Большевистский развод со старой Россией
РОССIЯ
«Секретные материалы 20 века» №3(493), 2018
Большевистский развод со старой Россией
Дмитрий Митюрин
историк, журналист
Санкт-Петербург
2227
Большевистский развод со старой Россией
Владимир Ленин. Фото Петр Оцуп. 1919 год

Мы продолжаем серию публикаций, посвященных юбилею Октябрьской революции и начала Гражданской войны. Сто лет назад грозные события творились и в конце 1917-го, и в начале 1918 года. Доломав остатки прежней вертикали власти, большевики стали создавать новую: со Съездом Советов вместо Государственной думы, Совнаркомом вместо Совета министров, Всероссийской чрезвычайной комиссией вместо Корпуса жандармов.

Живое творчество масс

Система Советов начала складываться непосредственно в дни Февральской революции, и первой ее ласточкой стал Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов.

Формально являясь органом городской власти, Петросовет начал с рассылки «Приказа № 1», отменявшего традиционную военную иерархию, и в дальнейшем продолжал публиковать указы, явно выходящие за пределы его компетенции. Выполнялись они постольку-поскольку, но роль в развале страны сыграли немалую.

В других городах также стали создаваться советы рабочих и солдатских депутатов, а в сельской местности появились советы крестьянские. От традиционных органов самоуправления — городских и земских управ — они отличались тем, что избирались «трудящимся» населением, а не «цензовыми элементами», под каковыми подразумевались лица, имевшие определенный доход и солидный социальный статус.

При этом полномочия советов были весьма размытыми, поскольку свод законов Российской империи аннулировался, а никакой иной юридической базы просто не существовало. В результате каждый брал столько власти, сколько давали или насколько хватало наглости.

Считая советы продуктом «живого творчества масс», большевики решили опереться на них в борьбе со Временным правительством. Однако сначала еще требовалось вытеснить из советов меньшевиков и эсеров. В июне 1917 года в Петрограде прошел I Всероссийский съезд Советов. Местные советы присылали в них по одному делегату от 25 до 50 тысяч, так что общее количество делегатов составило 1090 человек. По количеству депутатских мандатов тройка лидеров выглядела так: эсеры — 285, меньшевики — 248, большевики — 105.

Для работы в промежутках между съездами был избран Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК), председателем которого стал возглавлявший Петросовет меньшевик Николай (Карло) Семенович Чхеидзе.

Интересно, что I Всероссийский съезд крестьянских депутатов прошел еще в мае, не вызвав вообще никакого особого резонанса. Но ко II съезду Советов рабочих и солдатских депутатов ситуация изменилась кардинально, поскольку в крупнейших промышленных центрах большевики уже вышли на лидерские позиции. На съезде они выдвинули свой знаменитый лозунг «Вся власть Советам!».

Первое заседание съезда началось 25 октября в 22.45 вечера на фоне идущего полным ходом государственного переворота. Из 649 делегатов большевиков было 390, да еще они могли рассчитывать на поддержку левых эсеров. В результате сторонники переворота получили большинство мест при избрании Президиума, после чего обиженные меньшевики и правые эсеры покинули заседание. Разумеется, напоследок они объявили съезд нелегитимным, указав, что на нем не представлены депутаты крестьянских советов, а также солдатские комитеты армейского уровня.

Но большевиков такие мелочи не смущали. Итогом II съезда стало принятие декларации о переходе власти к советам, Декрета о земле и Декрета о мире. Был избран новый ВЦИК, включавший 62 большевика, 29 левых эсеров, шесть объединенных социал-демократов интернационалистов, трех украинских социалистов и одного эсера-максималиста. Партийная принадлежность еще 10 делегатов была неопределенной. Возглавил ВЦИК Лев Борисович Каменев, который, таким образом, и стал главой первого советского парламента.

Считать, что II съезд Советов рабочих и крестьянских депутатов действительно есть глас народа в последней инстанции, было затруднительно, поскольку в этом форуме практически не участвовало крестьянство. Впрочем, Декрет о земле сделал свое дело, и в середине ноября ВЦИК съезда крестьянских депутатов согласился слиться со ВЦИК, сформированным на II съезде. Это не сильно подорвало позиции большевиков, поскольку пополнялся общий исполнительный комитет главным образом за счет левых эсеров. Но и свою долю власти эти союзники тоже потребовали.

