Царскосельский лицей — своеобразный символ просвещенной России. Он стал первым Лицеем в нашем государстве. И, по мнению многих специалистов, в то время подобных учебных заведений в Европе не было. Идея создания школы для талантливых дворян возникла у известного государственного деятеля Михаила Михайловича Сперанского. С 1808 года он — ближайший советник императора Александра I в области различных преобразований. В качестве одной из реформ для обучения юношества Михаил Михайлович предоставил на рассмотрение государя очередной проект. Реформатор предлагал учредить в России, в Петербурге Лицей.

12 августа 1810 года государь одобрил предложение Сперанского и поставил свою царственную подпись на документе. Первым директором Лицея указом императора был назначен Василий Фёдорович Малиновский. Протекцию ему составил протоиерей Софийского собора, священник русской посольской церкви в Лондоне Андрей Афанасьевич Самбурский, дочь которого была женой Малиновского. А отец Андрей имел деловые и дружественные отношения со Сперанским. Впрочем, Михаил Михайлович итак хорошо знал о заслугах Малиновского перед Отечеством. Как показало время, государь и его советник выбор сделали точный.

Василий Фёдорович Малиновский родился в Москве в 1765 году в семье священника церкви при Московском университете Фёдора Авксентьевича Малиновского. Кстати, и прадед, и дед будущего директора Лицея были священнослужителями. Однако Фёдор Авксентьевич решил дать своим трём сыновьям светское образование. Братья закончили Московский университет и оставили свой след в истории. Старший — Алексей — стал начальником Московского архива и Министерства иностранных дел. Проявил себя как историк, археолог, писатель. Не раз встречался в Москве с Пушкиным, когда поэт работал в архивах над «Историей Пугачёва» и «Историей Петра». Младший из братьев — Павел — участник суворовских походов, действительный статский советник. В 1796 году он — свидетель на свадьбе родителей Александра Сергеевича Пушкина.

Василий Фёдорович Малиновский — человек незаурядных способностей, которые ещё более развил университет. Наибольшую склонность он испытывал к гуманитарным наукам. Превосходно знал древнегреческий, греческий (с этого языка он фрагментарно перевёл Библию), древнееврейский, латинский, не говоря уж о французском, английском и немецком языках. На этом Василий Фёдорович не остановился. Он продолжает изучение языков. Это ему нужно и для дела, поскольку после университета поступил на службу в Московский архив иностранных дел. С научными целями путешествовал по Франции и Германии. В свободное время изучил итальянский язык, стал переводить и печатать труды итальянских авторов.

Василий Фёдорович всегда был предан своему принципу: «…только бездействие останавливает силу моего ума, только бездействие превращает меня в меланхолика и молчуна». Никто не заставлял его учить восточные языки. Но он выучил их и это ему очень пригодилось. Он мог из витиеватой восточной речи (витиеватой не без умысла) выделять самое главное, что позволяло послу дать достойный ответ.

В декабре 1791 года Малиновского направили на конгресс в Яссы (в Молдавское княжество). Здесь подписывался мирный договор, который завершал русско-турецкую войну 1787–1791 годов. По Ясскому мирному договору Россия закрепила за собой всё Северное Причерноморье и Крым, а также получила земли между Южным Бугом и Днестром, усилив таким образом свои политические и территориальные позиции на Кавказе и Балканах. Точность переводов Василия Фёдоровича Малиновского сыграло в этом немалую роль.

А до конгресса в Яссах он два года служил переводчиком в Лондоне при после графе Воронцове, который совершенно не знал английского языка. «Туманный Альбион» очаровал Малиновского. После крепостной России он попал в совершенно другой мир. Здесь ему нравилось всё: и образ жизни англичан, и их школы, их больницы, их климат, и даже их тюрьмы. Он бывает на заседаниях парламента, которые потрясают его до глубины души. Впоследствии Василий Фёдорович замечает: «…англичане законов своих не толкуют, а поступают по ним слово в слово».

Свой английский опыт директор Царскосельского лицея передал и воспитанникам. Один из современников писал: «Свободы в Лицее было очень много, воспитанники играют в парламент и произносят речи».

