Думаю, мало найдется людей, кто не слышал бы имен Френсиса Дрейка, Генри Моргана, Эдварда Тича, Уильяма Кидда, Эдварда Ингленда. Похождения этих джентльменов удачи описаны во множестве романов, о них снимают фильмы. А вот имена Петра Конашевича-Сагайдачного, Ивана Сирко (одного из авторов знаменитого «письма казаков турецкому султану»), Михаила Татаринова практически никому у нас не известны. Обидно.

Англичане умеют гордиться тем, о чем другие народы предпочитают умалчивать. Характерный пример: радиостанция Би-би-си сообщала со ссылкой на новейшие исследования, что 500 тысяч ныне живущих британцев ведут свою родословную от пиратов. И ничего, не стыдятся этого. Удивительные люди! А может, это просто правильное отношение к своей истории, без шараханий из крайности в крайность? Это ведь исключительно русские обязаны каяться за свою историю, как к этому нас порой призывают. Наверное, англичане должны каяться с утра до ночи за своих предков. Но они относятся к этому спокойно, как к части своей истории: «Да, деяния, наверное, неприглядные, но правила игры были именно такими».

Вот и нам надо просто знать и уважать свою историю.

Что касаемо русского пиратства, то персидские источники упоминают о нападениях русов на Дербент аж в 643 году. Подобные «шалости» наши предки позволяли себе довольно часто. Захват и ограбление Абаскуна большинство историков датируют 909–912 годами. Подробный рассказ о походе русов в Прикаспий, состоявшемся в первой половине 40-х годов X века, сохранился у историка Ибн Мискавейха (ум. в 1030). Автор сообщает, что в 943–944 годах отряд русов захватил богатый азербайджанский город Берда, расположенный близ реки Куры в армяно-грузинском приграничье. Русы быстро разбили стоявший в городе небольшой гарнизон правителя области Марзбаны, который сам в это время воевал в Сирии. Заняв город, русы заявили местным жителям, что готовы гарантировать их безопасность и свободу вероисповедания, если те будут подчиняться новым хозяевам. Но вылазки против захватчиков продолжались, поэтому русы истребили часть городского населения.

Три арабских автора IX–X веков — ал-Йа’куба, Ибн Ха-укаль и ал-Мас’уди — упоминают о набегах русов в Испанию. В частности, «ар-рус» в 844 году напали на город Севилью. Предводителем русов был некий Аскольд аль-Дир. Через несколько лет он пришел в Киев и занял его без борьбы. Киевляне признали его своим князем. А позже русские летописцы, видимо, из-за какой-то описки в не дошедших до нас манускриптах превратили князя русов в двух князей — Аскольда и Дира. Причем летописи ничего не говорят ни о личности, ни о деяниях Дира, он лишь следует повсюду за Аскольдом, как тень. Имя это в переводе с готского означает «честь ариев». Его давали будущим воинам, судьба которых была заранее предопределена. А Дир — это прозвище Аскольда. В переводе с готского Дир означает «зверь». 18 июня 860 года Аскольд привел русскую дружину («россов», как писали византийцы) под Константинополь. Из устья Днепра около двухсот судов приплыли к Босфору. Византийский автор описывает это нашествие так: «Было нашествие варваров, россов — народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный и на деле, и по имени народ… посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их [нечестивые] алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого, готового противостоять…»

Взять Константинополь тогда россам не удалось, но они страшно опустошили окрестности византийской столицы, включая Принцевы острова в Мраморном море, и 25 июня отправились восвояси. Византийские источники и русские летописи называют различные причины ухода россов. По одной из версий, к Константинополю форсированным маршем подошел император Михаил с большим войском, которое ранее направлялось на войну с арабами. По другой версии, разразилась страшная буря, изрядно потрепавшая суда россов. Наконец, по третьей версии, византийцы и россы заключили мир, и последние, получив солидные откупные, отправились домой.

Чем, скажите мне, читатель, все это отличается от «работы» Дрейка, Моргана и иже с ними в испанских владениях Центральной и Южной Америки. Надо бы еще выяснить, кто у кого учился!

