«Объявляю низложенным!»
РОССIЯ
«Секретные материалы 20 века» №23(487), 2017
«Объявляю низложенным!»
Дмитрий Митюрин
историк, журналист
Санкт-Петербург
1538
«Объявляю низложенным!»
Арест Временного правительства. Художник М. Г. Соколов

Последний месяц перед Октябрьским переворотом не был богат яркими событиями. Под речи ораторов и редкие выстрелы, власть, словно песок сквозь пальцы, ускользала из рук Временного правительства. Знаменитый «штурм Зимнего» стал лишь необходимым шоу, призванным поставить жирный восклицательный знак в финальном акте этой политической пьесы.

ПРАВО НА ВОССТАНИЕ

Участие в подавлении «корниловского мятежа» реабилитировало большевиков, позволив им выйти из подполья, в которое они оказались загнаны после своего неудачного июльского выступления.

Ленин и еще несколько деятелей, впрочем, предпочитали не светиться, поскольку на них были выписаны ордера по обвинению в попытке государственного переворота. Но Троцкий, добровольно отправившийся в тюрьму, из нее вышел и 25 сентября был избран новым председателем исполкома Петросовета.

Фактически восстановилась система «двоевластия», когда наряду с официальной исполнительной властью во всех крупных населенных пунктах существовали советы рабочих и солдатских или крестьянских депутатов, ни за что не отвечавшие, но во все вмешивающиеся.

В Советах царила именно «демократия», хотя и расколовшаяся по принципиально важному вопросу. Большевики и левые эсеры выступали за взятие власти в свои руки, правые эсеры и меньшевики считали, что брать власть совершенно неправильно. Сходились только на том, что окончательно решить все вопросы должно будет всенародно избранное Учредительное собрание. Керенский правда, уже самостоятельно предопределил форму государственного устройства, провозгласив Россию республикой (1 сентября), и, вообще, отложил созыв «учредилки» с ноября на декабрь, надеясь как-нибудь организовать избирательный процесс в свою пользу.

Однако для придания власти хоть какого-нибудь подобия легитимности представителей «демократии» созвали 14 сентября на Демократическое совещание, по итогам которого был создан так называемый Предпарламент, к рекомендациям которого Временное правительство обязывалось прислушиваться.

Большевики в работе Демократического совещания участвовать сначала согласились, а потом ушли, хлопнув дверью. И тогда Керенский решил сделать то, за что Корнилова недавно объявили «врагом революции» — заменить революционизированные части петроградского гарнизона надежными фронтовыми частями.

Однако командующий Северным фронтом генерал Владимир Черемисов заявил о невозможности проведения такой операции, поскольку вверенные ему войска тоже полностью «разложились». Интересно, что сам Черемисов в это время финансировал фронтовую большевистскую газету «Наш путь» и вообще заигрывал с большевиками, хотя свой высокий пост в июне получил благодаря «реакционеру» Корнилову. Может, он хотел просто понаблюдать, как будут разворачиваться события, а может и сам мечтал в нужный момент прыгнуть в диктаторы?

Однако слух о том, что из относительно сытого Петрограда их собираются гнать в окопы, солдат петроградского гарнизона сильно расстроил, и со своими скорбями они обратились к Троцкому. Тот поднял шум в Петросовете, заявив, что Керенский готовит переворот, а, следовательно, надо сплотить всех вооруженных защитников революции вокруг органа, названного без особых затей Военно-революционным комитетом (ВРК).

Для оперативного решения вопросов в составе ВРК создали Бюро, главную роль в котором играли председатель комитета левый эсер Павел Лазимир, а также большевики Лев Троцкий, Николай Подвойский и Владимир Антонов-Овсеенко. Позже, когда стали делить лавры, вспомнили, что большевики создали еще и сугубо партийный Военно-революционный центр (ВРЦ) в составе Андрея Бубнова, Якова Свердлова, Феликса Дзержинского, Иосифа Сталина и Моисея Урицкого.

