…Монаршую традицию спонсировать пиратов продолжил Петр Первый, а после него Екатерина II. Петр I мыслил масштабно. И порой его планы простирались не только на Запад, но и на Восток. Его манили богатства Индии. А поскольку он обзавелся довольно-таки мощным флотом, то решил воплотить свою мечту в жизнь и пошел уже проторенным путем — завязал дружбу с пиратами. Но тут мешал один довольно щекотливый момент — пираты в Европе были объявлены вне закона. Однако со свойственной ему непринужденностью император это обстоятельство проигнорировал и пришел к выводу, что при грамотном дипломатическом подходе с ними можно заключить взаимовыгодное соглашение.

Петр, надо отдать ему должное, разыграл блестящую комбинацию, прямо-таки в духе современных спецслужб. 3 ноября 1723 года начальник Ревельской эскадры Фан-Гофт получает приказ императора срочно оснастить и вооружить для дальнего плавания два новых, только что построенных в Амстердаме фрегата: «Амстердам-Галей» и «Декронделивде», на которые были назначены правительственные комиссары — капитан-лейтенант Мясной и капитан-поручик Кошелев, а в придачу к ним крупный торговый парусник «Державник» под командованием Максима Ожегова. Правда, о цели плавания даже они должны были узнать только в Атлантическом океане от командующего эскадрой — принятого на русскую службу шведского контр-адмирал Даниэля Вильстера, профессионального наемника и опытного моряка.

Три судна отплыли от болотистых берегов Петербурга и взяли курс на восток. Рейс был настолько засекречен, что кораблям предписывалось выходить в Атлантический океан не через Ла-Манш, а обогнув Британские острова; им запрещалось заходить в иностранные порты. Корабли шли под английскими и португальскими флагами торговых судов. Но, достигнув Балтийского пролива (ныне самый западный пролив России; расположен в 50 километрах к западу от Калининграда, соединяет Калининградский залив и Гданьский залив и отделяет Пиллауский полуостров от Балтийской косы. Пролив находится на территории города Балтийск), корабли попали в жуткий шторм. Из трех судов вернулся назад только «Амстердам-Галей». После его ремонта экстренно собрали еще два быстроходных парусника, которые должны были заменить погибшие корабли. На этот раз все прошло гладко. Вильстрем быстро достиг берегов Индии и так же быстро вернулся домой ни с чем. Это ничуть не расстроило монарха, что выглядело как минимум странно. Все подробности всплыли лишь в 1730 году, когда со «славным занозистым Вильстером, от сердца преданным монарху», решили поквитаться, сфабриковав вздорное уголовное дело «по растратам флотской казны, пренебрежению уставами, регламентами, по допущению во внутреннее державное дело иноземцев-супостатов». Это следствие как раз и пролило свет на то, как зачинался, как проходил, чем завершился тайный рейд в Индию.

По тайному замыслу, швед после шторма в проливе намеренно вернулся в Петербург, чтобы рассказать о будто бы гибели «Державника». На самом деле судну такого класса и с такой оснасткой не был страшен никакой шторм. Под командованием капитана Ожегова они держали курс на Мадагаскар. В подкладке своего камзола 27-летний капитан хранил письмо Петра I предводителю корсаров — англичанину Моргану, которого в то время признавали некоронованным королем флибустьерской вольницы. Пираты давно облюбовали Мадагаскар. Это был огромный остров с множеством укромных бухт, мягким климатом, обилием мелкой живности — идеальная база для джентльменов удачи. Когда у берегов острова появился корабль с гордо реявшим Андреевским флагом, пираты опешили от такой наглости. Они даже позволили дерзким русским встретиться со своим главарем, а не расстреляли парусник на подходе. Мало кто пытался нарушить покой флибустьеров в их собственном логове. Моргану понравился Ожегов. Еще больше ему понравилось письмо грозного русского императора. Видимо, потому, что в своей родной Англии он был объявлен врагом государства, а также учитывая тот факт, что мадагаскарским пиратам пришла в голову мысль легализовать свою вольницу, встав под покровительство какой-нибудь европейской державы.

Корабль под командованием Ожегова даже принял участие в обороне пиратской бухты, когда британская эскадра попыталась вторгнуться на остров. Метким огнем из пушек он потопил три корабля англичан, чем снискал великую славу и безграничное уважение среди морских разбойников. Морган даже засватал молодому русскому капитану свою племянницу по прозвищу Гречанка. Она приняла православную веру и в Российской империи стала известна под именем Софья Грекова. «Державник» принял участие в рейде пиратов на берега Индии.

Попросту говоря, на просторах океана, правда очень недолгое время, орудовали русские пираты.

