«Золотые» дни атамана Семёнова
КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ
«СМ-Украина»
«Золотые» дни атамана Семёнова
Анатолий Клёва
журналист
Харьков
5168
«Золотые» дни атамана Семёнова
Атаман Семенов в окружении офицеров «Отдельной Монголо-Бурятской им. Зорихто-Батора конной бригады»

В августе 1945 года войска Забайкальского фронта принудили в Маньчжурии к безоговорочной капитуляции Квантунскую армию милитаристской Японии. Так фактически завершилась Вторая мировая война. Однако военное напряжение еще сохранялось из-за действий летучих отрядов фанатов-самураев, которым было приказано в случае поражения Японии создать очаги бактериологической войны в тылу Красной армии. Им помогали формирования БРЭМ — Бюро российской белоэмиграции, — возглавляемые атаманом Семеновым.

Перед командованием Забайкальского фронта стояла задача обезвредить отряды противника. Захват картотек жандармерий вынудил штаб сдавшейся группировки передать всю информацию о «белых фашистах», что позволило за неделю разоружить их ополчения, а десанту «Смерша» ликвидировать центр БРЭМа в городе Дайрен (Дальний) и задержать его главарей, совершивших на родине массовые преступления. Появление 22 августа чекистов Читы на вилле атамана Семенова, расположенной на берегу Желтого моря, было для хозяина полной неожиданностью...

ВСТРЕЧА В ЧАНЧУНЕ

Но прежде чем отправить десант «Смерша» домой, в распоряжение Лубянки, начальник штаба фронта генерал армии Матвей Захаров по предложению полковника Ивана Артеменко (временного коменданта Чанчуни) решил провести встречу советских офицеров и эмигрантов с плененными военными преступниками. Об этом его просили и русские «маньчжурцы», среди которых были участник Ляодунского сражения Иван Алексеев — адъютант героя обороны Порт-Артура генерала Романа Кондратенко, а также Иван Качуровский, который служил у Семенова, затем, разуверившись в нем, бежал, стал священником. После нападения Германии на СССР призывал своих прихожан поддержать россиян, одолевающих гитлеризм. Его усилиями было собрано около пуда серебра и золота для фонда победы России, которые он передал советскому консулу. За это атаманово «бюро» лишило его сана, а японский суд приговорил к казни, но верующие укрыли его до прихода Красной армии.

Эти люди знали все о деяниях семеновцев, и потому встреча с ними обещала стать очной ставкой преступников с соотечественниками. На нее решено было привести царского генерала Семенова — дядьку атамана, официального руководителя «бюро» Власьевского, коменданта Читы Токмакова, командующего карательными отрядами Бакшеева, начальника «бюро» в Дайрене Нечаева, идеолога «Российского фашистского союза» Родзаевского и его помощников Шулькевича, Шипунова, Вязельщикова, Яскорского, а также атамана Михайлова, в свое время бывшего главным финансистом Колчака.

Итак, Чанчунь, сентябрь 1945 года. В зале дворца Маньчжоу-Го собрались офицеры и генералы штаба фронта — Захаров, Ковалев, Павловский, Леонов, Алексеев, Попов, Светличный. Картину происходившего там корреспонденту «СМ» помогли воссоздать сохранившиеся в архивах стенограммы, а также подробный рапорт полковника Артеменко. Этот документ и лежит в основе предлагаемых читателю заметок.

Когда в зал вошли и разместились за отведенным им столом атаман Семенов и его сподвижники, Захаров предложил им представиться. (Далее в тексте статьи все высказывания участников встречи в Чанчуне приводятся по стенограмме).

Семенов:

— Семенов Григорий Михайлович, 1890 года рождения, генерал-лейтенант русской армии, бывший атаман забайкальского казачества.

Захаров:

— Вы забыли упомянуть о своих последних должностях главнокомандующего Вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа, а также о ранге, который вам успел передать перед своим крахом бывший правитель Сибири адмирал Колчак.

