Русские реки в огне
КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ
«Секретные материалы 20 века» №5(521), 2019
Русские реки в огне
Дмитрий Митюрин
историк, журналист
Санкт-Петербург
9687
Русские реки в огне
Один из пароходов Волжской флотилии красных

Хотя основные события Гражданской войны происходили на суше, флоту также довелось поучаствовать в боевых действиях. Летом 1918 года на Волге развернулась первая речная кампания с личным участием Троцкого и мичманами в роли флотоводцев на обеих сторонах.

Мичман и «братишка» в авторитете 

Выходец из остзейских (прибалтийских) немцев Георгий Александрович Мейрер родился 24 августа 1896 года в Баку, где его отец служил капитаном торгового судна. Он был человеком зажиточным и в 1915 году стал управляющим астраханского филиала «Восточного общества» с жалованьем шесть тысяч рублей в год. Сына она отправил в столичный Морской кадетский корпус. В Петрограде Георгий был свидетелем революционных событий, поставивших крест на учебе. 

Впрочем, в мае 147 подготовленных к выпуску старших гардемаринов после не придирчивого экзамена произвели в мичманы. Мейрер был одним из этого «Керенского выпуска» и получил назначение во Флотилию Северного Ледовитого океана. Однако в условиях развала флота делать ему там было нечего, и он отправился к отцу в Астрахань, а оттуда в более сытную и спокойную Самару… 

Николай Григорьевич Маркин родился 21 мая 1893 года, то есть был всего на три года старше Мейрера, но биографию имел несравненно более яркую. На свет он появился в крестьянской семье, в поселке Русский Сыромяс нынешней Пензенской области. Родители отправили его в город, и в 17 лет Николай, работавший в писчебужном магазине, впервые был арестован за хранение нелегальной литературы. 

С началом Первой мировой войны Маркина призвали на флот, где он дослужился до унтер-офицера учебного минного отряда в Кронштадте. Революционные партии вели активную пропаганду среди моряков Балтийского флота, и в 1916-м Николай стал членом нелегальной большевистской партии. 

Посеянные зерна взошли в феврале 1917-го, когда Маркин превратился в одного из лидеров матросов. Решительный, храбрый, жестокий, он не блистал красноречием, но умел повести за собой сослуживцев – в общем, был для них авторитетом, в том числе и в современном, криминальном, значении этого термина.     

Со своими «братишками» Николай Григорьевич «тряс буржуев». Послушав на одном из митингов Троцкого, он взял его семью под опеку и помог жене вечно занятого Льва Давыдовича определить детей в школу, подыскать новую квартиру и даже наладить отношения с соседями. Как вспоминал Троцкий: «Маркин заглянул к старшему дворнику и в домовой комитет, притом, кажется, не один, а с группой матросов… он, должно быть, нашел какие-то очень убедительные слова, потому что все вокруг нас сразу изменилось. Еще до октябрьского переворота в нашем буржуазном доме установилась, так сказать, диктатура пролетариата». 

Когда Троцкий стал главой Наркомата иностранных дел, он взял с собой неизменного Маркина. Николай Григорьевич выгнал чиновников-саботажников на работу, а когда Троцкий уехал в Брест-Литовск, на переговоры с немцами, выполнял обязанности главы ведомства. Правда, если не считать немцев, никаких особых внешних дел у советской России ни с кем не было, но Маркин нашел себе занятие, взявшись публиковать секретные договора царского правительства.

Потом с иностранных дел Троцкого перебросили руководить военными делами, и он, разумеется, взял с собой Маркина, поручив ему в начале июня 1918 года заняться формированием Волжской военной флотилии.

Братоубийство неизбежно

Такая необходимость возникла в связи с мятежом Чехословацкого корпуса, части которого под командованием поручика Станислава Чечека 6 июня овладели Самарой. Таким образом, была перерезана важнейшая судоходная артерия, по которой хлеб доставлялся с юга России в промышленно развитые центральные районы. В городе создали правительство Комитета членов Учредительного собрания (Комуча), началось формирование Народной армии полковника Владимира Каппеля.