Вскоре миссия Ожегова подошла к концу. Однажды в гавань Петербурга вошел «Державник», под завязку набитый золотом, драгоценностями, шелками, пряностями, слоновой костью, мускусом и розовым воском. Следом на рейде встал корабль без флага. Якобы это был галеон Моргана, тоже с трюмами, «трещащими от избытка добра». По слухам, передав все лучшее из награбленного в царскую казну, Морган получил русское подданство, дворянское достоинство и поместье под Черниговом. А Ожегов в качестве повышения по службе встал на капитанский мостик большого военного корабля.

Трудно сказать, было ли это на самом деле. Но есть один интересный факт — в России существуют несколько деревень под названием Моргановка. Конечно, это может быть лишь совпадением, но также вполне возможно, что они названы в честь того самого дворянина из Чернигова. О «благостном содружестве головорезов Моргана и Ожегова» в приватных беседах любил порассуждать Павел I, увлеченный идеей сухопутной экспансии в Индию. «Имей я дюжину таких молодцев, как они, имел бы я Индию и Мадагаскар в придачу!» — восклицал император.

После смерти Петра I в государственной политике сотрудничества с маргинальными элементами наступило незначительное затишье, однако вскоре поникшее было знамя державного авантюризма подхватила императрица Екатерина II. И тут «матушка Екатерина» развернулась, как говорится, «на всю катушку», куда до нее покойному Петру. Одно перечисление фамилий и «послужных списков» говорит о многом: Ломбардо (Ламбро) Качиони — полковник русской службы, Марк (Марко) Иванович Войнович — адмирал, Антон Павлович Алексиано — вице-адмирал, Панаиоти Алексиано — контр-адмирал, граф Мазини — контр-адмирал. Впечатляет?

Следует отметить, что причиной массового приема средиземноморских пиратов на русскую службу была война с Турцией. Непосредственной причиной нападения Турции на Россию в 1768 году стали события в Речи Посполитой: королевская власть там уже почти три века не переходила по наследству, а была выборной. При этом польский народ, не говоря уж о православных и протестантах, никакого отношения к выборам не имел. Все решали знатные паны. Причем выбор кандидата определяло не столько число голосов панов на элекционном сейме, сколько число сабель в частных армиях панов-избирателей. Правда, паны, у которых оказалось меньше сабель, с конца XVII века начали приглашать «избирателей» из-за рубежа. Страны-соседи обычно не отказывали обиженной части панов и направляли в Речь Посполитую стройные ряды «избирателей» с мушкетами и пушками. Наибольшую активность проявляли шведский, саксонский, австрийский и французский «электораты». Россия тоже, естественно, не оставалась в стороне. 5 октября 1763 года умер польский король Август III. Екатерина II вопреки мнению прежнего мэтра русской внешней политики престарелого графа Бестужева-Рюмина отказалась поддерживать саксонскую династию и решила посадить на престол 31-летнего графа Станислава Понятовского. Екатерина заручилась поддержкой прусского короля Фридриха II, и в августе 1764-го на элекционном сейме граф Понятовский был единогласно избран королем под именем Станислав Август IV.

Паны этим были крайне удивлены и говорили, что такого спокойного избрания никогда не бывало. В Петербурге тоже сильно обрадовались, Екатерина писала графу Панину: «Поздравляю вас с королем, которого мы сделали». Забавно, что граф Понятовский не принадлежал ни к одному царственному роду, хотя Екатерина II и величала его Пястом. На самом деле Пясты — династия древних польских королей — вымерли в Польше в XIV веке, а боковые ветви — в Силезии в XVI веке. Зато у Станислава Понятовского имелось два достоинства: во-первых, он являлся активным членом «русской партии» среди польских магнатов, а во-вторых (а может быть, и во-первых), в 1755–1760 годах он был любовником цесаревны Екатерины Алексеевны.

На этом и решили сыграть польские паны, недовольные правлением нового короля. Знатные ляхи зачастили в Стамбул, где стали внушать придворным султана, что «русская кралица» возвела на престол своего любовника Стася, чтобы сочетаться с ним браком и династической унией объединить Российскую империю и Речь Посполитую. Османские министры собрали все анекдоты об амурных похождениях Екатерины, ходившие при европейских дворах, и пришли к выводу, что от такой дамы «чего не может статься». А объединение двух славянских государств представляло страшную угрозу Порте, да и турки сами зарились если не на всю Польшу, то на ее южную часть.

