Крах генералиссимуса
РОССIЯ
«Секретные материалы 20 века» №22(486), 2017
Крах генералиссимуса
Олег Покровский
историк, журналист
Санкт-Петербург
2416
Крах генералиссимуса
Пленение Костюшко при Мацеевицах

Имя Костюшко всегда было на слуху — и в годы Великой Отечественной, когда просоветское Войско Польское создавалось именно с дивизии Костюшко, и сегодня, когда многие белорусы склонны считать его своим соотечественником. В Петербурге даже существует названная в его честь улица. И при этом о нем, в сущности, известно немного. Взять хотя бы драматичный эпизод его пленения в битве с русскими при Мацеевицах 29 сентября 1794 года.

FINIS POLONIAE

Про сражение при Мацеевицах и пленение польского предводителя, носившего титул генералиссимуса и облаченного полномочиями диктатора, рассказывают красивую легенду. Мол, орды русских наседают, но поляки еще держатся. И в этот момент вражеская пуля, поражает Костюшко в грудь. Он падает со словами «Finis Poloniae» («Конец Польши»). Занавес…

Сам Костюшко впоследствии неоднократно заявлял, что таких слов не изрекал и вообще ничего подобного не происходило. Легенды, как известно, живут независимо от своих героев. Но что же случилось в действительности?

Начнем с того, что русских при Мацеевицах были не такие уж «орды»: до 14 тысяч против минимум девяти, максимум 12 тысяч поляков. Но все равно, учитывая уровень подготовки войск, шансов выиграть битву у Костюшко практически не имелось.

В самый напряженный момент боя отряд генерала Василия Рахманова переправился через находившуюся в тылу поляков реку Окржейку и внезапной атакой их правого фланга решил исход дела. Неприятель обратился в беспорядочное бегство, потеряв примерно половину своего войска убитыми, ранеными и пленными.

О том, при каких именно обстоятельствах Костюшко попал в плен, свидетельств со стороны непосредственно при этом присутствовавших поляков не сохранилось.

Поэтому приведем датированное началом 1840-х годов описание польского историка Китовича, который теоретически мог беседовать со свидетелями: «Костюшко погнался за кавалерией, желая возвратить ее к исполнению ее долга… Но казаки помчались что было духу за Костюшко, который, преследуемый своим злым роком, упал вместе с конем в ров и был придавлен лошадью. Два казака ранили его пиками, а один драгун, или карабинер, с налета рубанул его в голову. Обмерший от падения и ран Костюшко лежал как неживой, поэтому казаки, приняв его за мертвого, начали сдирать с него одежду. Тут Костюшко промолвил: «Воды». Казаки спросили его: «А кто ты такой?» Костюшко отвечал: «Я Костюшко». Услыхав это, казаки одели его опять в одежду, которую с него содрали, взяли на древки от пик и так унесли к замку Мациовицкому, где благодаря заботам фельдшеров он приведен был в чувство».

Это изложение, в сущности, повторяет рассказ адъютанта генералиссимуса Юлиана Урсын-Немцевича, который, правда, не присутствовал при пленении своего начальника, но видел, как казаки принесли его в лагерь на носилках из пик, а позже беседовал с самим Костюшко.

Итак, неназванные два казака и один драгун пытались ограбить пленника и едва его не убили. И при этом не называются их имена. Понятно, что полякам произносить их было вообще неприятно, однако для русской военной истории личности тех, кто сумел захватить вражеского главнокомандующего, определенный интерес, конечно же, представляют. И через сто лет после битвы при Мацеевицах вопрос о том, кто именно пленил Костюшко, вызвал довольно бурную дискуссию среди российских исследователей, разделив их, условно говоря, на «денисовцев» и «лысенковцев».

«КОСТЮШКО ЗАМЕРТВО УПАЛ…»

Адриан Карпович Денисов (1763–1841 годы) приходился знаменитому атаману Федору Денисову племянником, а в битве при Мацеевицах участвовал в чине полковника. Впоследствии, уже в 1818 году, он сменит почившего графа Матвея Платова на посту войскового атамана Всевеликого войска Донского, но пробудет им только три года. Подготовленное им положение о войске будет проникнуто духом сохранения традиционных вольностей, а потому вызовет недовольство многих влиятельных чиновников. В конце жизни Адриан Карпович, как водится, работал над мемуарами, опубликованными в журнале «Русская старина».