Узнав от местных жителей, что в нескольких верстах к северу стоит уведенная большевиками баржа с мукой, Каппель решил снарядить экспедицию для ее захвата. Возглавить ее вызвался записавшийся в Народную армию мичман Мейрер. Кораблей, правда, пока не было – все пароходы в Самаре, «соблюдая нейтралитет», отошли и встали на якорь в ста метрах от берега. Но когда Мейрер с чехами появился на пристани, к ней как раз пришвартовался буксир, капитан которого не знал о произошедшей в городе смене власти. Его вместе с экипажем и судном тут же мобилизовали, пригрозив револьвером. Компанию мичману составили десять чехов при трех пулеметах.

Произведенная на рассвете стремительная абордажная атака обошлась без жертв и даже без выстрелов. Пароход, ударившись о борт баржи, отскочил метров на десять, но Мейреру и чехам нескольких секунд хватило, чтобы перескочить на вражеское судно и заставить его экипаж выполнять свои распоряжения. Ценный трофей благополучно доставили в Самару.

Решив продолжать наступление вверх по Волге, Каппель и Чечек пошли к Ставрополю, причем Мейреру поручили перевезти батальон чешской пехоты. Для этого были мобилизованы пароход и два буксира – «Вульф» и «Фельдмаршал Милютин». 

В этом рейде флотилия провела первый морской бой с красными. В ночной темноте «Милютин», самый мощный буксир на Волге, столкнулся с вражеским катером, экипаж которого успел дать пару очередей из пулемета. Потери белых – один человек, потери красных неизвестны, но, согласно Мейреру, на следующий день на мели у берега обнаружили катер с проломленным правым бортом и залитой кровью палубой.

В бою у Климовки Каппель прижал к берегу крупный отряд красных, а флотилия обстреливала его с Волги. Огонь прекратили, когда с берега стали махать белыми простынями. На рассвете «Вульф» был атакован «горчицей» (крохотным винтовым буксиром). По «горчице» пальнули из трехдюймовки и прижали к берегу. Экипаж попрыгал в воду, а с берега по «Вульфу» застрочили максимы. Потери с обеих сторон неизвестны, но винтовой буксир с четырьмя пулеметами белые захватили. Повернув к Сызрани, флотилия захватила еще и несколько барж с нефтью, но у села Батраки была обстреляна береговыми батареями. Поврежденный «Вульф» потерял управление и, отдав якорь, оказался в положении беззащитной мишени. Однако подоспевший «Милютин» взял товарища на буксир и оттащил в безопасную зону.

10 июля, в день взятия Сызрани, к флотилии присоединилось несколько пароходов с прибывшими после неудачного мятежа в Вольске белыми повстанцами. Количество судов во флотилии Мейрера увеличилось до 15. 

Между тем в Нижнем Новгороде Маркин тоже формировал Волжскую флотилию, только красную. В листовках о наборе экипажей он писал, что требуются «опытные артиллеристы, пулеметчики, машинисты и лоцманы», а лиц, не имеющих рекомендаций от каких-либо советских органов, просил «не беспокоиться». 

Триста человек прибыли с Черноморского флота, среди добровольцев оказался будущий писатель Всеволод Вишневский. Но большинство речников призывы игнорировали. Когда Маркин организовал митинг на вооруженном пароходе «Царицын», аудитория встретила его недоброжелательно, зато хлопала капитану «Царицына» Тихонову, который заявил: «На Волге мы воевать не должны. Волга должна быть нейтральной рекой, и братоубийством мы не будем заниматься». Тихонова арестовали и, судя по всему, вскоре расстреляли.

Традиционными добровольно-принудительными методами Маркин укомплектовал Нижегородскую флотилию восемью канонерскими лодками, которые представляли собой бывшие пароходы «Царицын», «Кабестан», «Бурлак», «Белая акация», «Добрый», «Ташкент», «Дельфин» и «Ваня» в роли флагмана. 

Еще пять старых пароходов были мобилизованы в Симбирске. Самый слабый из них – «Дело Советов» («Делосовет») – имел всего одну 76-миллиметровую пушку, но именно этот корабль, по советским данным, одержал первую на Волге победу над белыми. Произошло это 20 июля у села Климовка, когда красный пароход c полусотней человек экипажа в течение 35 минут сражался с тремя вражескими пароходами, выпустив по ним 250 снарядов. Один из неприятельских кораблей затонул в результате взрыва боеприпасов, на другом была повреждена рубка, а «Делосовет» отделался легкими повреждениями.