Постепенно стала налаживаться законотворческая деятельность. 28 октября была отменена смертная казнь. 10 ноября принят декрет «Об уничтожении сословий и гражданских чинов», 14 декабря — декрет «О национализации банков» и так далее.

Совнарком пахнет революцией

Вся полнота исполнительной власти перешла к новому правительству. По логике, оно должно было называться Советом министров, но Ленин счел такое название «гнусным и истрепанным». Свое предложение внес Троцкий, умевший формулировать броские лозунги: Совет народных комиссаров. «Это превосходно, — подхватил Ленин, — пахнет революцией». Он и стал председателем Совнаркома, что, кстати, соответствовало классической западной парламентской традиции, когда лидер преобладающей в парламенте партии являлся одновременно и главой правительства.

Пост наркома по иностранным делам занял второй человек в партии — Лев Троцкий, что было логично, поскольку страна находилось в состоянии войны, а замирение с противником считалось приоритетной задачей. На посту главы Петросовета его сменил партийный тяжеловес Григорий Зиновьев.

Фамилии других народных комиссаров мало о чем говорят современному россиянину. За одним показательным исключением. Иосифу Сталину доверили Наркомат по делам национальностей, что, конечно, объяснялось не только его принадлежностью к одной из считавшихся «угнетенными» наций, но и определенным набором личных качеств.

С одной стороны, большевики были готовы щедро раздавать автономию и даже независимость всем, кто попросит, в расчете на скорое торжество мировой революции, которая все равно должна стереть все границы. С другой — в душах теплилось сомнение, что мировая революция скоро грянет, да и пускать борьбу пролетариата окраин на самотек как-то не хотелось. В общем, Сталину, когда-то писавшему теоретические труды по национальному вопросу и даже удостоившемуся за это от Ленина прозвища «замечательного грузина», предстояло, без возвращения к имперским амбициям наладить диалог с представителями окраин. Задача, сходная по совей сложности с прогулкой между Сциллой и Харибдой.

Более почетный, но одновременно и ответственный пост наркома внутренних дел достался Алексею Рыкову, который пробыл в должности всего девять дней, успев, впрочем, подписать указ, с которого принято отсчитывать историю советской милиции.

Владимиру Милютину в качестве министра земледелия, предстояло претворять в жизнь Декрет о земле, выстраивая отношения с крестьянством, составлявшим большинство населения советской России. Интересы пролетариата в качестве наркома труда предстояло отстаивать Александру Шляпникову — коренному питерскому пролетарию, бывшему единственным видным большевиком, непосредственно участвовавшим в событиях Февральской революции. Дела армейские были возложены на Владимира Антонова-Овсеенко, который мог похвастаться тем, что окончил юнкерское училище. Послужив несколько месяцев в чине подпоручика в Колыванском пехотном полку, он в начале Русско-японской войны дезертировал и в дальнейшем вел жизнь профессионального революционера. Руководя в день октябрьского переворота операциями по захвату узловых пунктов столицы (включая Зимний дворец), Антонов-Овсеенко продемонстрировал, что, по крайней мере, имеет хоть какое-то представление о военном деле. Вожак моряков Балтики Павел Дыбенко окончил лишь трехклассное городское училище, зато пользовался авторитетом среди «братишек», так что его назначение тоже было вполне объяснимо.

Однако коллективное руководство наркомата состояло не из двух, а из трех человек. Третьим был призванный из запаса и произведенный в прапорщики Николай Крыленко, ухитрившийся в перерывах между дореволюционными отсидками получить диплом юриста. Позже он будет последовательно занимать должности председателя Верховного суда, прокурора республики и наркома юстиции, но в ноябре 1917 года совершенно неожиданно на него свалился пост Верховного главнокомандующего. Дело заключалось в том, что его предшественник генерал Николай Духонин демонстративно саботировал приказ Совнаркома начать переговоры с австро-германцами о заключении перемирия. В результате Крыленко арестовал Духонина в его могилевском штабе и попытался железнодорожным поездом доставить в Петроград. Но революционные солдаты подняли Духонина на штыки.