Примерно в то же время в Новгородской и Вятской землях возникают вооруженные дружины, именуемые ушкуйниками или повольниками. Общепринятое мнение: формирование дружин ушкуйников связано с захватом земель на Севере и торгово-разбойничьими экспедициями на Волгу и Каму. Из русских летописей известно, как «резвились» ушкуйники: 1181 год — взятие черемисского города Кокшарова (ныне Котельнич Кировской области); 1187 год — новгородские ушкуйники совместно с карелами напали на древнюю столицу Швеции — город Сигтуну (территория современного Стокгольма), русский десант основательно разорил и разграбил город (очень похоже, что именно после этой «экскурсии» в новгородском соборе Святой Софии появились знаменитые Магдебургские врата); 1318 год — ладьи и ушкуи прошли в Або-Аландские шхеры и по «Полной реке» (Аурайоки) поднялись до города Або (ныне город Турку) — тогдашней столицы Финляндии. Был захвачен церковный налог Ватикана, собиравшийся в течение пяти лет. Как сказано в летописи, «приидоша в Новгород вси здорови». Восхищает прямо-таки детская непосредственность летописца.

Ушкуйники занимались еще и охраной приграничных территорий Великого Новгорода. Из них формировали дружины для защиты северо-западных границ Руси. Так в 1320 и 1323 годах ушкуйники нанесли удары по норвежцам (в качестве ответной меры), разорив область Финнмарк и Холугаланд. Норвежские правители обратились за помощью к папскому престолу. Аналогичное воздействие на шведов заставило ускорить подписание компромиссного Ореховецкого мира с Новгородом. Войны шведов за земли Великого Новгорода на время прекратились. В 1349 году последовал морской поход ушкуйников на провинцию Халогаланд, в ходе которого был взят сильно укрепленный замок Бьаркей. Это был ответ на вторжение шведского короля Магнуса в новгородские земли 1348 и 1349 года. Поход короля Магнуса стал последним из «крестовых походов» шведских рыцарей на земли Великого Новгорода. Затем свыше 100 лет на севере Руси не было серьезных военных действий. Ушкуйники же обратили свои взоры на юго-восток, на Золотую Орду.

Они были весьма значительным фактором внешней политики Великого Новгорода и очень походили на корсаров. Напомню, что корсарами, или каперами, или приватирами назывались частные лица, которые с разрешения верховной власти воюющего государства использовали вооруженное судно (также называемое капером, приватиром или корсаром) с целью захвата купеческих кораблей неприятеля, а в известных случаях — и нейтральных держав. Их главное отличие — особое каперское свидетельство от властей, с одной стороны позволяющее воевать приватному (отсюда «приватир»), то есть частному, судну, а с другой — ограничивающее круг его целей только враждебными флагами. Понятие «корсар» в узком смысле используется для характеристики именно французских капитанов и кораблей. В широком смысле вышеперечисленные термины «корса́р», «ка́пер», «привати́р» абсолютно равнозначны.

Когда речь заходит об английских пиратах, часто приводится факт, что их эскадры финансировались британскими монархами. Во всяком случае, королева Елизавета снаряжала корабли Френсиса Дрейка и имела долю в его предприятии. Цель понятна — золото и ослабление Испании. Однако королева была далеко не оригинальна. Почти в это же время, буквально на несколько лет раньше, Россия вела длительную и кровопролитную войну с Ливонией, периодически вспыхивали конфликты с Польшей, а на юге не давали покоя крымские татары. Россия имела единственный выход к морю через Север, но это был далеко не самый безопасный путь. Иван Грозный лелеял идею создать флот, но средств в казне постоянно ведущей войны страны не хватало. Поэтому царь активизировал деятельность своей агентуры в Европе и приказал найти пирата, который мог бы возглавить новый российский флот. Так начинается история Карстена Роде — знаменитого датского пирата, который стал служить Московскому царству.

