Иезуиты — монахи самого тайного по своим задачам ордена, названного в честь Иисуса (латинское написание Сына Божьего — Jesus). Он был основан в 1534 году для укрепления папской власти и борьбы против Реформации.

Поскольку девиз ордена «Цель оправдывает средства», за все столетия существования «Общества Иисуса» его члены характеризовались решительными и тщательно продуманными действиями. Орден иезуитов выполнял в первую очередь разведывательные функции, и не столько для войны, сколько для политического влияния. Вывеской для посторонних глаз орден иезуитов показал своей основной задачей «Воспитание молодого поколения» (а на самом деле таким образом проводилась вербовка воинствующих защитников католической церкви).

Однако нельзя отрицать того, что на ниве просвещения иезуиты достигли больших результатов, мы обязаны им наличием просвещенной Европы.

ПРОСВЕЩЕНИЕ В НАРОД

С середины ХVI века орден повсеместно стал создавать школы. На Украине ими основаны школы в Львове (1608 г.), Луцке (1609 г.), Киеве (1690 г.) и других городах. Как-то забыто, что молодого Сашеньку Пушкина поначалу хотели отправить учиться петербургскую иезуитскую школу. Других не было, но появился Царскосельский лицей, и гений русской поэзии попал туда. О! Ужас! А если бы он родился на год раньше, то не миновать ему обучению в католической школе…

Известный ученый-литературовед, один из основателей Украинской Академии наук, Владимир Перетц в 1904-м издал в Петербурге книгу «Письма и донесения иезуитов о России конца ХVII и начала ХVIII вв.». В этой серьезной публикации мы находим немало материалов об их просветительской деятельности.

Из напечатанных там писем и деловых бумаг иезуитских миссионеров было немало и о Киеве, который был до этого основной базой их отрядов, работающих на территории Московии. Наиболее ранние относятся к периоду 1698-1699 и до 1707 года.

Если принять во внимание отношение католических отцов к происходящим событиям, то в их донесениях к провинциалу своего ордена можно найти немало интересных и важных фактов из жизни Московии и Украины. Особенно важны данные о пребывании киевских просветителей за рубежом.

Иезуитские миссионеры, на письма которых мы опираемся, несмотря на большие трудности и препятствия прибыли в Москву в 1698 году. Они приехали по чужим паспортам, невероятно опасаясь, что окружающие узнают об их принадлежности к Обществу Иисуса. В Смоленске к ним подослали трех попов, пытавшихся что-то разнюхать..., но успехом миссия православных «шпионов» не увенчалась! Эту экспедицию чуть было не сорвал толмач Венецианец, проговорившись, что сопровождает иезуитов.

В одном из первых посланий читаем: «Трудно поверить, какую тут в Москве плохую репутацию имеет этот орден. Говорят, что иезуиты вызывают только бунты и непорядки. Москали даже убеждены, что иезуиты видят на сто локтей вглубь земли, из-за этого они (москали) не хотят видеть у себя таких аргусов, которые кроме всего вмешиваются во все дела».

На протяжении всей переписки этот тезис неоднократно повторяется в различных посланиях, и является основным о пребывании миссионеров в Москве. Не жалуют они московское духовенство за его безграмотность и дикость обычаев, показывая разницу между ними и выпускниками киевской коллегии и западных школ. Пишут о наличии большого количества греческих сочинений св.отцов, переведенных на церковно-славянский язык, и отец Франциск-Емельян констатирует абсолютное равнодушие к ним жителей, способности которых иезуиты не отметают. В результате «попы хотя бы и хотели, но не умеют обучить народ тайнам веры».

НАДЕЖДЫ НА УНИЮ С МОСКВОЙ

Отцы были почему-то уверенны, что особого труда не будет привести Москву в унию с Римом. Как ни странно, но в каждом образованном человеке они видели сторонника этой идеи.