Поводом для войны стало нападение гайдамаков (малороссийских повстанцев) на пограничную турецкую деревню Галту в Подолии. Понятно, что Россия не имела никакого отношения к инциденту, но в Стамбуле это никого не интересовало. 25 сентября 1768 года султан Мустафа III повелел заключить русского посла Алексея Обрескова в Семибашенный замок и объявить России войну. Причем войну не обычную, а священную! Султан считал себя «тенью Аллаха на земле» и духовным главой всех мусульман. Посему из Стамбула в Среднюю Азию и даже в Казань полетели грамоты с призывами подниматься на священную войну против нечестивцев. Екатерина II, занятая по горло Польшей, а главное, преобразованиями в своей империи, всячески оттягивала войну и в 1765–1768 годах пошла на ряд уступок султану. Однако, узнав об объявлении войны, императрица пришла в ярость.

Из письма Екатерины к послу в Англии графу Чернышеву: «Туркам с французами заблагорассудилось разбудить кота, который спал; я сей кот, который им обещает дать себя знать, дабы память нескоро исчезла. Я нахожу, что мы освободились от большой тяжести, давящей воображение, когда развязались с мирным договором; надобно было тысячи задабриваний, сделок и пустых глупостей, чтобы не давать туркам кричать. Теперь я развязана, могу делать все, что мне позволяют средства, а у России, вы знаете, средства немаленькие».

Объявляя войну России, султан и его окружение надеялись на ее быстрое окончание. Турецкое командование решило сосредоточить на границе с Польшей армию в 400 тысяч человек, к которой ожидалось присоединение армии польских конфедератов. Главный удар предполагалось нанести из района Хотина на Варшаву, а затем двумя группами — на Киев и Смоленск. Основной армии должна была содействовать 80-тысячная армия из Крыма, получившая задачу сковать русские войска, расположенные на Украине, и, наконец, отвлекающий удар предусматривалось нанести силами 50-тысячной армии через Северный Кавказ на Астрахань. В этих целях турецкое командование наметило высадить десант в районе Азова, который должен был действовать совместно с закубанскими татарами и горцами. Турецкий план войны был достаточно обоснован. Турки могли поставить под ружье больше солдат, чем любое государство Европы. Формально в случае войны каждый правоверный, способный носить оружие, должен был встать под знамена султана. Турецкий воин был храбр, вынослив, неприхотлив в походе. Турция имела большой военный и транспортный флот и могла легко высадить десант в любой точке побережья Черного и Азовского морей. Турецкая армия и флот опирались на систему мощных крепостей на Днестре и Днепро-Бугском лимане. В Крыму турки имели крепости Керчь и Кафу (с 1783-го Феодосия).

Традиционным театром военных действий между турками и русскими было Причерноморье, включая Дикую степь и территорию современной Румынии, а вторым фронтом был Кавказ. И на сей раз основная ударная сила русской 80-тысячной 1-й армии князя Голицына готовилась к походу на Дунай; 40-тысячная 2-я армия, дислоцированная в районе Елизаветграда (с 1954-го Кировоград), должна была действовать в Причерноморье. Отдельный корпус генерала Медема предполагалось направить на Кавказ.

Однако Екатерина решила нанести Турции еще один удар — послать эскадру в Средиземное море. В 1768 году этот план выглядел полнейшей авантюрой. Покойная Елизавета Петровна никак не могла взять в толк, почему в Англию нельзя проехать в коляске. Да и Мустафа III и его министры долго смеялись, когда французский посол предположил, что русские корабли могут оказаться в Средиземном море. Даже с точки зрения современной военной морской стратегии действия эскадры без операционных баз — полнейший бред. Войну 1768–1774 годов Россия вела без союзников. Где будут базироваться и ремонтироваться русские корабли? Кто будет снабжать эскадру продовольствием? Где будут лечиться раненые и больные? Екатерина не боялась риска, но никогда не пускалась в авантюры. На что же она надеялась на сей раз? На пиратов!

До Екатерины русские суда — как военные, так и торговые — не заходили в Средиземное море. И вот в 1763 году тульский купец Владимиров ни с того ни с сего организует акционерную компанию с капиталом в 90 тысяч рублей (!) для торговли со странами Средиземноморья. А новая царица, едва-едва сидящая на троне, вступает в число акционеров компании и дает ей 10 000 рублей. Мало того, 23 октября 1763 года в Петербурге специально для похода на Средиземное море закладывается фрегат «Надежда благополучия». Уже 4 июня 1764-го фрегат был спущен на воду, а в августе вышел из Кронштадта под торговым (купеческим) флагом с грузом железа, полотна, канатов и т. д. Тем не менее экипаж состоял из военных чинов, фрегат нес полное артиллерийское вооружение — 34 пушки.