Роде был известен как купец и капитан собственного судна, вел торговлю с Любеком. Позже стал капером на службе у датского короля Фредерика II. Действовал против шведских купцов. Не имея собственного флота, русское правительство стало искать пути противодействия шведам и полякам на Балтике. В это время Роде перешел на службу к герцогу Магнусу, а фактически — под покровительство Ивана Грозного. В 1570 году в Аренсбурге на деньги Ивана Грозного он приобрел пинк (двух- или трехмачтовое парусное судно с косыми латинскими или прямыми парусами. Использовался с XVII века флотами морских держав для разведки и крейсерских операций), вооружив его тремя литыми чугунными пушками, десятью барсами (менее мощные орудия), восемью пищалями и двумя боевыми кирками для пролома бортов, нанял 35 человек команды. По условиям сделки между разбойником и Иваном Грозным первому присваивалось звание «наказного капитана» и выдавались полномочия вести войну от имени Московского царства. Таким образом, это узаконило пиратство со стороны России. Царь приказал пирату любыми способами расширить зону влияния в Балтийском море — сжигать, топить, захватывать вражеские корабли, выделил огромную сумму денег на приобретение первых кораблей для флотилии Роде, который, в свою очередь, обязался поставлять для нужд Московского царства захваченные суда и пушки. Выходит, Россия и Великобритания для достижения своих целей пользовались совершенно идентичными методами.

В марте 1570 года Иван Грозный выдал Карстену Роде охранную грамоту, в которой, в частности, говорилось: «…силой врагов взять, а корабли их огнем и мечом сыскать, зацеплять и истреблять согласно нашего величества грамоты… А нашим воеводам и приказным людям того атамана Карстена Роде и его скиперов, товарищей и помощников в наших пристанищах на море и на земле в береженье и в чести держать».

Согласно договору, Роде должен был продавать захваченные товары в русских портах, поставлять в Нарву для нужд России каждый третий захваченный корабль и по лучшей пушке с двух остальных кораблей, десятую часть от всей захваченной добычи. Пленных, которых можно было обменять или получить за них выкуп, он также обязался «сдавать в портах дьякам и иным приказным людям». Экипаж капера права на добычу не имел, но получал жалованье в размере шести талеров в месяц.

В июне 1570 года корабль Роде вышел в море. Возле острова Борнхольм они взяли на абордаж шведский одномачтовый буэр (одно- или двухмачтовые грузовые суда XVIII–XIX веков, предназначавшиеся для прибрежного плавания. Несли косые паруса. Суда имели малую осадку могли использоваться на мелководье), шедший с грузом соли и сельди. Продав груз на Борнхольме, Роде вновь выходит в море, имея в составе своей флотилии уже два судна. В результате восьмидневного рейда пинк захватил еще один буэр с грузом ржи и дубовых досок, а буэр под командой самого Роде захватил шведский военный флейт водоизмещением 160 тонн.

В июле 1570 года Роде, командуя эскадрой из трех судов, оснащенных 33 пушками, напал на ганзейскую купеческую флотилию из пяти судов, шедшую с грузом ржи из Данцига в порты Голландии и Фрисландии. Только одному пинку удалось уйти. В течение двух месяцев Роде захватил еще 13 кораблей. В сентябре 1570 года под командованием капера находилась эскадра, состоявшая из шести вооруженных судов с полностью укомплектованными экипажами. Команды кораблей Роде пополнял как датчанами, так и архангельскими поморами, стрельцами и пушкарями Пушкарского приказа. Несмотря на то, что базой Роде были определены Нарва и Ивангород, его эскадра чаще всего останавливалась в Ревеле, на островах Моонзундского архипелага, Борнхольме или Копенгагене под покровительством датского короля, союзника Ивана Грозного. В течение нескольких месяцев Роде захватил 22 судна общей стоимостью вместе с грузами в полмиллиона ефимков серебром.