Семенов:

— Так точно, такой указ он издал января 1920 года, и я его выполнял. По нему мне была предоставлена вся полнота власти на территории Российской восточной окраины. Мне также поручалось образовать органы государственного управления, заботиться о тыле.

...Казачьи генералы вставали, называли свои подлинные звания в русской армии, титулы в казачестве и должности в эмиграции. После того как все представились, Матвей Захаров продолжил:

— Встреча носит характер знакомства, поэтому прошу каждого рассказать о себе, о деятельности в Забайкалье да и на этой земле.

Разговор о времени и о себе

Семенов:

— Я вырос в пограничной станице Дуругулевской. Определенной профессии не имею. У отца были табуны лошадей, и я ухаживал за ними. Учился в военном училище, служил в 1-м Нерчинском полку 1-й Забайкальской казачьей дивизии. В ее составе участвовал в Первой мировой войне. В звании есаула впервые сразился под Тернополем с австрийцами. На реке Збруч был уже командиром сотни. В бою с немецкими кавалеристами получил ранение, от гибели меня спас земляк Ушаков из 1-го Аргунского полка, впоследствии полный Георгиевский кавалер. В дни борьбы за власть в Забайкалье он был активным большевиком. Но бог избавил от встречи с ним.

Михаил Ковалев, генерал-полковник:

— А если бы встретили, растерзали бы?

Вот фотографии ветеранов спасшего вас в Галиции Аргунского полка, а затем громивших вас уже на родной земле. Это Михаил Ушаков, Кузьма Литвинцев, Аристарх Якимов, Степан Киргизов и другие. Вы поручали своему фашистскому подполью в Чите собрать данные о них в надежде вернуться в Забайкалье. Вручаю то донесение, и знайте, что все годы ваше подполье было отделом ЧК под началом бывшего партизана Семена Яковлева. Посмотрите и заказанные вами фотографии присутствующих здесь ведущих офицеров фронта...

Семенов, я тоже казак, но из кубанских, тоже сражался в Галиции. В ту войну прошел от командира взвода до штабс-капитана. После революции перешел, как и генерал Брусилов, на сторону Красной армии. Командовал полком, дивизией, корпусом, округом, а затем — Забайкальским фронтом: держал на замке границу СССР с Маньчжурией. В том числе — и от вас. Поэтому мне интересно знать, почему вы были удалены из боевого полка в Карпатах полковником бароном Врангелем на Кавказ, а затем, будучи делегатом всеобщего казачьего съезда в революционном Петрограде, вдруг оказались в Забайкалье и, более того, являясь лишь поручиком, смогли стать атаманом, да еще и самовольно нацепили себе орден Георгия?

Готовясь к встрече с вами, я попросил архив Читы найти списки кавалеров креста 4-й степени. Из многих выбрал вторую сотню 1-го Верхнеудинского полка, потому что именно в ней больше всех было награжденных за Брусиловский прорыв осенью 1914 года. Вот известные вам имена 13 человек. Вот и фото тех, кого обошла тогда смерть. Среди них с достоинством смотрит в Историю и командир сотни, есаул Зимин. В его руках золотое Георгиевское оружие за бой 2 февраля 1915 года, когда казаки по колено в снегу атаковали пруссаков на открытом месте и сорвали их планы окружить и уничтожить два пехотных русских полка у деревни Доманевице. Семенов, вы знаете, что в этой сече погиб их командир полка Церельников, а есаул Зимин, получив серьезные ранения, не оставил казаков, заменил войскового старшину— А ведь именно Зимин, став к 1917 году полковником, а затем — атаманом Забайкальского войска, выступал против кровопролития и братоубийственной войны в родном крае и приказывал вам, подъесаулу, увести свой Особый бурят-монгольский отряд в Маньчжурию, где вы его создали полностью из отпетых бандитов. Так Зимин хотел мирно разрешить конфликт, к которому вас толкали уже японцы. Увы, вы избрали путь войны с соотечественниками, трижды вторгались в Забайкалье, помогая интервентам, и ради этого устранили Зимина, став в итоге палачом родной земли. Именно за тотальное мародерство и жестокие расправы над населением правитель Сибири Колчак отстранил вас от командования, но вы продолжали действовать как самозванец, ибо вас уже основательно опекали японцы.