В царствование Павла I будущего лицейского директора назначили генеральным консулом в Молдавии и Валахии. После его отъезда местные жители долго хранили добрую память о русском, о его бескорыстии. Из Молдавии Малиновский привёз в качестве подарка только небольшой серебряный кубок. От остальных подношений категорически отказался, хотя его предшественники вывозили из этих мест столько денег и турецких шалей, что в России приобретали себе роскошные дома и поместья.

По возвращении в Россию, Малиновский издаёт журнал «Осенние вечера». Печатает статьи: «О войне», «Любовь России», «История России», «Своя сторона». Свои работы он подписывал скромно «В.М.». Скромность была одной из основных черт его характера. Об этом писали многие. Например, Ариадна Тыркова-Вильямс в книге «Пушкин» так написала о Малиновском: «Это был кроткий, застенчивый, душевный человек, кабинетный мечтатель, образованный либерал, проповедник всеобщего братства и всеобщего мира».

В те годы Василий Фёдорович обдумал и, как говорится, зафиксировал на бумаге проект «Об освобождении рабов». Побывав в Европе, он понял, что крепостное право отбрасывает Россию в развитии на много лет назад. В статьях, пользуясь «свободой слова», которая существовала при Александре I, Малиновский пишет о «народоправстве» — равенстве всех людей и народов.

Стоит отметить, что первым, кто повлиял на взгляды автора труда «Об освобождении рабов», был известный просветитель, книгоиздатель, «враг Екатерины Второй» Николай Иванович Новиков — противник крепостного права, ставивший во главу угла просвещение. Малиновский следовал его взглядам. Несмотря на весь либерализм императора Александра, смелый проект Малиновского не опубликовали. Он увидел свет только в… 1962 году. Даже не после отмены крепостного права при Александре II.

Автор «Истории государства Российского» Николай Михайлович Карамзин в своё время написал: «Пётр Великий учредил первую Академию в нашем Отечестве, Елизавета — первый университет, Великая Екатерина — городские школы; но Александр Первый, размножая университеты и гимназии, сказал: «Да будет свет и хижинам». Возникла идея создания Царскосельского Лицея. Правда, причём здесь хижины — непонятно…

Поначалу предполагалось, что в данном учебном заведении закрытого типа будут учиться члены царской фамилии. Такие разговоры ходили. Вот комментарий по этому поводу научного сотрудника музея «Лицей» Людмилы Борисовны Михайловой: «Изначально Лицей предназначался для воспитания государственных чиновников любого уровня дворян: аристократов и просто дворян. Существовала версия, что вместе с детьми из дворянских семей здесь получат образование младшие братья Александра Первого — Николай и Михаил… Александр хотел, чтобы они воспитывались в коллективе.

Но вдовствующая императрица — супруга Павла Первого — Мария Фёдоровна сочла недопустимым сближение будущих государей, особ царственной фамилии «…с нами плебеями», — как пишет лицеист, друг Пушкина Иван Пущин. По другой версии — эта идея просто отпала задолго до открытия Лицея.

Практическая работа по созданию Лицея легла на плечи Василия Фёдоровича Малиновского. «Талантливый человек — талантлив во всём: в июне 1811 года Василия Фёдоровича указом императора назначили директором, а в октябре Лицей был открыт; причём начинать пришлось с нуля. В наличии имелось только здание: бывший дворцовый флигель, абсолютно пустой. И здесь Малиновский проявил себя как талантливый хозяйственник и администратор. Он носится по всему Петербургу и его окрестностям. В письме к брату обращается с такой просьбой: «Пришли мне новые дрожки. Мои очень худые, а у меня столько разъездов, что я не успеваю за сутки везде поспеть… Я думаю о диванах, кроватях, скамейках ольхового дерева. Я думаю, как и где дешевле покупать провизию. Наверное, это лучше делать в Колпино, потому что на реке Ижоре с барок можно покупать более дешёвое зерно и продовольствие для воспитанников… Я думаю о физическом кабинете, случается по ненадобности для продавца хорошее дешево купить. Я думаю о приобретении учебных пособий, которые необходимы». В следующем письме брату Василий Фёдорович сообщает: «... начинают съезжаться воспитанники. Ещё не начались учебные занятия, а я предложил лицейским профессорам занять ихъ какими-то полезными делами».

И только приехав, первые воспитанники, надев лицейскую форму, в первую очередь посетили своего директора.