Почетнейшая должность наркома финансов была предложена одному из лидеров московских большевиков Ивану Скворцову-Степанову, но он Москву не покинул и отказался под тем предлогом, что является теоретиком, а не практиком. Формально его руководство финансовым ведомством продолжалось всего четверо суток, так что фактически первым наркомом стал глава Госбанка Вячеслав Менжинский.

Наркомом народного просвещения назначили Анатолия Луначарского, который возглавлял ведомство целых 12 лет, пересидев всех своих коллег по Совнаркому. «Рулить» промышленностью и торговлей предстояло Виктору Ногину, некогда стоявшему у истоков газеты «Искра». Закладывать основы новой советской юстиции доверили еще одному (наряду с Лениным и Крыленко) выпускнику юрфака Петербургского университета — Георгию Ломову-Оппокову. Решать сложнейшие проблемы снабжения предстояло наркому по делам продовольствия Ивану Теодоровичу. Замыкал список наркомов профессиональный типографский рабочий Николай Глебов-Авилов, возглавивший ведомство почт и телеграфов.

Забегая вперед, отметим, что из 15 членов первого советского правительства девять (Рыков, Милютин, Шляпников, Антонов-Овсеенко, Дыбенко, Крыленко, Ломов-Оппоков, Теодорович и Глебов-Авилов) были расстреляны во времена сталинских репрессий, а Троцкий отправился на тот совет в результате осуществленной советскими спецслужбами операции.

Укрощение Викжеля

12 ноября 1917 года большевики вспомнили, что из-за доставшегося им тяжелого наследия в России много малоимущих, и организовали Наркомат государственного призрения, возглавленный Александрой Коллонтай. Это назначение подчеркивало, что и женщины в революции тоже участвуют. Еще один выпускник юрфака Эдуард Эссен стал наркомом госконтроля, а пост наркома железных дорог достался шурину Ленина Марку Елизарову. Как и любое правительство, большевистское оказалось не лишено черт семейственности, хотя и в умеренных масштабах. Сестра Троцкого Ольга была замужем за председателем ВЦИК Львом Каменевым, а Коллонтай и Дыбенко узаконили свои романтические отношения советским браком.

В неизменном виде первый состав Совнаркома продержался пару недель. Захватив власть и отразив попытку наступления на Петроград, предпринятую 3-м конным корпусом генерала Петра Краснова, большевики неожиданно наткнулись на очень опасного противника в лице Всероссийского исполнительного комитета железнодорожного профсоюза (Викжеля).

Стоит напомнить, что именно из-за бастовавших железнодорожников в феврале 1917 года Николай II оказался на станции Дно, а генерал Корнилов в августе не смог добраться до Петрограда. Теперь Викжель (из 40 членов которого лишь трое были большевиками) в ультимативной форме потребовал от Ленина и его команды сформировать «однородное социалистическое правительство» с включением в его состав меньшевиков и эсеров. В противном случае грозили полным железнодорожным коллапсом. За то, чтобы принять ультиматум, высказались проводивший переговоры глава ВЦИК Каменев, а также наркомы Милютин, Ногин, Ломов-Оппоков и Теодорович.

Ленин увлек за собой большинство, и предложение было отвергнуто. Сторонники «однородного социалистического правительства» вылетели из Совнаркома, а вместо Каменева главой ВЦИК стал Яков Свердлов. Однако категорично противопоставлять себя бывшим товарищам по борьбе Ленин все же не решился. Переговоры с Викжелем продолжились, одновременно происходило перетягивание на свою сторону отдельных его членов, так что к декабрю большинство железнодорожников уже сплотились вокруг лояльного большевикам Викжедора. С другой стороны, большевики действительно согласились ввести в Совнарком представителей других социалистических партий, но не всех подряд, а конкретно левых эсеров. В результате Наркомат юстиции достался Исааку Штейнбергу, а почт и телеграфов — Прошу Прошьяну. Попутно появилось новое ведомство — Народный комиссариат местного самоуправления, возглавленный опять же левым эсером Владимиром Трутовским.