О том, что Временное правительство надо свергать, сами большевики договорились только 16 октября под сильным давлением тайно приехавшего из Финляндии Ленина. Двое сподвижников Ильича — Григорий Зиновьев и Лев Каменев — с мнением ЦК не согласились. Каменев даже подготовил заявление, которое было опубликованное в газете «Новая жизнь». Говорилось в нем следующее: «Восстание против власти, губящей страну — неотъемлемое право трудящихся масс, и в известные моменты — священный долг тех партий, которым массы доверяют. Но восстание, по выражению Маркса, есть искусство. И именно потому мы полагаем, что наша обязанность сейчас, в данных обстоятельствах, высказаться против всякой попытки брать на себя инициативу вооруженного восстания, которое было бы обречено на поражение и повлекло бы за собой самые гибельные последствия для партии, для пролетариата для судеб революции. Ставить все это на карту выступления в ближайшие дни — значило бы совершить шаг отчаяния, а наша партия слишком сильна, перед ней слишком большая будущность, чтобы совершить подобные шаги отчаяния».

Ильич обозвал Зиновьева и Каменева за это заявление «предателями», и оно не раз еще аукнулось им в последующих политических баталиях. По сути же третий и четвертый (после самого Ленина и Троцкого) деятели партии лишь призывали подождать с выступлением до намеченного на 25 октября II Съезда Советов к которому как бы и перешла бы власть от Временного правительства. Самое интересное, что именно такой сценарий, в конечном счете, и был реализован.

ЛЕНИН И ТРОЦКИЙ В ОДНОЙ ПОСТЕЛИ

Чтобы догадаться о готовящемся выступлении Керенскому не требовалось читать «Новую жизнь». ВРК последовательно консолидировал свои вооруженные силы, состоявшие из рабочей Красной гвардии, а также готовых примкнуть к восстанию частей петроградского гарнизона и прибывших из Кронштадта матросских подразделений. Готовность сражаться за Временное правительство демонстрировали некоторые казацкие полки, военные училища, а также такие не имеющие аналогов в других странах формирования как Женский ударный батальон и батальон Георгиевских кавалеров.

21 октября совещание представителей частей столичного гарнизона решило подчиняться только Петросовету, а в ночь на 22 октября ВРК официально заявило командующему округом Георгию Полковникову о назначении в его штаб своих комиссаров.

Керенский через начальника окружного штаба Якова Багратуни потребовал комиссаров отозвать и пригрозил, что прибегнет к силе для восстановления порядка в Петрограде.

24 октября министр-председатель появился в Мариинском дворце, где заседал Предпарламент, объявив, что в городе «состояние восстания» и предложив «произвести соответствующие аресты». Одновременно он попытался перехватить главные лозунги, с помощью которых большевики завоевывали массы. Керенский выразил готовность передать излишки помещичьей земли в распоряжении временных земельных комитетов с целью последующего распределения между крестьянами. Заявил он и готовности поставить перед союзниками «вопрос о необходимости решительно и точно определить задачи и цели войны, то есть вопрос о мире».

В завершение глава правительства потребовал от Предпарламента ответить на вопрос: «Может ли Временное правительство исполнить свой долг с уверенностью в поддержке этого высокого собрания». Не дожидаясь, пока вопрос будет поставлен на голосование, Керенский с «высоким собранием» расстался, после чего оно предалось своей обычной говорильне.

В ночь на 24-е министр-председатель попытался организовать контратаку, приказав одному из подразделений юнкеров занять типографию в которой печаталась большевистская газета «Правда» (выходившая тогда под названием «Рабочий путь»).

Типографию заняли, но через несколько часов юнкеров вытеснила оттуда рота Литовского полка. Этой же ночью Ленин, с перевязанной для маскировки (якобы из-за больного зуба) щекой прибыл в резиденцию ВРК в Смольном.

Параллельно отряды ВРК методично занимали узловые пункты столицы — вокзалы, мосты, почтамт, телефонную и телеграфную станции.

Керенский, между тем, потребовал от главкома Николая Духонина прислать в город казачьи части. Духонин ответил, что быстро они не прибудут и тогда Керенский решил бежать из Петрограда в расположенный в районе Гатчины 3-й конный корпус. Бежал он на машине американского дипломатического представительства, но не в женском платье, как о том обычно рассказывали большевики.

Отбывая утром 25-го, он назначил своим «местоблюстителем» министра торговли и промышленности Александра Коновалова. Ответственность за оборону Зимнего оказалась возложена на штатского политика Петра Пальчинского и полковника Ананьина.

Для большей внушительности министра государственного призрения Николая Кишкина назначили еще и «военным диктатором Петрограда», разрешив ему использовать для восстановления порядка любые части и прибегать к любым методам.

Правда, никакие самые решительные методы уже не срабатывали.