Мейрер датирует этот бой 22 июля, причем, по его словам, потерь у белых не было, а вот поврежденный «Делосовет» выбросился на берег.

Каппель между тем начал наступление на Казань и, погрузив на суда свои сухопутные силы (около 600 чехов и около 400 добровольцев Народной армии), отправился вверх по течению Волги. 

5 августа авангард белой флотилии на минимальной дистанции вступил в бой с отрядом канонерок под командованием Трофимовского. Мейрер вспоминал, что, находясь на головном «Вульфе», разогнал огнем своего пулемета орудийную обслугу с концевого корабля красных.

В результате боя две канонерки выбросились на берег, а их команды разбежались. Остальные, не задержавшись в Казани, дошли до Нижнего к страшному в своем гневе товарищу Маркину. Вероятно, Трофимовского он бы вообще расстрелял, но проштрафившийся «красный адмирал» предпочел задержаться в Чебоксарах.

Между тем Мейрер приступил к высадке десанта. Вскарабкавшись по крутому склону, чехи захватили расположенную на верхушке холма батарею и, развернув орудия, начали обстреливать железную дорогу, ведущую из Казани в Свияжск по левому берегу Волги. Магистраль оказалась забита поездами, что сделало невозможным эвакуацию в Москву золотого запаса. 

Вторая партия чешского десанта заняла находившиеся в семи верстах от Казани городские пристани.

Отряд Каппеля корабли провезли мимо Казани и высадили у Романовского моста, возле расположенной на правом берегу деревни Верхний Услон. Флотилия Мейрера приступила к бомбардировке Казани, стреляя с предельной дистанции по Кремлю и казармам, где находились латышские части.

На следующий день около полудня начался штурм. Из воспоминаний Мейрера: «Каппеля нигде не было видно. Полковник Швец, командовавший чехами, давал указания о направлении огня флотилии. Кроме чехов, по-видимому, на фронте никого не было. После полудня чехи стали медленно отходить под напором красных». В этот кульминационный момент на сторону штурмующих перешел батальон сербских «интернационалистов» под командованием Матия Благотича. Решающий удар нанес Каппель, отряд которого, обойдя город, атаковал с севера.

Казань пала, и в качестве главного приза, помимо многочисленных оружейных складов, победителям достался золотой запас бывшей империи.

Волга должна быть советской!

11 августа ЦК партии большевиков выпустило обращение: «Волга должна быть советской!» Спасать положение прибыл сам Троцкий, расположивший свой штабной поезд на правом берегу Волги, в Свияжске. При всей любви к Маркину, наркомовенмор понимал, что как флотоводец тот не тянет, и сделал его комиссаром флотилии. Командующим же стал прибывший с Троцким бывший мичман Федор Раскольников. С ним находилась и его «боевая подруга» Лариса Рейснер, вероятно бывшая и любовницей Троцкого. Маркину она отвела роль платонического воздыхателя.

Новый командующий возглавил и флотилию белых – им стал контр-адмирал Георгий Старк. Однако реально в боях под Казанью эти функции по-прежнему выполнял Мейрер как начальник 1-го дивизиона.

Троцкий гнал войска на Казань, создавая заградотряды и показательно казнив после неудачного боя в одном из полков каждого десятого.  

27 августа в Свияжск прибыли переброшенные с Балтики через Мариинскую водную систему три миноносца – «Прыткий», «Прочный», «Ретивый» (позже к ним присоединился «Поражающий»). На Волге они воспринимались примерно так же, как дредноуты на Балтике или Черном море.

Троцкий расположился на «Прочном» и с наступлением темноты решил возглавить рейд против стоянки белой флотилии у Верхнего Услона. Вели корабли два опытных лоцмана, взятых под угрозой расстрела.

Корабли Мейрера были прикрыты береговыми батареями, и весь поход выглядел авантюрой. Троцкий надеялся только на темноту и на то, что белые в принципе не ожидают от большевиков такой наглости. Эффект внезапности и правда сработал. Первыми выстрелами «Прочный» поджег нефтяную баржу, после чего миноносцы начали обстреливать береговые батареи. Но когда белые пришли в себя и включили прожектора, ситуация поменялась. 