Между тем Роде не спешил выполнять условия договора с Иваном Грозным и большую часть добычи и трофеев продавал на Борнхольме и в Копенгагене. Активность эскадры Роде была настолько высока и приносила такой вред польским и шведским купцам, что Швеция и Польша посылали специальные эскадры для поиска и поимки Роде, но успеха не имели. Однако в сентябре 1570 года начались датско-шведские переговоры об окончании войны. В результате Роде оказался не нужен одному из своих покровителей — королю Фредерику II. Кроме того, деятельность эскадры значительно ухудшила торговую активность в Балтийском море, снизив доходы датской казны от взимания пошлины за проход судов через пролив Зунд. В октябре 1570 года в Копенгагене под предлогом нападения на датские суда Роде был арестован, команды разогнаны, а корабли и имущество отобраны в казну. Роде содержался в замке Галль. Любые сношения с внешним миром для него были запрещены, но содержали его «с почетом»: поселили в приличной комнате замка, хорошо кормили. Иван Грозный предлагал отправить Роде к нему, чтобы «о всем здесь с него сыскав, о том тебе после отписал бы», но ответа не получил. Летом 1573 года Фредерик II лично посетил замок Галль и распорядился перевести Роде в Копенгаген. В 1576 году Иван Грозный вновь писал датскому королю: «Лет пять или более послали мы на море Карстена Роде на кораблях с воинскими людьми для разбойников, которые разбивали из Гданска на море наших гостей. И тот Карстен Роде на море тех разбойников громил… 22 корабля поимал, да и приехал к Борнгольму, и тут его съехали свейского короля люди. И те корабли, которые он поймал, да и наши корабли у него поймали, а цена тем кораблям и товару пятьсот тысяч ефимков. И тот Карстен Роде, надеясь на наше с Фредериком согласие, от свейских людей убежал в Копногов. И Фредерик-король велел его, поймав, посадить в тюрьму. И мы тому весьма поудивилися…»

О дальнейшей судьбе Карстена Роде после 1576 года нет никаких сведений.

Говоря о русских пиратах, никак нельзя обойти вниманием такую личность, как Степан Тимофеевич Разин. Фигура эта привлекала огромное внимание современников и потомков, он стал героем фольклора, а затем — и первого российского кинофильма. По-видимому, он стал первым русским, о котором на Западе была защищена диссертация (уже через несколько лет после его смерти). Тем не менее, несмотря на романтический образ, это был жестокий, безжалостный убийца и насильник. Судите сами.

На страницах истории Разин появляется в 1652 году. К этому времени он был уже атаманом и действовал как один из двух полномочных представителей донского казачества. Видным казачьим предводителем — наказным атаманом Войска Донского был также старший брат Разина Иван. В 1661 году Степан Разин вместе с Федором Буданом и несколькими донскими и запорожскими казаками вел переговоры с представителями калмыков о мире и о совместных действиях против ногайцев и крымских татар. В 1663 году во главе отряда донских казаков совместно с запорожцами и калмыками ходил в поход против крымских татар под Перекоп. В 1667 году стал предводителем казаков.

Всего весной 1667 года вблизи Волго-Донской переволоки у городков Паншина и Качалина собралось около 2000 казаков. Поход распространился на Нижнюю Волгу, на Яик и в Персию, носил характер неповиновения московскому правлению и блокировал торговый путь на Волгу. Все это неизбежно вело к столкновениям столь крупного казачьего отряда с царскими воеводами.

Поход начался 15 мая. Через реки Иловлю и Камышинку разинцы вышли на Волгу, выше Царицына они ограбили торговые суда Шорина и других купцов, а также суда патриарха Иоасафа. Казаки расправлялись с начальными людьми и приказчиками и принимали к себе судовых ярыжных людей. Все это еще находилось в пределах того, что обычно делали казаки на Волге. Но последующие действия разинцев вышли за рамки обычного казачьего воровства и превратились в антиправительственное выступление. Это разгром стрельцов во главе с воеводой Черного Яра Беклемишевым на протоке Бузан. Все происходившее было чистой воды разбоем, только от прежних действия Разина отличались неким бесшабашным размахом и совершенно немыслимой наглостью. Морем разинцы подошли к Яицкому городку. Оставив струги и переодевшись, сорок человек во главе с самим атаманом постучали в ворота городка, попросив пустить их в церковь помолиться. Ворота были открыты, и «богомольцы», перерезав охрану, вошли в городок. Стоявший в Яицком городке стрелецкий гарнизон оказать сопротивления не успел либо не посмел. Однако Яцын — стрелецкий голова и его товарищи задумали что-то против Разина. Прознавший об этом атаман наказал их. Собрали гарнизон на площади, и один из стрельцов (звали его Чикмаз) стал рубить головы вчерашним своим товарищам. Картина, думается, была несравненная: отрубив за два часа 170 голов, Чикмаз, должно быть, сильно измазался, кровь покрыла все его тело и лицо коркой, трупы кидали в яму. Некоторые из приговоренных стрельцов падали в обморок от ужаса, и их подтаскивали к плахе. Степан сидел здесь же, наблюдал и, видимо утомившись, объявил оставшимся в живых стрельцам, что, мол, прощаю, можете остаться со мной, а можете идти. Стрельцы подумали денек и пошли куда-то. Казаки во главе с атаманом нагнали их за городом и порубили. Чикмаз заслужил доверие атамана и остался с ним надолго.