«Настало, наконец, 19-ое октября — день, назначенный для открытия Лицея. Этот день памятный нам, первокурсникам, — вспоминал в «Записках о Пушкине» Иван Иванович Пущин. — Торжество началось молитвой. После молебна духовенство со святою водою пошло в Лицей, где окропило нас и всё заведение. В лицейском зале поставлен был большой стол, покрытый красным сукном с золотыми бахромами. На этом столе лежала высочайшая грамота, дарованная Лицею. По правую сторону стола стояли мы в три ряда, при нас директор, инспектор и гувернёры. По левую — профессора и другие чиновники лицейского управления. Император Александр явился в сопровождении обеих императриц, Великого князя Константина Павловича… Приветствовав всё собрание, царская фамилия заняла кресла в первом ряду…».

Кроме лицеистов, самым счастливым человеком в этот день был Василий Фёдорович Малиновский. Состоялось открытие, по сути дела, его детища. И выбор директора был безукоризненным. Дело не в рекомендациях. Они только подтверждали его талант и деловые качества. А о всесторонней образованности и говорить не приходится. Одним из условий при назначении на должность являлось то, что директор в случае надобности должен был заменить того или иного преподавателя. И Малиновскому приходилось это делать. Заболел учитель истории, Василий Фёдорович занимал его место, подменял он преподавателя русской и латинской словесности и так далее. Трудности могли бы возникнуть при замене учителей танцев, фехтования и верховой езды, но. наверняка, Малиновский сумел бы найти выход из положения…

В день открытия он, естественно, очень волновался, что сказалось на его выступлении. Тот же Иван Иванович Пущин пишет: «…робко выдвинулся на сцену наш директор В.Ф. Малиновский со свертком в руке. Бледный как смерть, начал что-то читать; читал долго, но вряд ли многие могли его слышать, так голос его был слаб и прерывист. Заметно было, что сидевшие в задних рядах, начали перешёптываться и прислоняться к спинкам кресел. Проявление не совсем ободрительное для оратора, который, кончив речь свою, поклонился и еле живой возвратился на своё место. Мы, школьники, больше всех были рады, что он замолк: гости сидели, а мы должны были стоя слушать его и ничего не слышать…».

Однако очень скоро ощущение неловкости за директора сменилось у воспитанников другим чувством — любви и признательности, которое лицеисты первого выпуска сохранили до конца своих дней.

В первые годы все шесть преподавателей занимались обучением воспитанников. Да, больше и не требовалось, тем более, что профессора могли читать лекции по нескольким предметам срезу. Например, Александр Петрович Куницын преподавал политические дисциплины, которых насчитывалось двенадцать. Разносторонне образованы были и другие преподаватели. А первый курс составлял всего тридцать человек. Так что данного штата учителей вполне хватало.

Конечно «Пушкин со товарищи» относились к каждому педагогу по-разному. Принято считать, что Куницын пользовался всеобщей любовью. Это не совсем так: его больше уважали, чем любили. А не любовь абсолютно все ученики испытывали к австрийцу, преподавателю немецкого языка и немецкой литературы Фридриху Гауеншильду. Его невзлюбили «за злой, злопамятный, ехидный, насмешливый, хитрый и заносчивый характер». Александр Горчаков, уже в юношеские годы отличавшийся дипломатическим поведением, назвал Гауеншильда «голодной водяной змеёй». «Голодной», потому что Фёдор Матвеевич, как его звали в России, постоянно что-то жевал, будто во рту у него современная жвачка. Воспитанники первыми выдвинули версию, что Гауеншильд австрийский шпион. Это предположение, кстати, впоследствии подхватили некоторые историки.

Любовью пользовался преподаватель французского языка и литературы Давид Иванович де Будри; «по паспорту» Давид Марат — брат знаменитого Марата. Лицеисты с радостью шли на его уроки, где многое узнавали о Великой Французской революции. К профессору российской и латинской словесности Николаю Фёдоровичу Кошанскому многие его ученики, в том числе и Пушкин, относились снисходительно, как к человеку прошлого века. Но были среди лицеистов и поклонники Кошанского, который почти досконально знал античность. Разделились симпатии учеников в отношении других «взрослых» лицеистов: к преподавателю истории Ивану Кузьмичу Кайданову и профессору физико-математических наук Якову Ивановичу Карцову.