В декабре 1764 года «Надежда благополучия» прибыла в Ливорно. Товары были выгружены, а взамен принят груз сандалового дерева, свинца и макарон. 12 сентября 1765 года фрегат благополучно вернулся в Кронштадт. Больше «компаньоны» судов в «средиземку» не отправляли. Официальные источники умалчивают, какие убытки понесла компания в ходе этого похода. Понятно, что это была чисто разведывательная акция, а торговая компания служила «крышей». Да и стоял фрегат в Ливорно около полугода, что просто разорительно для обыкновенного купца. По возвращении «Надежды благополучия» в Кронштадт выяснилось, что подводная часть наружной обшивки фрегата из досок дюймовой толщины была источена червями, и ее целиком пришлось сменить. Следовало учесть это на будущее, что и не преминули сделать, когда началась подготовка Архипелагской экспедиции.

Разведка на Средиземном море велась неспроста. Еще в 1736 году русский посол в Константинополе Вешняков утверждал, что восстание балканских христиан и русская помощь им оружием — самый верный путь для победы над Турцией.

В 1763 году по приказу императрицы Григорий Орлов отправил к «спартанскому» народу двух греков — Мануила Саро и артиллерийского офицера Папазули. Саро возвратился в мае 1765-го и привез известие, что «спартанский народ христианского закона и греческого исповедания, и хотя живет в турецких владениях, но туркам не подчинен и их не боится, а даже воюет с ними. Живет в горах и в таких малодоступных местах, что турки и подступиться к нему не могут». Повсеместно как простые греки, так и их старшины выражали Саро и Папазули желание подняться против турок при первом появлении русских кораблей. Саро писал: «По моему усердию смею представить о том, чтоб отправить в Средиземное море против турок 10 российских военных кораблей и на них нагрузить пушек довольное число; завидевши их, греки бросились бы на соединение с русскими; у греков есть свои немалые суда, но их надобно снабдить пушками; сами же греки — народ смелый и храбрый».

Екатерина II и ее окружение прекрасно понимали, что без поддержки русских регулярных сил любое восстание в Греции и на Балканах не только заведомо обречено на поражение, но и даже не способно будет оттянуть на себя значительное число османских войск. Поэтому Екатерина приняла смелое решение послать эскадру за 8 тысяч верст в Восточное Средиземноморье, куда еще никогда не заплывали русские суда. В состав эскадры вошли семь кораблей («Европа», «Святослав», «Святой Евстафий Плакида», «Три иерарха», «Святой Иануарий», «Северный орел» и «Три святителя», из которых «Святослав» был 80-пушечный, а остальные — 66-пушечные). Кроме того, в составе эскадры был фрегат «Надежда благополучия», 10-пушечный бомбардирский корабль «Гром», четыре 22-пушечных пинка — «Соломбала», «Лапоминк», «Сатурн» и «Венера» (в ряде документов они именовались транспортами), а также два пакетбота — «Летучий» и «Почталион». Эскадра получила название «обшивная», поскольку корпуса всех ее судов были обшиты снаружи дополнительным рядом дубовых досок с прокладкой из овечьей шерсти, чтобы подводную часть не источил морской червь, как это произошло с «Надеждой благополучия». Естественно, что обшивка уменьшала скорость хода и увеличивала осадку судов. По совету адмирала Семена Ивановича Мордвинова Екатерина предложила командование эскадрой Григорию Андреевичу Спиридову, тогда еще вице-адмиралу. Он непосредственно руководил подготовкой и комплектованием кораблей и несравненно лучше других военачальников знал достоинства и недостатки эскадры.

26 июля 1769 года эскадра отправилась в плавание. Между тем в Париже и Мадриде раздались угрозы: не пускать русских в Средиземное море. Франция имела большой и сильный флот. Она не только могла не пропустить русскую эскадру, но и направить свои корабли на Балтику и Черное море, что привело бы к непредсказуемым для России последствиям. Однако в Петербурге помнили пословицу: «Враг моего врага — мой друг». Столь же хорошо помнила ее и Англия, которая уже много столетий была непримиримым врагом Франции. Только в XVIII веке между этими странами прошли три тяжелые войны, которые усугубили кардинальные противоречия между противниками. Новая война началась уже после окончания русско-турецкой в 1778-м и продолжалась до 1783 года.