Казаки обосновались в Яицком городке. Нужно было чем то питаться, и осенью Разин разгромил татар в устье Волги, не желавших делиться добром. Чуть позже разбил отряд государевых ратных людей, посланных астраханским воеводой для поимки смутьянов. Разин задумал поход на Персию — за богатой добычей. Он почти мирно зимовал в Яицком городке. Такие мелочи, как грабеж рыбных промыслов русских купцов в дельте Волги и периодические нападения на соседей-калмыков, упоминания не заслуживают. Трижды в городок приезжали послы с увещеванием прекратить разбой. Первый раз их отпустили, во второй раз одного из послов убил сам Разин, в третий раз послов повесили. Подобное поведение могло привести только к одному — Разину становилось опасно оставаться в городке, калмыки объединились и начали бить разбойников-казаков, а главное, рано или поздно следовало ждать прихода большого государева войска.

Весной 1668-го казаки покидают городок, спускаются по Яику, а дальше морем идут на юг. Разинцы страшно разорили персидское побережье от Дербента до Баку. Вот как описывает деяния Разина советский писатель Сахаров: «Грозой шли казаки по взморью, врывались в селения, рассыпались с гиканьем и свистом по домам, рубили саблями, били кистенями шаховых солдат, тащили из домов персиянок за длинные черные волосы, хватали ковры, оружие, посуду, ткани, подталкивали пиками к стругам пленных мужчин, на ходу обряжались в дорогие халаты, увешивали шею золотыми и жемчужными ожерельями, напяливали на загрубевшие, негнувшиеся от долгой гребли пальцы дорогие перстни. Затем, разорив еще несколько персидских городов, двинулись в Астрабад. Казаки атаковали Астрабад, перерезали всех мужчин, разграбили город и увели с собой более 800 женщин, которые, после трехнедельной оргии, все были уничтожены. После этого казаки отправились на стругах в Астрахань, где разбили царское войско и разграбили несколько монастырей, сбросив с колокольни архимандрита и воеводу. Только когда Разин предпринял свой знаменитый поход на Москву, он был разгромлен царскими войсками и казнен».

Тут никак нельзя обойти вниманием историю с «утоплением» персидской княжны. Имеются два сообщения на эту тему. Первое принадлежит Яну Янсену Стрейсу (1630–1694), голландцу, в 1668 году нанявшемуся на русскую службу и состоявшему парусным мастером на первом русском корабле европейского типа. Был очевидцем пребывания Разина в Астрахани в 1669 году. В июне 1670-го, перед взятием этого города разинцами, после получения известия о переходе царского войска на сторону «мятежников» под Черным Яром, с группой голландских офицеров и матросов бежал на шлюпке в Дербент. В 1676-м в Амстердаме опубликовал свою книгу «Три путешествия», где и содержится рассказ о гибели княжны: «В один из последующих дней, когда мы второй раз посетили казацкий лагерь, Разин пребывал на судне с тем, чтобы повеселиться, пил, бражничал и неистовствовал со своими старшинами. При нем была персидская княжна, которую он похитил вместе с ее братом. Он подарил юношу господину Прозоровскому (воеводе, командовавшему силами, которые были направлены против Разина), а княжну принудил стать его любовницей. Придя в неистовство и запьянев, он совершил следующую необдуманную жестокость и, обратившись к Волге, сказал: «Ты прекрасна, река, от тебя получил я так много золота, серебра и драгоценностей, ты отец и мать моей чести, славы, и тьфу на меня за то, что я до сих пор не принес ничего в жертву тебе. Ну, хорошо, я не хочу быть более неблагодарным!» Вслед за тем схватил он несчастную княжну одной рукой за шею, другой за ноги и бросил в реку. На ней были одежды, затканные золотом и серебром, и она была убрана жемчугом, алмазами и другими драгоценными камнями, как королева. Она была весьма красивой и приветливой девушкой, нравилась ему и во всем пришлась ему по нраву. Она тоже полюбила его из страха перед его жестокостью и чтобы забыть свое горе, а все-таки должна была погибнуть таким ужасным и неслыханным образом от этого бешеного зверя».