В письме от 11 января 1701 года член миссии Иван Берула сообщает провинциалу, что наместник патриаршего стола Стефан Яворский пригласил киевских профессоров для распространения наук между московитами. Хотя он не надеется, что из этого выйдет что-либо путное, но, тем не менее, увеличил число преподаваемых предметов в иезуитской школе. Вскоре выяснилось, что совершенно напрасно.

В феврале того же года Берула уже сообщает кардиналу Калёничу о приезде киевских монахов и начало их преподавания. Киевляне быстро сориентировались в Москве. Они пригрозили своим конкурентам, что пожалуются царю. Может быть, и угрозу бы выполнили, но в православной школе не нашлось преподавателя немецкого языка. Он был необходим, так как царь Петр развивал отношения с Западом.

Более опытный отец Емельян 28 февраля 1701 года сообщал: «Теперь прибыло сюда из Киева двадцать других монахов, которые будут преподавать гуманитарные науки, философию и богословие по той причине, что светлейший царь основал академию и бурсу для тех питомцев, которые желают быть священниками. Всех поповских детей склоняют к обучению латыни, и нужно опасаться, что нашей школе придет конец из-за того, что все будут вынуждены ходить в академию». Тут можно сомневаться в искренности отца-иезуита, потому-то небольшая иезуитская школа, хоть и была с модным немецким языком, но все равно не могла выдержать конкуренцию с большим количеством киевских профессоров, преподающим не только элементарные науки, но и философию, а также богословие. Эти монахи, прибывшие из Киева, были только авангардом ученых появившихся из alma matter — коллегии на Подоле. Но в отличие от других общественных отраслей вражды между конкурентами не было. Скорее всего, не смотря на разность вероисповеданий, они были земляками, то есть и иезуиты были украинцами. Поэтому тот же о. Емельян 15 сентября пишет, что царь не расстается мыслью об основании Академии: «Уже есть готовые для всех классов учителя, прибывшие из Киева; это люди хорошие и пока что обходятся с нами по-приятельски. Я надеюсь, что в будущем ничего не изменится. Наши ученики заходят к ним и наоборот их ученики приходят к нашим на диспут, что для обеих сторон приятно, таким образом, происходит всесторонняя эмуляция. У них талант бывает на диво заметный, поэтому неустанно нужно их уговаривать, чтобы не оставляли того, что начали».

СТЕФАН ЯВОРСКИЙ

Иезуиты верили в возможность дружеских отношений с киевлянами, поскольку митрополит Стефан Яворский, бывший профессор богословия Киевской коллегии им казался сторонником католической школы. Но уже через месяц о. Беруля сообщает не очень утешительные новости. Киевляне оказались не совсем такими невинными ягнятами, которыми их представляли. Иезуит пишет не без тревоги: «Искусство и науки имеют тут очень доброе начало; призванные сюда киевляне основывают гимназии и, распустив сюда и туда разные слухи, вызывают нас на столкновение. Хотя мы и показали, что со своей стороны мы готовы на это, однако дело не дошло до дискуссионных битв, а пока только к ним готовимся».

Сквозит разочарование и в Стефане Яворском: «Сам вице-патриарх был вызван из Киева, где занимал кафедру богословия. Теперь он силой своей высокой власти дает направление той школе и всеми способами ведет вперед науку. Недавно совершил сильное нападение на мою школу и советовал светлейшему царю ее закрыть, а учеников перевести». К счастью для иезуитов Петр І не подался на уговоры митрополита, понимая, что конкуренция в науке не менее важна, чем в коммерции. Имело значение и то, что немало княжеских и боярских детей учились у иезуитов.

Более всего в письмах уделяется внимание Стефану Яворскому, личность которого не оставляла спокойным отцов-иезуитов. Во-первых, митрополит был очень близок к царю, и от него зависело отношение царя к иноверцам. Здесь не буду останавливаться на яростной борьбе со староверами, которая началась еще при отце Петра — Алексее Михайловиче.