Кстати, в том полку служил и Георгий Мациевский, сын генерал-губернатора. Это в память о его отце, Евгении Осиповиче, и сегодня живет железнодорожная станция Мациевская. Сын из кадетского корпуса добровольцем ушел в 1900 году казаком на войну с Китаем. Там при штурме Большого Хингана заслужил Георгия. В Русско-японскую войну вся Россия узнала о нем — уже хорунжем. Обращаюсь к присутствующему здесь адъютанту генерала Кондратенко: я прав, подполковник Алексеев?

Алексеев:

— Да, он с двумя казаками прорвался из осажденного Порт-Артура сквозь всю японскую армию и доставил секретный пакет главнокомандующему.

Ковалев:

— На германской войне войсковой старшина Мациевский был неоднократно ранен, заслужил много наград. В вашей армии, Семенов, он командовал дивизией и корпусом, стал генерал-лейтенантом, по вашему приказу увел казаков в эмиграцию. И только на чужбине осознал грехи перед Отечеством: отверг все ваши и японские предложения о сотрудничестве и, не имея собственности, пошел в Харбине работать водителем трамвая. Я не ошибся в изложении фактов?

Семенов:

— Все было так.
...Моя борьба против большевиков началась в 1917 году в Петрограде. Временное правительство через генерала Корнилова поручило мне ликвидировать Петроградский совет. Для этого я должен был с курсантами училищ занять Таврический дворец, арестовать и немедленно расстрелять Совет. Но нам это не удалось. Затем Керенский, по рекомендации Корнилова, послал меня в Забайкалье сформировать за деньги Дикую дивизию из преданных мне казаков, бурят и монголов и с ней срочно прибыть в город и все же разогнать Советы. Выбор пал на меня еще и потому, что я знал языки этих народов и был близок с их князьями. Но и на этот раз меня постигла неудача.

— Почему? (Вопрос из зала.)

— Бедные выступили за ликвидацию казачества как сословия, чем и помешали мне, тогда малоизвестному и с невысоким рангом, сколотить явно карательную дивизию для Петрограда. Все же я уговорил богатых караульцев, защищая себя, создать за их деньги и под моим началом отряд, объявивший войну черни и Советам. Но вернувшиеся с мировой войны революционные казаки ликвидировали казачество, сообщили о том, что Врангель убрал меня с фронта за растрату в личных целях крупного аванса, выданного на нужды сотни. Поэтому, когда японцы вслед за Приморьем захватили Забайкалье, я с удовольствием принял их предложение стать здесь правителем. Ночью 29 января 1918 года я вторгся из Маньчжурии в Даурию, повесил здесь всю местную народную власть, их трупы отправил поездом в Читу. А придя туда, немедленно восстановил казачество, провозгласил себя Первым войсковым атаманом края и начал строить военное правление. При моем штабе состоял майор японской армии Куроки, через него Япония снабжала мою армию. С расширением интервенции финансирование и снабжение осуществлял постоянный представитель военной миссии полковник Курасава. От него на содержание армии я получил четыре миллиона иен под планы совместной борьбы с забайкальцами.

Казачий генерал Власьевский:

— Японцы удовлетворяли все наши запросы в оружии и обмундировании, а также на зарплату железнодорожникам, отпуская ежемесячно армии 300 тысяч золотых иен.

Алексеев:

— Неправда! Власьевский, вы учитель по образованию и, как никто иной из вашей команды, знаете, что то были сугубо оккупационные деньги для Китая и Кореи, но именно за них вы воевали, поддерживая интервентов, а также обогащали любовниц атамана. В итоге за те деньги десятки тысяч людей ограбили, расстреляли, запороли, четвертовали или распяли в селах либо застенках, подобных маковеевскому, андриановскому, кяхтинскому, даурскому и в поездах-концлагерях.