В ходе первой русско-турецкой войны 1768–1774 годов Англия была достаточно надежным союзником России. Английские послы в Париже и Мадриде официально заявили, что «отказ в разрешении русским войти в Средиземное море будет рассматриваться как враждебный акт, направленный против Англии». Во время прохождения русских эскадр в 1769–1774 годах мимо берегов Франции и Испании поблизости сосредотачивались значительные силы британского флота. Англия предоставила свои порты для базирования и ремонта русских кораблей. Причем не только в метрополии, но и в порту Мак-Магон на острове Менорка, отошедшем к Англии по Парижскому мирному договору. В Средиземном море руководство Мальтийского ордена, смертельно ненавидевшее турок, относилось благожелательно к России. Екатерина II отправила туда послом маркиза Кавалькабо. Речь шла даже о совместном участии русского и мальтийского флотов в войне с турками. Однако позже из-за бестактного поведения маркиза на Мальте орден так и не вступил в войну с османами, но русский флот мог свободно базироваться на острове. Русская эскадра могла не менее свободно базироваться в «вольном порту» Ливорно, формально принадлежавшем герцогству Тосканскому. Венецианская республика стремилась заключить союз с Россией, но крайне боялась турок. Любопытна инструкция, данная Екатериной II русским адмиралам, как вести себя со средиземноморскими пиратами: «Что же касается до африканских в Средиземном море корсаров, выходящих из Туниса, Алжира и других мест, то хотя и считаются они в турецком подданстве, однако же тем не меньше оставляйте их на пути в покое, и если только они сами вам пакостей делать не станут и если опять не случится вам застать их в нападении на какое-либо христианское судно, ибо тут, не разбирая нации, которой бы оно ни было, имеете вы их бить и христиан от плена освобождать, дозволяя и в прочем всем христианским судам протекцию нашу, поколику они ею от вас на проходе пользоваться могут».

Появление русских кораблей в бассейне Средиземного моря произвело эффект разорвавшейся бомбы. Однако помимо кораблей регулярного Военно-морского флота России в Средиземноморье действовали десятки греческих пиратских судов. По законам XVIII века государство не только выдавало каперам патент на ведение боевых действий, но и брало с них залог для выплаты компенсаций жертвам незаконных каперских действий. Екатерина II установила сумму залога в 20 000 рублей.

Формально корсары должны были соблюдать все обычаи морской войны и захваченные суда (призы) доставлять в порты государства, выдавшего патент, где морской суд рассматривал правомерность захвата. Надо ли говорить, что подобные процедуры в XVIII веке выполнялись крайне редко, и даже не из-за злой воли корсаров, а просто из-за технической невозможности их реализации. По морским законам пиратством считается «морской разбой, чинимый частными лицами, по частному почину, в корыстных целях и против чужой собственности». Военные суды всех стран были обязаны преследовать пиратские суда, а захваченных в плен пиратов судить вплоть до применения смертной казни. Однако не только корсары, но и военные суда в XVIII веке занимались форменным пиратством, действуя с точки зрения целесообразности, то бишь «по понятиям». Особенно этого и не скрывали. Так, в XVII веке британский адмирал Дрэк Нет официально заявил: «Нет мира вне европейских вод», то есть вне этих вод не действуют законы морской войны. Замечу, что «европейскими водами» Восточное Средиземноморье ни англичане, ни французы не считали.

Общее число пиратских, или корсарских, судов, действовавших в 1770–1774 годах, было не менее 500. Их можно разделить на три категории. В первую входили несколько судов, купленных Россией. Их владельцы, как правило, принимались на русскую службу, им присваивались офицерские чины, а вольнонаемная команда из греков, албанцев, славян и т. д. вроде бы тоже состояла на русской службе и получала жалованье. Эти суда поднимали Андреевский флаг и включались в списки судов Архипелагской эскадры. Современные историки о таких судах скромно говорят: «добровольно присоединившиеся к Архипелагской эскадре». Во вторую категорию входили каперские (крейсерские) суда, которые считали себя российскими каперами и по мере необходимости поднимали Андреевский флаг. Периодически командование русской эскадры снабжало такие суда деньгами, оружием и продовольствием. К третьей, самой многочисленной категории относились суда, не подчинявшиеся русским властям и не имевшие с ними зачастую никаких дел. Но опять же при необходимости они поднимали русский Андреевский флаг. Тут справедливости ради надо заметить, что русские военные корабли в архипелаге очень часто нападали на турецкие и иные суда, вообще не поднимая флага. Понятно, что русское командование старалось не афишировать действия греческих корсаров, в служебных документах они упоминались крайне редко. Поэтому в истории остались названия лишь самых больших корсарских кораблей.

Подобная стратегия очень быстро привела к тому, что Турция лишилась практически всего своего флота и была вынуждена 10 (21) июля 1774-го заключить с Россией Кючук-Кайнарджийский мирный договор, завершивший первую турецкую войну императрицы Екатерины II.