Наличие в Москве иезуитской школы уже говорило о многом. Трудно поверить, что воспитанный в духе непримиримости к католикам владыка Стефан был индеферентнен к пребыванию иезуитов в центре Московии. Но, будучи необычайно мудрым и расчетливым митрополит понимал, что несколько монахов не навредят, но совратят в католичество десяток боярских сынков, по своей тупости не разумеющих символ веры. А польза в образовании затхлого в невежестве царства все-таки ощутима. Да и царя, непредсказуемость которого стала притцей во языцах, лишний раз раздражать не хотелось. Поди, знай, что у него на уме! Может быть, у него с католиками какие-то совместные планы?

Поэтому иезуиты писали всем о Яворском, в первую очередь, в Рим. Там понимали роль митрополита Стефана в Московии, собирали о нем данные. Поэтому в письмах, как в основном средстве передачи информации, отцы приводили данные, что Яворский как заслуженный киевский префект богословия был из-за своей учености привлечен царем для его реформаторской политики.

Из письма о. Беруля: «как известно, он окончил высшие науки в Вильно, выдавая из себя униата, но когда его разоблачили, то вывели его не очень красиво. Из-за этого у него мало симпатий к римлянам». Потом разъясняется причины его удаления из Вильно: «Яворский родом поляк. Науки окончил у наших, где был даже ректором конгрегации Пресвятой Девы; однако когда он перешел на сторону схизматиков, то имя его было сожжено на конгрегации, как нам об этом рассказывал ясновельможный пан Потоцкий».

О положении Яворского в Москве добавляется, что митрополит по душе царю, а народ его не любит, так как он «oblewanecz» (обливанец) — так они (москали) называют тех, которые при крещении наливает воду с верха на голову, как это делается у киевлян и у нас римлян — народ опасается, чтобы он, став патриархом, не завел каких не будь новинок. Поэтому народная симпатия склоняется на бок новгородского митрополита, человека также не без образования».

ДИСПУТ У БОЯРИНА НА ТЕМУ ПРАВИЛЬНОЙ ВЕРЫ

В те времена по всей Европе, там, где было необходимо или скорее возможно, проходили диспуты на тему: «Какая вера более правильная». Так, планировали произвести диспут в Москве, поэтому о. Емельян пишет, что митрополит Стефан: «очень хочет, чтобы скорее мы начали теологические диспуты». Но еще два месяца шли разговоры, но возможности схлестнуться не получалось.

23 ноября того же года читаем: «Мы удивлены и совсем не понимаем, как рязанский митрополит, исполняет обязанности патриарха, причем без патриаршего титула, который через разных вельмож проводил действия у светлейшего царя против нашей школы, стал ласковым и милосердным к нам. Кроме этого вызывает удивление, что он хочет вызвать нас на диспут о происхождении Святого Духа от Отца и Сына. Но мы уклоняемся от этой столь важной темы, так как нам нельзя обсуждать спорных меж нами и московитами вопросов, пока мы не получим официального разрешения и полной власти затрагивать эту важную тему». Далее: «Поэтому мы, беря во внимание их (православных) нетерпение, потому что они больше ищут триумф, а не правду из-за того, что надеяться на митрополита, который два курса читал богословие в Киеве. Из-за этого могла, принизится слава нашей святой церкви. Тем временем, учитывая, что право обороны везде позволительна, поэтому мы решили, что нам не грозит опасность, если мы дальше не будем, уклонятся от диспута».

Диспут состоялся, что редкость для Москвы, в день св. Терезы после завтрака у одного, близкого царю, боярина. Имя его в письме не указано. Митрополит, несмотря на то, что его присутствие оговорено, не пришел, а прислал молодого богослова, который студиевал философию за границей у иезуита о.Гольцбехера. Сам диспут, который проводился в рамках догматического богословия, проводившийся согласно схоластической логики, передан в письме коротко, но вместе с тем с деталями.