Единодушны первые лицеисты были только в своём отношении к директору — Василию Фёдоровичу Малиновскому. Его не просто любили, его обожали. Александр Горчаков в те годы писал дяде: «Я не найду выражения для похвалы Малиновского, какой прекрасный и достойный человек. Он относится к нам, как к своим детям, и не делает разницы между нами и своим сыном» (сын директора также учился в Лицее и являлся одним из друзей Пушкина).

Побывав во Франции, Германии, Англии, он воспринял идеи, процветавшие там. Демократию и свободомыслие Малиновский всеми усилиями старался внедрить и в Лицее. Вместе со Сперанским он написал Устав руководимого им учебного заведения. Девизом Лицея стал лозунг: «Общее дело — для общей пользы».

Василий Фёдорович добился, чтобы в Царском Селе не было карцера, не применялись телесные наказания. Если воспитанник провинился, его некоторое время запирали в его комнате, где он был лишен общения с товарищами. Но и это наказание применялось редко.

Впрочем, одно из жестких наказаний применили однажды. В сентябре 1813 года здесь произошло ЧП, выходящее за рамки всякого приличия. Воспитанника Константина Гурьева надзиратель застал в самый пикантный момент его любовного свидания с двумя другими лицеистами. Друзья Гурьева убежали, тот же остался на месте, дерзко глядя на взрослых. Вину троицы усугбляло то обстоятельство, что они устроили назначили свидание в зале для торжеств под бюстом государя Александра Первого. Гурьев своих единомышленников не выдал, а сам был сурово наказан. Тринадцатилетнего подростка Малиновский отчислил. Однако, по просьбе матери. Василий Фёдорович сжалился: в бумагах отметил, что воспитанник исключён не за мужеложество, а «возвращён родителям» за «греческие грехи». Такая формулировка позволила Гурьеву поступить в другое элитарное учебное заведение.

После этого чрезвычайного происшествия жизнь в Лицее вновь пошла своим чередом. Строго следили за чистотой. Комнаты дворянских детей убирали приставленные к ним дядьки. Они также чистили сапоги, штопали, стирали бельё «барчуков». Впрочем отношение молодых дворян с крепостными дядьками были добрыми.

Поскольку заведению дали статус закрытого, воспитанникам запрещалось ездить домой. С родителями виделись крайне редко. Однако, если верить мемуарам и историкам Лицея «самоволки» случались и отнюдь не в «отчий дом».

На уроках времени ученики проводили немало, но и развлечениям находилось место. В любую погоду прогулки три раза в день. Летом развлечений побольше: в Царском Селе на улицах музыка, шумные гулянья. А первый бал в Лицее состоялся 12 декабря 1811 года в день рождения императора.

Круглогодично на квартире гувернёра Чирикова проходили литературные собрания. Участники коллективно сочиняли повесть: начинал один, затем «выписывал» сюжет другой и так деле. В этом занятии всех превосходил Антон Дельвиг, даже Пушкин ему уступал. Совершенствовались в знании иностранных языков, опять же проводились специальные вечера: кто случайно заговорит по-русски, подвергался штрафу. По средам и субботам — «танцеванье» и «фехтованье». В учебном плане преобладали гуманитарные науки, особенно юридические. Не остались без внимания физическое воспитание, занятия музыкой и рисование.

Если бы не Малиновский, вряд ли так были организованы занятия, быт и отдых воспитанников. За примером далеко ходить не надо. После смерти Василия Фёдоровича обязанности директора исполнял Фридрих Гауеншильд. Лицей чуть не развалился. Только после прихода на пост директора Егора Антоновича Энгельгардта всё возвратилось «на круги своя».

Умер Василий Фёдорович Малиновский в 1814 году. И как завещание звучат сегодня его слова: «Надобно раскрыть в детях мысленность через изучение различных предметов, что даже прогулка после учения и та должна стать примером того, как отдых после труда приятен — как в праздности скука одна… Всякая мысль открывается через перехождение в делание. А даже в дело, лицемерию надо объявить войну и ценить выше малое. Внутреннее добро против великого наружного — даже уничтожить сие, ибо истинное есть внутреннее расположение — и для этого более свободы мыслить позволяется».