Великого в Летнем саду 25 июня 1721 года: «Взоры наши тотчас обратились на старшую принцессу (Анну Петровну — Б.А.), брюнетку и прекрасную, как ангел. Она очень похожа на царя и для женщины довольна высока ростом. По левую сторону от царицы стояла вторая принцесса (Елизавета Петровна — Б.А.), белокурая и очень нежная».

Но особо современники отмечали праздник в честь взятия Данцига в 1734 году. «В этот день Летний сад был наполнен приглашенными уже к часу дня. Императрица, обойдя присутствующих, пригласила всех к столу. Императорская фамилия обедала в гроте, от которого вдоль всей аллеи тянулись столы под навесом из зеленой шелковой ткани, которую поддерживали колонны, увитые гирляндами из живых цветов. Между колонн с одной стороны находился буфет с золотой и серебряной посудой, с другой — с фарфоровой. Перед тем как сесть за стол, мужчины получали специальные билеты, и жребий назначал каждой из присутствующих дам кавалера. Обед состоял из двух перемен по 300 блюд, не считая десерта.

Однако танцевали в петровском Петербурге не только на ассамблеях. В городе отмечались разнообразные торжественные события — как государственного, так и частного значения, которые сопровождались балами и танцами. Например, 31 октября 1710 года в так называемом «Посольском дворце», находившемся рядом со строящимся Меншиковым дворцом, играли свадьбу племянницы государя Анны Иоанновны (будущей императрицы) с герцогом Курляндским.

«Посольский дворец» в то время был самым богатым и вместительным в Петербурге. Это было двухэтажное деревянное здание П-образной формы в плане, построенное по образцу итальянских дворцов. В зале, где проходила свадьба, размещалось одновременно более 100 человек. Отделка зала и убранство его отличались новизной и богатством. Стены и потолок были обиты красивой узорчатой тканью, а в простенках между окнами висело множество больших зеркал в резных золоченых рамках. Дополняли убранство зала настенные подсвечники и живопись в таких же рамках, как и зеркала. Один из иностранцев, присутствовавший на свадебном пиру, писал: «Встав из-за стола, до 2 часов ночи танцевали польские и французские танцы». Однако прежде чем приступили к танцам на свадьбе, произошел еще один «танцевальный» эпизод. Тот же автор писал: «Среди прочих угощений на обоих главных столах были поставлены два больших бутафорских пирога, каждый длиной примерно в пять четвертей локтя (интересная мера длины — Б.А.). Когда прочие блюда убрали, его величество раскрыл эти стоявшие уже некоторое время пироги, и из каждого выскочило по хорошо одетой карлице. Его величество перенес одну со стола князя Меншикова к свадебному столу, где обе карлицы станцевали маленький менуэт».

Через две недели в этом же зале была сыграна еще одна свадьба — свадьба карликов. У государя появилась идея заняться разведением в России карликов, которые были очень модны при европейских дворах, и он решил для начала женить своего придворного карлика Екима Волкова на карлице царицы Прасковье Федоровне. На свадьбу были собраны из обеих столиц — Москвы и Петербурга около 80-ти карликов и карлиц. На этой потешной свадьбе все было как и у больших — венчание, свадебное застолье, а затем танцы. Правда, танцевали карлики только русские танцы. Что же касается разведения карликов обычным для человечества путем, то государь не учел особенностей этих людей. Карлицы не в состоянии родить себе подобных. Молодая карлица забеременела, но разрешиться от бремени не смогла и в тяжелых страданиях умерла вместе с ребенком. Ее муж запил и в конце концов последовал за своей несчастной супругой. Его смерть дала повод царю организовать еще одно потешное действо — похороны карлика, на которых карлики и карлицы шли в сопровождении рослых гвардейцев и гайдуков.