Утром 25 октября гарнизон Зимнего насчитывал около двух тысяч юнкеров (преимущественно из Петроградской школы прапорщиков инженерных войск и Ораниенбаумской школы прапорщиков) и примерно сотни офицеров, прибывших, так сказать, в индивидуальном порядке. Днем к ним присоединились юнкера Михайловского артиллерийского училища и рота женского ударного батальона. Появились и около 200 казаков из 14-го полка, которые, впрочем, скоро ушли под влиянием агитаторов.

Вообще-то агитаторы довольно свободно шатались по Зимнему, который напоминал не столько готовую к обороне крепость, сколько нечто среднее между табором и военным лагерем.

Правда, обращенные к Дворцовой площади ворота и проезды были частично перекрыты поленницами дров, за которыми были установлены пулеметы и несколько артиллерийских орудий. Однако в резиденцию можно было проникнуть через подъезды или окна со стороны Александровского сада, Дворцовой набережной, Зимней канавки. К тому же в Зимнем располагался еще и госпиталь с медсестрами и непонятными «медбратьями». Караульные толком не понимали, кого можно впускать-выпускать, а некоторые служащие дворца проводили агитаторов вероятно из соображений классовой солидарности.

Большевики со штурмом не спешили, сосредоточившись на других задачах. В 10 часов из типографии привезли тираж воззвания «К гражданам России» в котором сообщалось о низвержении Временного правительства и переходе власти к Военно-революционному комитету Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов.

Около часу дня солдаты Кексгольмского полка и матросы Гвардейского экипажа занялись выдворением из Мариинского дворца депутатов Предпарламента.

В 14.35 Троцкий объявил Петросовету, что Временное правительство больше «не существует», а появившийся за ним Ленин казал то же самое другими словами: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась».

Вечером оба вождя отправились на открытие II съезда Советов. Троцкий вспоминал: «Поздно вечером, в ожидании открытия заседания съезда Советов, мы отдыхали с Лениным по соседству с залом заседаний, в пустой комнате, где не было ничего, кроме стульев… Ленин теперь только окончательно примирился с оттяжкой восстания. Его опасения рассеялись. В его голосе были ноты редкой задушевности. Он расспрашивал меня про выставленные везде смешанные пикеты из красногвардейцев, матросов и солдат. «Какая это великолепная картина: рабочий с ружьем рядом с солдатом у костра!», — повторял он с глубоким чувством. «Свели наконец солдата с рабочим!» Затем он внезапно спохватывался: «А Зимний? Ведь до сих пор не взят? Не вышло бы чего?» Я привстал, чтобы справиться по телефону о ходе операции»…

РАЗВЛЕКАЛИСЬ, КТО КАК МОГ

Вечером, кроме казаков, Зимний оставили юнкера Михайловского училища, увезя с собой и всю артиллерию. Приехавшие ненадолго броневики уехали якобы из-за нехватки бензина.

Отряды большевиков периодически приближались к Зимнему, причем и они, и защитники дворца палили почти исключительно в воздух, пугая другу друга. Кровопролития все боялись. В половине седьмого парламентеры-самокатчики передали ультиматум ВРК с требованием сдаться на который Временное правительство не ответило.

К началу штурма силы защитников уменьшились до двух-трех рот юнкеров, роты ударниц и 40 инвалидов Георгиевского батальона под командованием капитана на протезах.

Считается, что сигналом для приступа стал холостой выстрел «Авроры», последовавший в 21.40. В реальности сигнальный артиллерийский выстрел был произведен в 21.00 из Петропавловской крепости, после чего стороны вступили, говоря по-военному, в «огневое взаимодействие». Со стороны штурмующих в нем участвовали и броневики. Стреляли друг по другу с большого расстояния, и, опять же, больше для испуга.

Произведенный же «Авророй» выстрел в этой какофонии как-то затерялся.

Убедившись, что враг всерьез атаковать не настроен, рота ударниц решила сделать вылазку в прилегающее здание Главного штаба, чтобы освободить якобы находившегося там бывшего главковерха генерала Михаила Алексеева. В результате ударницы угодили в засаду и были разоружены. Пленниц отвели в казармы Кексгольмского и Гренадерского полков, где некоторые были изнасилованы (одна из них покончила жизнь самоубийством).

«Победа» над таким серьезным противником, видимо придала нападающим уверенности и отдельные их группы пытались организовать нечто вроде атаки. Руководивший штурмом Антонов-Овсеенко записал в дневнике: «Беспорядочные толпы матросов, солдат, красногвардейцев то наплывают к воротам дворца, то отхлынывают».

В общем, кто как мог, тот так и развлекался.