Для нас представляет интерес, то, что диспут, по мнению иезуита, окончился его победой. А католики полностью разочаровались в Яворском. Высказывая почитание вице-патриарху, они не имели желание сравниваться с ним и признав его поражение. «Теперь вице-патриарх желает провести второй спор о главе церкви», но как заверяет отец Емельян, — «однако, я, благодаря Богу, хорошо подготовился к новым диспутам».

КНИГИ УНИАТА

Но победа в словесных спорах ухудшила положение католической школы. Хотя ее преподаватели считали, что они теологически лучше подкованы, «местные решительно признают, что мы более ученее киевских монахов, однако это ничуть не приближает их к правде». Тут еще в отсутствии царя митрополит Стефан издает указ против иезуитов и школы. Но они нашли защитников «среди первых лиц в державе» — может быть родители учеников или за деньги, а скорее отмеряно было немало. В письме: «потому что у нас ученики обучились в течение месяца больше (можно сказать без самовосхваления, а на похвалу моего товарища), чем у тех несчастных казаков за год». Для автора письма, монахи призванные из Киева — казаки. Только при наличии влиятельных заступников можно было вести борьбу с Яворским, хотя при контактах с иезуитами царь Петр выказывал недовольство, не без влияния митрополита.

Так же читаем в письме о.Беруля от 13 января 1701 года: «Отец Паллядий Рогойський был когда-то клиентом нашего преподобия в Ниссе (?), теперь в Москве игуменом монастыря, в котором живут киевские ученые монахи. Это хороший и искренний человек, с которым я уже не раз виделся».

Про образованность и дальнейшую судьбу Рогойского (умер в январе 1703 года) узнаем из более позднего письма о.Емельяна. Он, готовясь к диспуту, и жалуется на отсутствие книг. «Жаль, что не продал нам, хотя несколько своих книг этот монах Паллядий, который учился в Нисси (Nissae), Оломоуце, а впоследствии в греческой колонии в Риме. И который за счет, прежде всего конгрегации и светлейшего князя Флоренции забрал и привез сюда библиотеку, состоящую из пятисот избранных произведений; большую часть ее составляли произведения святых отцов, постановления соборов и полемические сочинения. Теперь все эти книги в руках наших противников, по смерти Рогойского в январе их забрал себе митрополит Яворский.

Вообще роль ученого униата была незавидной. Когда Рогойского пригласили в Москву, он приехал с большими надеждами. Но один из его давних приятелей сообщил патриарху Адрияну о его принадлежности к унии, за что бедного Паллядия лишили сана и заключили в тюрьму, где он просидел шесть месяцев. «После этого его поставили перед синедрионом и приказано в присутствии патриарха Адриана объяснить общения с римлянами. Когда же он сообщил вполне резонные и обоснованные причины, то патриарх заявил: «Что вы не видите, или вас не достаточно удивило, как софистично и хитро предоставили римляне. Так каждого недостаточно сильного в вере, легко можно сбить с правдивого пути». Присутствующие, не имея знаний ответить достойно Рогойскому, стали злобно кричать. Одни — «Сжечь его!», а другие — «утопить его!» Паллядий, сильно испугался и просто отрекся «от римских блудив» и обвинил «блудам Фотия».

Письма иезуитов рассказывают о горькой доле униатов в Москве, о нетерпимости московитов к латинянам.

ОБИДЫ И СОПЕРНИЧЕСТВО

А вот у иезуитов нашлось немало добрых слов о митрополите Димитрии Ростовском. В письме о. Емелиана: «Такие проповеди говорит какой-то послушник, очень хороший и также к нам нормально относящийся. Он из киевских монахов поставленный сибирским митрополитом — человек, что редко случается искренней души. Его проповеди приносят много пользы людям, которые до этого не были готовы к ним».