Прошел год с небольшим, и вот 19 февраля 1712 года в Петербурге состоялась еще одна пышная свадьба — женился сам государь на своей любезной «Катеринушке» (как сейчас говорят «свадьба вдогонку», ибо «молодые» уже имели общих детей). Свадебное застолье проходило в первом Зимнем дворце, находившемся на том месте, где сейчас находится Эрмитажный театр. Это было обширное двухэтажное здание с мезонином на высоком подвальном этаже. Вход во двор, через который гости проходили во дворец, обрамляли двое ворот с вычурными фронтонами, на которых стояли модели парусных кораблей. Присутствовавший на свадьбе английский посланник в Петербурге Витворт сообщал в Лондон: «Общество было блистательное, вино прекрасное, венгерское, и — что особенно было приятно — гостей не принуждали пить его в чрезмерном количестве». Здесь также после застолья начались танцы. Описание танцев на этой свадьбе до нас не дошло. Однако есть описание танцевальной части другой свадьбы, близкой по времени. Его оставил датский посланник Юст Юль: «После стола танцевали преимущественно польские танцы; танцевали как у нас, сперва медленно, затем немного веселее, и наконец пускались вприскачку. Выходили не иначе, как по три пары за раз. Танцующая пара начинала с того, что кланялась молодым, всем поезжанам, взаимно друг другу, затем шла на нижний конец комнаты, кланялась там женщинам, потом опять возвращалась назад, повторяла поклоны и приветы молодым, и проч., и тогда уже начинался стройный танец. Первыми танцевали маршал (у Петра и Екатерины на свадьбе маршалом был А.Д. Меншиков — Б.А.) с молодою и два других друга жениха, так что маршал открывал танцы».

Сохранилось описание еще одной свадьбы, состоявшейся 10 июля 1720 года в верхнем зале Почтового двора. В этот день сочетались браком генерал-адъютант и бригадир-майор лейб-гвардии Преображенского полка А.И. Румянцев (отец великого русского полководца П.А. Румянцева-Задунайского) и представительница знатного дворянского рода девица М.А. Матвеева (соответственно, мать будущего полководца). Танцевальную часть свадьбы один из иностранных гостей описывал так: «После обеда все пошли в другую залу танцевать, впереди первый маршал, а маршалов было 12; жених должен их угощать. Танцевали почти исключительно по-польски, так как французские танцы употребляются редко. Танцы начала ее царская милость с царским кавалером, потом царь танцевал с царицей. Маршал же приказал, чтобы одновременно не танцевало более трех пар, причем под страхом штофа — большого бокала. Это действительно соблюдалось».

Одним из самых больших танцевальных залов петровского Петербурга был зал во дворце Меншикова. Отделка Большого зала (общая площадь 235 кв. м.) этого дворца не сохранилась до нашего времени, но сохранились ее описания. Большой зал в первой трети XVIII столетия был одноэтажным с пятью окнами по фасаду. Напротив окон, на противоположной стене, помещались большие зеркала, повторявшие форму окон. Благодаря этому, а также окраске зала в белые тона с позолоченными деталями, зал выглядел торжественно-нарядным. Потолок зала украшал живописный плафон мифологического содержания. Над окнами, зеркалами и в простенках размещались картины батальной живописи, отражавшие победы русского оружия в Северной войне. Убранство зала дополнял лепной декор в виде купидонов, воинских арматур, орденской и геральдической княжеской символики.

В дни больших собраний во дворце на галерее-балконе, находившейся со стороны южного (невского) фасада, размещались княжеские трубачи и литаврщики, которые встречали торжественными звуками гостей. Гости подплывали на своих судах к дворцовому причалу, где их принимали княжеские гребцы, а затем входили в вестибюль, где лакеи князя принимали у них верхнюю одежду. После этого по парадной лестнице гости поднимались в Большой зал. Здесь гостей встречала «инструментальная» музыка «на скрипицах, на валторнах, на гобоях». В штате у «светлейшего» находилось не менее 100 музыкантов.

В теплые летние петербургские вечера ассамблеи проходили в княжеском саду. Меншиковский сад занимал тогда площадь около 12 гектаров, протянувшись от дворца до набережной Малой Невы. Он был создан под руководством мастера Яна Экка и обслуживался штатом садовников в 60–70 человек. В саду были устроены отдельные рощи, лабиринты, крытые аллеи, зеленые залы и пруды. Украшением сада служили великолепные партерные цветники, фонтаны, скульптуры и бюсты. Во время ассамблей и других праздничных собраний в саду разбивали яркие цветные палатки, в которых накрывались праздничные столы. Праздники сопровождались красочными фейерверками.

Петровские ассамблеи стали прообразом не только пышных петербургских балов второй половины XVIII — начала ХХ столетий, но и современных дискотек. Посетители современных дискотек мало задумываются о происхождении традиций бытового танца, активными участниками которого они являются. Танцующие просто получают удовольствие от движения в такт музыки и от общения друг с другом. Все это происходило уже с их близкими и далекими предками. То же будет, видимо, происходить с их потомками. Ведь бытовой танец является прекрасным средством общения людей. В нем любой человек может выразить свои чувства, показать свою ловкость, музыкальность, обаяние и много других положительных качеств. Танец всегда создавал атмосферу праздника, веселья и радости.