Около 22.00 беспорядочный бой заглох, чтобы возобновиться через час.

Из Петропавловской крепости было произведено 35 выстрелов, но поскольку попадать по-настоящему никто не хотел, только два артиллерийских снаряда слегка поцарапали дворцовые карнизы. «Аврора» находилась на таком расстоянии, что просто не могла достать до Зимнего, ограничившись вторым холостым выстрелом.

Обстоятельства, при которых штурмующие ворвались в Зимний со стороны Дворцовой площади не совсем ясны, поскольку здесь им предстояло пересечь довольно большое открытое пространство. Возможно, защитники ослабили огонь, поскольку освещена площадь была все равно плохо. Как вариант, красногвардейцы могли совершить быстрые броски от Главного штаба или Александровского сада. По другой версии, юнкера утратили бдительность приняв штурмующих то ли за парламентеров, то ли за присланную городской Думой подмогу.

Часть нападавших пробралась в Зимний с противоположной стороны, с Дворцовой набережной, воспользовавшись якобы тем, что юнкера забыли запереть двери. Логичней предположить, что двери не запирали или открыли сознательно. Наконец, их могли просто взломать, пока напуганные хаотичным огнем Петропавловской крепости юнкера держались подальше от окон.

Факт, что в какой-то момент произошел перелом и дворец быстро стал заполняться «солдатами революции». Временное правительство, заседавшее первоначально в Малахитовом зале, переместилось поглубже, в Малую столовую, подход к которой был перекрыт юнкерами Петроградской школы артиллерийских прапорщиков.

Командовавший караулом поручик Александр Синегуб вспоминал: «Но вот откуда-то начал расти гул. Еще кануло в вечность несколько времени. Гул становился явственнее, ближе. Вот в дверях Пальчинский. Затем маленькая фигурка с острым лицом в темной пиджачной паре и с широкой, как у художников, старой шляпченке на голове. А еще несколько дальше звериные рожи скуластых, худых, длинных и плоских, круглых, удивительно глупых лиц. Рожи замерли в созерцании открывшегося их блуждающим, диким взглядам ряда величественных Царей Русского народа, скованных золотом рам».

Фигуркой в темной пиджачной паре был Антонов-Овсеенко. Маяковский увековечил этот момент в поэме «Хорошо!».

И один из ворвавшихся, пенснишки тронув, объявил, как об чем-то простом и несложном: «Я, председатель реввоенкомитета Антонов,
Временное правительство объявляю низложенным».

На часах было 02.10.

Министры держались с достоинством. Один из них заявил: «Мы не сдались и лишь подчинились силе, и не забывайте, что ваше преступное дело еще не увенчалось окончательным успехом».

Зато Антонов, если верить Синегубу вел себя суетливо: «Товарищи! — диким голосом вдруг завопила шляпенка. — Товарищи! Да здравствует пролетариат и его революционный совет! Власть капиталистическая, власть буржуазная у ваших ног! Товарищи, у ног пролетариата! И теперь, товарищи пролетарии, вы обязаны проявить всю стойкость революционной дисциплины пролетариата красного Петрограда, чтобы этим показать пример пролетарию всех стран! Я требую, товарищи, полного спокойствия и повиновения товарищам из операционного комитета совета!».

Некоторые из «товарищей» пытались умыкнуть из дворца попадающиеся под руку ценные вещи, другие просто били посуду или тыкали штыками царские портреты, но в целом руководители штурма держали руку на пульсе, так что ущерб от погрома оказался сравнительно незначительным. Советские историки позже любили вспоминать про юнкеров, которые тоже попадались на мелких хищениях.

Арестованных отправили в Петропавловскую крепость, откуда их, впрочем, быстро выпустили. Кровавой расправы над защитниками не учиняли, хотя, не исключено, что кто-то был убит под горячую руку. Точные потери при штурме Зимнего неизвестны, но со стороны штурмующих погибло не менее шести человек, со стороны защитников — одна ударница.

Взаимное озлобление характерное для Гражданской войны только зарождалось.

А в Смольном между тем бушевал II съезд Советов. В 03.10 Каменев объявил о падении Зимнего дворца и аресте министров Временного правительства. Затем было принято обращение «К рабочим, солдатам и крестьянам», в котором объявлялось, что «вся власть на местах переходит к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов…». Каменев по этому поводу заметил: «Ну что же, если сделали глупость и взяли власть, то надо составлять министерство».


7 ноября 2017


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847