Сам он непосредственно в погоне за Костюшко не участвовал и, по сути, лишь пересказывал свидетельства изловивших его казаков. С его слов получается, что в конце битвы польский генералиссимус с небольшой свитой наткнулся на один из разосланных Карповичем для его поимки казачьих отрядов. Обратившиеся в бегство штабные вражеские офицеры мчались по дороге, отделенной от поля ветхой и поломанной изгородью. Однако Костюшко то ли случайно, то ли намеренно отделился от своих спутников и в сопровождении трех всадников мчался параллельно дороге по самому полю. Казаки, соответственно, тоже разделились.

Нагнав беглецов, они убили майора и одного рядового. «Третий, в замешательстве, успел, бросившись с лошади, притворился мертвым; но, по приверженности к начальнику, иногда поглядывал на него. Костюшко бросился в болото, под ним лошадь увязла и билась, что он, видя, соскакивает с оной. Тут казак достал его дротиком, два раза ранил и приказал возвратиться к нему. Лошадь без седока, сделав несколько усилий, вырвав повода из болота, выскочила и ушла. Тогда Костюшко отдался в волю казаков».

Казаки вытащили генералиссимуса из болота и начали обчищать его карманы.

А далее происходит нечто драматичное. «В самое это время прискакал к ним вахмистр конного нашего (егерского?) полка и при виде, что между казаками стоит польский офицер, ударил его в голову палашом, отчего в ту же минуту Костюшко замертво упал. Тот же поляк, о котором я выше сказал, что притворился убитым, лежал и надзирал за ним. Видя сие и забывая свою опасность, вскакивает, кричит, чтоб не убивали, что это начальник. Все от сего испужались, и вахмистр поскакал первый назад; казаки сделали то же; но один старый и опытный казак видел, куда я поскакал с командою, и поспешил меня догнать…»

Далее Денисов подъезжает к раненому, но, хотя вроде бы и видел раньше Костюшко, на всякий случай достает имевшийся при нем портрет вражеского генералиссимуса и начинает сличать его с лежащим на земле бледным и, по-видимому, умирающим человеком.

Впрочем, после того, как Костюшко вырвало, состояние его заметно улучшилось. Денисов опознает пленника, тем более что Костюшко и сам признается, что они знакомы, а затем и называет свое имя. «Перевязав ему галстуками и платками раны, которых он имел еще две или три в спине дротиками, послал я за казаками, чтоб воротились; затем приказал сделать на дротиках носилки и отнесть раненого Костюшку с приличным конвоем».

Отметим, что Денисов не утверждает, будто именно он пленил вражеского генералиссимуса, а лишь настаивает, что это сделали действовавшие по его распоряжениям казаки. Фамилии казаков, равно как и озверелого вахмистра, который непонятно зачем рубанул уже сдавшегося противника, он не называет, указав, впрочем, что вахмистр скрылся в неизвестном направлении.

В общем, из рассказа можно сделать выводы, что, если бы не сделанные Денисовым распоряжения, Костюшко либо улизнул бы, либо скончался от ран, или даже утонул в болоте. Однако аккуратно выстроенное повествование все же не проясняло, кто именно гнался за Костюшко и не дал ему бежать.

Ответ на этот вопрос попытался дать автор конкурировавшего с «Русской стариной» журнала «Исторический вестник», опубликовавший очерк «Забытый герой» о Федоре Ильиче Лысенко (1751–1832 годы).

РАНЕН ПОНИЖЕ СПИНЫ

Начинался этот очерк с бодрого заявления, что в свое время имя «забытого героя» «было далеко не безызвестно. Все знали офицера, взявшего в плен знаменитого польского патриота Костюшко.

Далее приводится рассказ самого Лысенко, но не в прямой речи, а в пересказе медика по фамилии Гуслистый, который лечил «забытого героя» в 1821 году, когда тот лежал в Обуховской больнице. Картина получается следующая.

Лысенко, уроженец Курской губернии и сын малороссийского казака, в юности вступил в Харьковский гусарский полк, впоследствии переименованный в Харьковский легкоконный. Выучив грамоту, был произведен в вахмистры. Участвовал в войне с турками. В апреле 1794 года находился со своим полком в Варшаве, когда неожиданно взявшиеся за оружие горожане устроили русским «кровавую Пасху». В уличных боях был ранен, притворился мертвым и ночью, выбравшись из города, присоединился к своим. Был произведен в младшее офицерское звание корнета.

В битве при Мацеевицах собрал отряд из семи казаков, решив изловить Костюшко. Вражеского генералиссимуса с девятью спутниками засекли, когда они выехали из рощи. Двое казаков ретировались, так что атаковать десятерых противников пришлось впятером.

Те сначала удирали, но потом, видя, что погоня не отстает, развернули коней и дали залп из пистолетов.