Для более четкого рассмотрения соперничества между иезуитами и киевлянами рассмотрим еще спектакли, которые ставили они в своих учебных заведениях. В 1699 году Лефорт, чтобы поиздеваться над латинянами, поставил перед петровскими вельможами комедию, где высмеивается иезуитская миссия. Понимая значение театра для воспитания учеников, восприявшие лучшие европейские традиции миссионеры решили поставить спектакль на Рождество Христовое. Такие спектакли ставились еще и по другим случаям. Отец Беруля пишет 15 ноября 1701 года руководству вместе с требованием прислать новых учителей: «Кого бы вы там, ваше преподобие, не решили прислать, то пусть приезжают с решительным намерением трудится, и при этом могли устраивать комедии. Одну такую комедию давали киевляне и заслужили похвалу. Нас также к этому призывают, но мы пока не в силах». Через полгода тот же монах сообщает: «дали уже три небольших представления, в которых хлопцы выступили очень хорошо на большую радость присутствующего при этом местного дворянства. Эти представления показались многим местным просто прекрасным, так как они ничего подобного не видели».

Анализируя эти письма, понимаем, что иезуиты перед появлением киевлян ставили свои мистерии с помощью кукол, двигающихся фигур, на манер передвижных ярмарочных вертепов. А когда киевляне стали показывать пьесы, где персонажи исполнялись студентами, иезуиты также оживили свой репертуар, внеся в программу школьные драмы, то есть пьесы, которые ставились в разных школах по всей Европе, а не только в Киеве.

Это соперничество дало весьма интересный результат, о котором читаем в годовом отчете иезуитов: «Киевляне начали давать комедии и за каждую требовали почти две тысячи империалов. Но с этого ничего особенно не получилось, то эти деньги было решено потратить на светских комедиантов, вызванных из Гамбурга».

Вызвав иезуитов к соперничеству, киевляне не смогли давать репертуар для московской публики. Побывав пару раз на спектаклях киевлян и иезуитов, они вскоре приелись моралистическими аллегориями пьес киевских драматургов. Они стали желать светских сюжетов, пусть и примитивных. Да и какие нужны были московским зрителем, в годы когда «окно в Европу» еще не пробито, а пока только щелочка, через которое в их страну проникало новое и неведомое, в том числе и театральное действо.

ПРОСВЕЩЕННЫЕ КИЕВЛЯНЕ И ТЕМНЫЕ МОСКОВИТЫ

Молодой царь Петр проводил реформы и внедрял европейские порядки в патриархальную Московщину. Часть ее дремучести выводилось еще не одно столетие, а кое-где и осталось. В течение столетий, рассказывая о деяниях «Саардамского плотника», говорилось лишь о западноевропейских мастерах и ученых. А исходя из этих писем, можно смело утверждать, что львиная доля в образовательных процессах падала на ученых из Украины. Не имеет значения, какой они были конфессии: православной или католической, все они были воспитанники европейских школ и восприемники гуманизма, популярного в те столетия.

Киевляне были более толерантными со своими идеологическими противниками, чем московиты (у них «понятие веры было начитанным, а не духовным разумением полученным»). Духовных школ и семинарий в Московии еще не было, а если в некоторых монастырях и были культурные ячейки, то в ограниченном количестве, да и то в московском православии существовала лагерное правление: «шаг в сторону» приравнивался к расстрелу. Борьба с инакомыслием и «никонианством» еще продолжала будоражить общественность, староверы сжигали себя в скитах, при отце Петра изгнали Ивана Федорова, уничтожив его типографию.

В то же время иезуиты и выпускники киевской коллегии несли просвещение, и не важно каким образом: в школах, на диспутах, спектаклями. Все равно это было гуманнее, чем топором или костром «насаждать свое видение правильной веры».

Не стоит удивляться, что образованные киевляне находили много общего с иезуитами. И те, и другие находились в полуварварской стране, так, по крайней мере, утверждал царь Петр. Они были образованными людьми, и могли в споре привести аргументы из книг европейских теологов, на которых происходило их обучение. А самое главное, и иезуиты, и киевляне сеяли разумное, доброе, вечное, но их вклад в создание просвещенной державы Российской, к сожалению, был забыт...