После упоминания застенков Семенов осознал нависшую над ним опасность и признал: доводилось проводить акции против населения, но не помнит, где и сколько казнили, хотя расстреляли много, сжигали деревни, если население отказывалось от мобилизации, препятствовало реквизициям, не выполняло наряды, скрывало лошадей, не желало кормить солдат. Да, за это народ и поднялся на всеобщую партизанскую борьбу, создал народную армию Дальневосточной республики и заставил его, Семенова, вслед за интервентами бежать в Маньчжурию. Там он, думая о судьбе 250 тысяч ушедших с ним, вынужден был предложить японскому Генштабу свое участие в разработке плана нового вторжения в Россию. Получив согласие, начал готовить отряды и план мероприятий на случай войны. Для этого разместил свои 15-тысячные полки в приграничье и вдоль КВЖД, создав таким образом по их былому территориальному признаку 20 станиц и сохранив над всеми бежавшими свою власть. Да, его диктатура устраивала самураев...

Качуровский, священник:

— В 1931 году из Мукдена в Чанчунь передислоцировался штаб Квантунской армии, и атаман поручил собирать для нее сведения от агентов в России. Он приветствовал приход Гитлера к власти, заставил читать в церквях его личное послание фюреру. В свою очередь, японцы обещали ему после победы над СССР пост правителя «новой азиатской России». Семенов в 1938 году создал по их указанию на станции Сунгари отряд «Асано», превратив его вскоре в «российские военные отряды» армии Маньчжоу-Го, имевшие кавалерию, пехоту, артиллерию. Кроме этого, он создал пять казачьих полков, два отдельных дивизиона и сотню — они входили в Захинганский корпус Бакшеева, являвшийся частью японской группы в Хайларе. Помимо этого было подготовлено около десяти тысяч резервистов, готовых в случае войны с СССР поступить в распоряжение властей. Все это делалось под видом того, что мы — пятая по численности здесь нация и русские добровольно готовятся к своей защите от нападения Советов. Фактически мы жили в резервациях. Ложью было и то, что японцы запретили Семенову заниматься политической и военной деятельностью.

После того как генерал Ковалев заявил на встрече о наличии в Забайкалье фашистской организации, ее фюрер Родзаевский признал:

— С 1934 года мы забросили туда около пятисот диверсантов. В ноябре 1937 года, по указанию шефа японской разведки Судзуки и начальника военной миссии в Харбине Акикуса, я создал школу руководителей подрывной работы на территории России. В этом мне помогали Шипунов и Михайлов: они готовили шпионов и диверсантов, засылали их, а также вылавливали сочувствующих советской России, передавали их полиции, где Шипунов работал следователем и пытал русских.

ФИНАЛ

Ровно через год, в августе 1946-го, Военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела уголовное дело по обвинению группировки Семенова в преступлениях против соотечественников. Еще в ходе следствия они признали себя виновными. Вновь прозвучавшие в зале суда признания, как и обилие документов, подтвердили, что верхушка семеновской эмиграции осознанно участвовала в актах японской агрессии, мечтая с помощью милитаристов установить в Сибири фашистский режим. Семенова приговорили к казни через повешение. Родзаевского, Шипунова и Михайлова расстреляли. Остальных осудили на различные сроки.

Однако суд 1946 года не рассматривал вопрос о золотом фонде России, питавшем контрреволюцию Сибири и Дальнего Востока, несмотря на то что именно с той поры огромная часть российского золота осела в банках Японии и вот уже скоро век работает на экономику Страны восходящего солнца.