Кстати, «хлопнувшие дверью» большевики в скором времени признали свои ошибки и вернулись к руководящей работе. Карьеры Каменева и Рыкова даже продолжали идти по восходящей — Каменев позже возглавит Моссовет, а Рыков станет преемником Ленина на посту председателя Совнаркома. А вот политический век левых эсеров будет недолог.

И все же стоит отметить один важный момент: если не в центральных органах, то на местах, в советах и ревкомах, вплоть до 1920 года большевики далеко не всегда играли ведущую роль и во многих случаях составляли блоки с представителями других социалистических партий. Правда, не столько с меньшевиками и правыми эскерами, сколько с теми, кто находился еще левее, типа эсеров-максималистов и анархистов. Да и один из последних гвоздей в гроб Белого движения вбили меньшевики, поднявшие в феврале 1920 года роковое для адмирала Колчака восстание в Иркутске.

Карающий меч революции

В плане государственного управления главной угрозой советской власти в первые месяцы ее существования был саботаж служащих. Ликвидировать их всех сразу не представлялось возможным, а замена барышень-телефонисток на революционных матросов и чиновников Минфина на грамотных рабочих-красногвардейцев, конечно, могла носить характер лишь разовых временных акций.

Проблему решали разными способами. Кого-то арестовывали как контрреволюционера, а кого-то покупали, благо экономическая ситуация складывалась так, что продуктовый паек зачастую становился единственным шансом на выживание. Однако для ареста требовались хоть какие-то юридические основания, найти каковые в унаследованном от старой России законодательстве было невозможно. А другого законодательства не было.

Оставалось прибегать к мерам, лежащим, скажем так, вне традиционного правового поля.

20 декабря 1917 года указом Совнаркома была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). Разместилась она на Гороховой, 2, в здании бывшего столичного градоначальства, ведавшего одновременно и петербургской полицией. Так что определенная преемственность сохранилась.

Председателем ВЧК стал Феликс Дзержинский, определивший организационную схему этой силовой структуры, а затем последовательно боровшийся за расширение ее полномочий. Если в первые два месяца «чрезвычайка» обладала лишь правом предварительного следствия, то уже с февраля 1918 года, на основании декрета «Социалистическое отечество в опасности», ее сотрудники могли применять высшую меру (вплоть до расстрела на месте) без суда и следствия.

Правда, официально смертная казнь была отменена II съездом Советов и восстановлена декретом Совнаркома лишь в сентябре 1918 года. Но по факту Дзержинский получил в свои руки этот инструмент намного раньше…

Здесь сыграло свою роль дело самозваного князя Эболи (он же Гриколи, Найди, Маковский, Далматов) и его любовницы Бритт, которые вместе со своими сообщниками под видом чекистов и милиционеров проводили обыски у зажиточных граждан и даже отметились в убийствах. Арестовав преступников, Железный Феликс добился у Совнаркома разрешения расстрелять их на основании специального решения ВЧК от 26 февраля 1918 года. Как позже пояснял заместитель председателя ВЧК Яков Петерс: «Вопрос о смертной казни с самого начала нашей деятельности поднимался в нашей среде, и в течение нескольких месяцев после долгого обсуждения этого вопроса смертную казнь мы отклоняли как средство борьбы с врагами. Но бандитизм развивался с ужасающей быстротой и принимал слишком угрожающие размеры. К тому же, как мы убедились, около 70 процентов наиболее серьезных нападений и грабежей совершались интеллигентными лицами, в большинстве бывшими офицерами». Здесь уже был обозначен новый враг — не уголовники, а контрреволюционеры, то есть категория, под которую мог попасть кто угодно.

К концу 1917 года большевики выстроили принципиально новую, но достаточно крепкую вертикаль власти. Главный же ее дефект заключался в том, что эта вертикаль никак не совмещалась с идеей Учредительного собрания, которое, как предполагалось, только и могло определить будущее государственное устройство России: быть ли ей монархией или республикой, и если республикой, то какой — классической парламентской, президентской или советской. Понятно, что разрушать свое творение большевики не собирались, так что созванное в январе 1918 года Учредительное собрание было обречено изначально.


15 января 2018


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847