Второе сообщение принадлежит Людвигу Фабрициусу (1648–1729), тоже голландцу, служившему офицером в русской армии, с 1667 года находившемуся в Астрахани и в 1670-м попавшему в плен к разинцам под тем же Черным Яром, события у которого заставили бежать Стрейса. Осенью 1670-го и Фабрициус бежал из разинской Астрахани в Персию. В 1672-м возвратился в этот город, а в 1678-м вышел в отставку подполковником, уехал из России в Швецию и стал впоследствии видным дипломатом. В своих «Записках» Фабрициус рассказывает: «…Стенька весьма необычным способом принес в жертву красивую и знатную татарскую деву. Год назад он полонил ее и до сего дня делил с ней ложе. И вот перед своим отступлением (имеется в виду уход в море) он поднялся рано утром, нарядил бедняжку в ее лучшие платья и сказал, что прошлой ночью ему было грозное явление водяного бога Ивана Гориновича, которому подвластна река Яик; тот укорял его за то, что он, Стенька, уже три года так удачлив, столько захватил добра и денег с помощью водяного бога Ивана Гориновича, а обещаний своих не сдержал. Ведь когда он впервые пришел на своих челнах на реку Яик, он пообещал богу Гориновичу: «Буду я с твоей помощью удачлив — то и ты можешь ждать от меня лучшего из того, что я добуду». Тут он схватил несчастную женщину и бросил ее в полном наряде в реку с такими словами: «Прими это, покровитель мой Горинович, у меня нет ничего лучшего, что я мог бы принести тебе в дар или жертву, чем эта красавица». Был у вора сын от этой женщины, его он отослал в Астрахань к митрополиту с просьбой воспитать мальчика в христианской вере и послал при этом 1000 рублей».

Сопоставление изложенной информации показывает, что в обоих сообщениях речь идет, очевидно, об одном и том же «злодеянии» Разина, но с указанием разных времени, мест и обстоятельств события. По Стрейсу, дело было по окончании каспийского похода разинцев, после прибытия их флотилии в Астрахань, а по Фабрициусу — еще во время этого похода, перед отправлением казаков из Яика в море. У Стрейса это персидская княжна, а у Фабрициуса — знатная татарская дева. В первом варианте пленница попала в руки Разина на Каспии, во втором — неизвестно где. По Стрейсу, ее захватили совсем недавно, по Фабрициусу — за год до каспийского похода. Первый автор утверждает, что пленницу взяли вместе с ее братом, а второй о брате вовсе не упоминает. Стрейс утверждает, что Разин принудил полонянку стать его любовницей и та полюбила его из страха, а у Фабрициуса не говорится ни о каком принуждении и страхе. Поскольку, по Стрейсу, это была недавняя пленница, у нее не могло быть от «изверга» ребенка, почему первый автор о нем и не упоминает, тогда как второй мемуарист говорит об их общем сыне. В первом случае красавица была принесена в жертву реке (Волге), во втором — водяному богу Яика. Первый вариант рассказывает об импульсивном поступке Разина, а второй — об осознанном решении: атаман обещал жертву водяному богу задолго до утопления. Соответственно, по Стрейсу, у Разина не было никакого видения перед ужасным поступком, а согласно Фабрициусу — случилось явление упомянутого бога. В первом случае атаман был пьян, во втором об опьянении не сказано ни слова, а поскольку дело происходило утром, можно предположить, что атаман находился в трезвом состоянии.

Вот каким человеком был народный герой Степан Тимофеевич Разин. А с другой стороны, как писали по схожему поводу братья Стругацкие: «Нормальный уровень средневекового зверства».