Японцы признают, что у них есть российское золото. Например, на потопленных ими крейсерах в Цусимском сражении в мае 1905 года. На самом деле золотого запаса царского флота не было вообще, а погибшие российские корабли — братские могилы, и по международному праву они священны. А реальное российское золото, находящееся в этой стране, состоит из трех частей. Первая именуется «романовским золотом». По соглашению от 4 сентября 1916 года между Россией и Японией оно поступило от казначейства в правительственный «Иокогама спеши банк», впоследствии влившийся в «Банк оф Токио» и «Мицубиси банк». По данным экспертов Дипломатической академии МИД России, исследовавших этот процесс, тогда в Японию было ввезено 13,7 тонны золота и 374,4 тонны серебра в уплату за оружие и боеприпасы, необходимые русской армии для участия в мировой войне. «Государственный банк России остается распорядителем золотого депозита и по первому требованию может возвратить его из Осаки во Владивосток, уплатив лишь 6% издержек за обратный трансферт» — так оговаривалось в соглашениях от 7 и 16 октября 1916 года. Революция сделала ненужными военные поставки в Россию, а неизрасходованное золото осталось на острове.

Вторая часть золота именуется «колчаковским». «Верховный правитель» России также нуждался в военных поставках извне. Для этого он отправил в Японию в 1918-1920 годах сотни тонн золота и серебра. Но когда его правление рухнуло, японцы заявили бывшим министрам Колчака, что он внес им золото как частное лицо. Так и это золото стало собственностью островного государства, давая казне ежегодно 62 миллиона иен прибыли.

И, наконец, золото, связанное с именем Семенова. Есть доказательства тому, что он заранее вывез в Маньчжурию большое количество драгоценного металла и на него содержал свой подрывной блок. Сегодня «отбеливатели» атамана в Чите пытаются превратить эти факты в версии. Но все же «золото атамана» было, и оно — похищенная собственность России — также лежит в банках Японии.

Доказано, что в 1919 году четвертый по счету «золотой эшелон» правительства Колчака, следовавший во Владивосток для погрузки на корабли США как уплата за оружие, по приказу Семенова был отцеплен в Чите якобы для нужд его армии. Там было 42 251 000 золотых рублей. Весть об этой конфискации взбесила правителя Сибири, и он послал в Читу экспедицию генерала Волкова: отрешить самоуправного атамана от всех должностей, арестовать и отправить в Омск для предания военно-полевому суду за государственную измену. Но Волков смог доехать только до Слюдянки: японцы не пустили его дальше, заявив, что не позволят боевых действий на контролируемой ими территории.

По телефону Семенов ответил адмиралу, что взял золото для финансирования вверенных ему учреждений и жизни войск, чего не делает верховная власть из Омска. (В Чанчуне в 1945 году он признал, на чьем содержании находились его армия и режим, признал он там и расходы на содержание любовниц и скупку ими бриллиантов.) Но когда Народно-революционная армия заставила японцев бежать из Забайкалья, начальник канцелярии полковник Миронов доложил ему, что не может вывезти последние 22 ящика с золотом и намерен передать их на временное хранение японцам. Семенов согласился с этим, сказав, что уже передал японцам «свои» 33 ящика золота. (Кстати, крест «За храбрость» и знак Особого маньчжурского отряда он, имея столько золота и серебра, штамповал армии из высеребренной меди, залитой оловом.)

22 ноября 1920 года Миронов передал на хранение начальнику японской военной миссии полковнику Исоомэ 20 ящиков с золотыми монетами и 2 ящика со слитками. Расписка была заверена надлежащим образом. Но в 1926 году премьер-министр Танака попросил у Семенова ее подлинник. С тех пор вексель исчез, Миронов якобы сам застрелился, на атамана было совершено два покушения предупредительного характера, ему предложили годы жить под вымышленной фамилией. Все это он предчувствовал и догадался сделать фотокопию соглашения с Исоомэ, которую надежно спрятал. Была еще одна расписка, полученная за золото начальником снабжения его армии российским генералом Павлом Петровым. Зная об этом, власти заставили не очень нужного им теперь атамана отказаться от претензий на «свое» золото, позволили крупно заработать на продаже наркотиков, а затем жить на чужбине.

80 лет договор с Рокуро Исоомэ лежал в ячейке одного из токийских банков и лишь недавно российским экспертам удалось его найти. Это дает возможность России все же расставить все на свои места и доказать, что она — правопреемница империи в вопросе возвращения золота.


9 октября 2019


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847