Из воспоминаний Троцкого: «Река была освещена во всю ширь. За нами никого не было. Мы были одни. Неприятельская артиллерия перерезала, очевидно, дорогу остальным судам флотилии. Наш миноносец торчал на освещенном плесе, как муха на яркой тарелке. Сейчас нас возьмут под перекрестный огонь, с пристани и с услона. Это было жутко. В довершение мы потеряли управление. Разорвалась штурвальная цепь, вероятно, ее хватило снарядом. Попробовали управлять рулем вручную. Но вокруг руля намоталась оборвавшаяся цепь, руль был поврежден и не давал поворотов. Машины пришлось остановить. Нас тихо сносило к казанскому берегу, пока миноносец не уперся бортом в старую полузатонувшую баржу. Стрельба прекратилась совершенно. Было светло, как днем, тихо, как ночью. Мы сидели в мышеловке. Непонятно было только, почему нас не громят. Мы недооценивали опустошений и паники, причиненных нашим налетом. В конце концов молодыми командирами решено было оттолкнуться от баржи и, пуская в ход по очереди то левую, то правую машину, регулировать движение миноносца. Это удалось. Нефтяной факел пылал. Мы шли к услону. Никто не стрелял. За услоном мы погрузились наконец во тьму. Из машинного отделения вынесли в обмороке матроса. Размещенная на горе батарея не дала ни одного выстрела. Очевидно, за нами не следили. Может быть, некому было больше следить. Мы были спасены». 

Нос «Прочного» был аккуратно продырявлен снарядом. Еще две канонерки поучили серьезные повреждения, а одна затонула. О том, что «Прочный» таранил в темноте «Льва», мемуарист вообще не упомянул ни полслова. На самом деле красные еще легко отделались, но Троцкий считал, что риск того стоил, поскольку войска приободрились.

5 сентября красные начали штурм Казани, а через три дня Маркин выступил на авансцену. Отряд из 60 человек под его командованием высадился с четырех канонерок на пристани товарищества «Самолет», где захватил батарею из восьми 152-миллиметровых орудий. 

Белые открыли артиллерийский огонь из Кремля, и через час морякам пришлось вернуться на канонерки, прихватив в качестве трофеев артиллерийские замки от шести вражеских орудий.

Снова оказавшись на «Ване», Маркин удачно руководил огнем, выведя из строя броневик и вражескую батарею. Наращивая удары, ночью красные высадили еще один десант численностью до батальона, после чего «Прыткий» и «Ретивый» проследовали вниз по реке.

Белая флотилия этим маневрам не препятствовала, поскольку ее корабли занимались эвакуацией золотого запаса. Из воспоминаний Мейрера: «Интересно было наблюдать, как пассажирские пароходы, специально для этого предназначенные, садились все глубже и глубже под тяжестью золота… Чиновники заведовали счетом золота, а чины флотилии – погрузкой его и охраной. Охрана состояла из внутреннего караула, который запирался в трюм на все время перехода, и наружного, с часовым у каждого люка; люки запломбировывались чиновниками. По окончании перевозки чиновники доложили, что все золото и прочие ценности были доставлены в Самару без малейшей пропажи».

К утру 10-го Каппель организованно вывел свои части из города. Первым в Казань вступил сводный отряд под командованием Маркина. 

Бой у Пьяного Бора

Троцкий счел свою миссию выполненной и отбыл в Москву. 14 сентября Раскольников выделил из состава флотилии отряд, который отправился вниз по Волге, а сам с главными силами двинулся в противоположном направлении.

Командиром Камской флотилии белых был капитан Федосьев, грозивший устроить большевикам «новый Верден», но слишком часто прикладывавшийся к бутылке. Мейрер фактически выполнял функции его заместителя.

Уступая красным по количеству судов, белые периодически перегораживали фарватер затопленными старыми баржами и устраивали артиллерийские засады, ведя огонь с заранее пристрелянных закрытых береговых позиций. Когда у большевиков начиналась сумятица, корабли белых переходили в контратаку, сближались на короткую дистанцию, открывали огонь, а потом снова отходили к очередному рубежу, где использовалась аналогичная схема. 