«Мы, пришпорив лошадей, ринулись на них со всего духу. Первый попавшийся мне, просто одетый, обнажил саблю. Я его як пелехнув раз, два по затылку и по спине саблей, так он с лошади повалывся. Оставив просто одетого, я погнался за богатым мундиром и загнал его в болото. Он начал просить пардону. Я его спросил: «Ты Костюшко?» — «Нет, — отвечал он, — я его адъютант, а ты Костюшку вон там повалил. Обезоружив его, прибыл с ним к Костюшке, лежавшему еще на земле. Вскоре и прочие казаки собрались, и некоторые с добычею. С Божьей помощью мы вскоре добрались до своего лагеря с пленными. Нас представили Ферзену».

Гуслистый специально оговаривал, что некоторые подробности в рассказе «забытого героя» он мог передать не совсем правильно, но вот фраза «Я его як пелехнув раз, два по затылку и по спине саблей, так он с лошади повалывся» именно так и звучала.

Получалось, что Костюшко сбили с коня не во время преследования, тыкнув пару раз в зад казацкой пикой, а скрестив с ним сабли, в честном кавалерийском поединке. Правда, на то, что у генералиссимуса имелись две раны «пониже спины», прочие источники указывают хотя и деликатно, но довольно единодушно. Костюшко в этом отношении вообще не везло. Например, участвуя в Войне за независимость Соединенных Штатов, он также был ранен в это не совсем почетное место.

Однако вернемся к событиям после битвы при Мацеевицах…

«ВОТ ТЕБЕ И НАГРАДА!»

Лысенко успел поучаствовать в штурме варшавского предместья Праги, где чуть ли не первым поднялся на вражеские укрепления, а затем был послан сопровождать Костюшко в Петербург. Однако с дороги его вернули. Гуслистому он жаловался: «Отобрали у меня бумаги, арестовали и на другой день передали меня суду за то, что я осмелился ранить главнокомандующего без сопротивления с его стороны. «Вот тебе и награда!» — подумал я себе. Не скоро я отделался от добрых судей. Спаси их, Господи! Они меня помиловали, только выгнали со службы».

В 1804 году, уже находясь в отставке, Лысенко прочитал книгу Максима Папуры «Жизнь и военные деяния генералиссимуса, князя Италийского, графа Суворова-Рымникского».

В ней его за живое задело утверждение автора о том, что Костюшко был взят в плен «несколькими казаками конной команды генерала Ферзена, корнетом Харьковского легкоконного полка Пилипенком и одним унтер-офицером».

Федор Ильич написал в редакцию «Военного журнала» письмо, в котором утверждал, что никакого корнета Пилипенко ни в Харьковском полку, ни вообще в армии тогда не служило, а также приложил выписки из приказов, из которых следовало, что «знаменитого Костюшку взял в плен не Пилипенко, а я, ударив с двумя казаками и двумя рейтарами на его конвой, состоявший из 10 человек... и ранив самого Костюшку. Поступок мой был гласен в целой армии, и я награжден за оный чином поручика, да впоследствии граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский прислал мне 500 червонных, из которых уделил я часть своим соратника и 200 червонных храброму поручику Пастуховскому, который при упомянутом нападении потерял свою лошадь и единственно оттого не участвовал в нашем подвиге».

Письмо Лысенко было напечатано в «Военном журнале» в 1811 году с заявлением редактора о том, что его содержание было сверено с архивными данными и, как выяснилось, полностью соответствует действительности.

Правда, особого эффекта публикация не вызвала, поскольку спор относительно того, кто именно пленил Костюшко, оказался отодвинут на задний план наполеоновским вторжением. Так он и повис в воздухе до 1894 года, когда в связи со 100-летием битвы при Мацеевицах дискуссия вспыхнули с новой силой.

Запись Гуслистого была сличена с публикацией «Военного журнала», и редакция «Русской старины», первоначально поддерживавшая версию Адриана Денисова, переметнулась на сторону Лысенко.

Историк Евгений Альбовский предпринял масштабное архивное исследование и подготовил обобщающую статью, в целом повторяющую тезисы «Забытого героя», но вносящую несколько интересных штрихов в историю пленения.

Лысенко еще успел вернуться на службу, чтобы поучаствовать в Отечественной войне 1812 года и заграничных походах, так что в качестве убойного аргумента автор ссылался на указ о его полной отставке, подписанный в 1816 году генералом Леонтием Беннигсеном.

Лысенко увольняли в чине ротмистра с правом ношения мундира и с половинной от суммы прежнего жалованья пенсией. Естественно, поскольку речь шла о документе с определенными финансовыми последствиями (пенсия начислялась исходя из заслуг увольняемого), все факты перед вписыванием в указ об отставке тщательно сверялись с другими архивными материалами.

ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ

Из содержания отставной грамоты следовало несколько интересных моментов. Во-первых, Лысенко изначально получил у командира полка полковника Энгельгардта разрешение сосредоточиться в конце битвы на поимке Костюшко. Во-вторых, в погоне его сопровождали не четыре казака, а два казака и два «рейтара» (гусара). При этом только казаки — Федор Топилин и Иван Лосев — названы по имени.

В-третьих, получается, что, скрестив сабли с поляками, Лысенко в одиночку убил четырех противников (причем одного из них разрубил «надвое»), да еще и сбил с коня и ранил самого Костюшко. Очень напоминает русские былины. А вот чем занимались в это время его товарищи, не совсем ясно.

В-четвертых, если верить Альбовскому, уже в русском лагере «придя в себя, Косцюшко изъявил желание видеть того героя, которому удалось его пленить. Перед ним предстал молодец-корнет, правда, уже не первой молодости — ему тогда было 43 года, — но мужественный на вид, красавец собой, силач, положивший на месте половину бывших с диктатором поляков. Не совестно было бы никому попасть в руки такого гиганта, и Косцюшко только молча пожал руку своему победителю». Такие вот дела: сначала Костюшко пожал руку своему «пленителю», а потом, надо полагать, на него и нажаловался…

В-пятых, как отмечалось, главнокомандующий русскими войсками в Польше фельдмаршал Петр Румянцев лично от себя наградил Лысенко 500 червонцами, из которых «часть» (неясно, какую именно) он выделил своим спутникам, а 200 червонцев — поручику Пастуховскому. С чего вдруг небогатый и очень прижимистый Лысенко делает столь широкие жесты?

В-шестых, в русский штаб пленника Лысенко доставил не в одиночку, а вместе с упомянутым поручиком Пастуховским, а также еще двумя офицерами Смородским и Пономаревым. В дальнейшем именно эти четверо, а не один Федор Ильич и проходят по официальным документам как главные участники поимки генералиссимуса. А вот куда делись двое казаков и двое оставшихся безымянными гусар, абсолютно неясно.

В-седьмых, какие-то неприятности из-за того, что он ранил уже сдавшегося вражеского предводителя, у Лысенко были, но под судом он не состоял. Скорее всего, Федора Ильича «попросили» уйти по собственному желанию.

При этом сам Лысенко никак не комментирует обвинение, что он полоснул Костюшко, когда тот, как принято было говорить, «просил пардону». Просто сетует, что по достоинству его подвиг не оценили.

Вообще, относительно своей роли в мировой истории Федор Ильич не скромничал, жалуясь в письме редактору «Военного журнала»: «Двадцать лет служил я Отечеству; двадцать лет блистал меч мой в боях и на приступах и наконец решил судьбу государства, которое некогда потрясало Россию; теперь, в преклонных летах, когда хладная старость уносит остаток сил моих, когда несчастный жребий мой оставил меня на жертву ужасающей бедности, больно видеть, что даже самая история не отдает должной справедливости тому, который презирал смерть, чтобы жить в потомстве».

К слову, закончил свой жизненный путь Федор Ильич хотя и не в богатстве, но и не в бедности. И даже на его могиле было начертано, что здесь лежит тот, кто пленил Костюшко.

Если же суммировать все версии, свидетельства и документы, до сих пор не выясненным остается целый ряд вопросов.

Скрещивал ли Костюшко сабли с Лысенко или просто удирал от него?

Споткнулся ли конь Костюшко, был ли всадник сбит во время бегства или с перепугу сам направил коня в болото?

Нанес ли Лысенко рану противнику в голову в честной схватке или когда тот стоял на земле безоружный?

Какую награду получили четверо спутников Лысенко и как звали двоих безымянных гусаров?

Какую роль в погоне сыграли офицеры Пастуховский, Смородский и Пономарев и почему, например, Пастуховскому Лысенко отсыпал аж 200 из 500 червонцев? Может быть, они знали об обстоятельствах пленения факты, которые в случае их обнародования действительно могли закончиться для «забытого героя» неприятностями гораздо большими, чем отставка?..

Свидетельств, позволяющих точно ответить на заданные выше вопросы, судя по всему, просто не сохранилось. Можно лишь предполагать, что поляки в этой истории не продемонстрировали должной отваги и воинского мастерства, а русские — великодушия и галантного отношения к побежденному. Похоже, говорить красивые слова «Finis Poloniae» Костюшке при Мацеевицах действительно было некогда.


27 октября 2017


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847