Маркин после взятия Казани побывал в Нижнем Новгороде, а 29 сентября присоединился к Раскольникову на отремонтированном «Ване».

30 сентября у Зеленого острова красные попали под огонь белой 152-миллиметровой гаубичной батареи, установленной на закрытой позиции, после чего вернулись на стоянку. На случай внезапного вражеского нападения Николай Григорьевич установил примитивное минное заграждение из пироксилиновых шашек. Следующее утро стало для него последним…

Узнав от летчиков о том, что возле деревни Пьяный Бор расположились пять вражеских судов, Маркин на «Ване-коммунисте» и в сопровождении миноносца «Прыткий» решил присоединиться к находившемуся в дозоре «Ретивому».

Далее он предполагал атаковать неприятеля, причем, вероятно, не согласовал свой план с Раскольниковым. И в результате попал под огонь засадной батареи, открывшей огонь по «Ване» с расстояния около 15 кабельтовых (2745 м). «Ваня» загорелся, и в этот момент шесть неприятельских пароходов перешли в наступление, обстреляв пытавшихся помочь «Ольгу» и «Прыткого». 

Лариса Рейснер так описывала финал боя: ««Ваня» тяжело изранен, но люди, обливаясь кровью, продолжают борьбу. Носовое орудие Осейчука не прекращает огня, неумолимо трещат пулеметы. Окровавленные матросы тушат пожар, заделывают пробоину, стреляют… Маркин управляет боем. Своим внешним спокойствием и четкой распорядительностью он действует успокаивающе на каждого матроса.

Машинисты Кулик и Попов пытаются устранить повреждения, но ничего сделать не могут. Тогда, перекрыв пар, они выбрались на палубу и стали сражаться вместе с товарищами.

Миноносец «Прыткий» делает отчаянную попытку пробиться к «Ване» и взять его на буксир. Около миноносца разрывается снаряд за снарядом. Корабль вынужден был вернуться…» Не помогли и два гидросамолета, сбросившие на белых четыре пудовые бомбы и обстрелявшие их из пулеметов.

Раскольников выслал два быстроходных катера и шлюпки с миноносцев, которые спасли 18 человек. Часть моряков вплавь добрались до берега. «Ваня» ушел на дно вместе с Маркиным.

Комиссар Волжской флотилии был почтен некрологом за подписью самого Троцкого: «Среди многих наших утрат это одна из самых тяжелых. Его сравнительно мало знали в партии и в общесоветских организациях, ибо он не был журналистом или оратором; но дела его были ярче и выразительнее всяких слов. Не верится, что его больше нет с нами».

Раскольников остановил продвижение по Каме и затребовал выслать еще не отремонтированный «Прочный» «в каком угодно виде». «Прочный» выслали, и 7 октября наступление продолжилось.

К концу октября неприятеля вытеснили из Камы в идеологически близкую ему реку Белая.

Речная кампания 1918 года завершилась. Мейрера перевели в Омск, назначив командиром роты Морского учебного батальона. В январе 1920 года он эвакуировался из Владивостока, добрался до Крыма, откуда вторично эвакуировался с остатками Черноморского флота. Эмигрировав в Соединенные Штаты, устроился работать на авиационную фирму Игоря Сикорского, где обрел и признание, и материальный достаток. 

Умер он 21 июля 1945 года в Хантингтоне, штат Нью-Йорк, причем в последние годы жизни постоянно возвращался к своей Волжской кампании, которая объективно была его звездным часом.

Подробнее о событиях, приведших к Октябрьской революции см. книгу «1917 год. Очерки. Фотографии. Документы»


24 февраля 2019


Последние публикации

Выбор читателей

Владислав Фирсов
8370545
Александр Егоров
940827
Татьяна Алексеева
775904
Татьяна Минасян
319186
Яна Титова
243109
Сергей Леонов
215717
Татьяна Алексеева
179142
Наталья Матвеева
176557
Валерий Колодяжный
171204
Светлана Белоусова
157271
Борис Ходоровский
155356
Павел Ганипровский
131006
Сергей Леонов
112002
Виктор Фишман
95617
Павел Виноградов
92450
Наталья Дементьева
91736
Редакция
85313
Борис Ходоровский
83213
Станислав Бернев
76847